От того, что все реже и ленивее мы обращаемся к событиям октября 1993 года, их значение и место в новейшей российской истории отнюдь не вымываются и, безусловно, требуют еще более полного осмысления. Возможно, это задача следующих поколений, которым только и дано - взглянуть без гнева и пристрастия на два дня, которые потрясли Россию.
Прежде всего, думаю, октябрьские события нельзя отрывать от августа 1991-го. За два с небольшим года почти общенародная победа над путчистами обернулась заметным расколом общества, когда многие из тех, кто испытал триумф в августе, ощутили себя проигравшими. Ведь на поверку оказалось, что широкая антипутчистская коалиция представляла собой довольно разношерст ную по политическим и идеологическим воззрениям массу, выступившую не столько за ту или иную модель общества и государства, сколько против советского коммунистического режима, тем более в его жалкой (с трясущимися руками) версии ГКЧП.
Последующие события и, главное, реформы вскрыли одну простую истину, еще не очевидную для многих в августе 1991-го: в стране сменилась социально-политическая система, причем новая (назовем ее условно капиталистической) отнюдь не соответствует ни интересам, ни надеждам определенной части общества, рассчитывавшей не на капитальный, а только на косметический ремонт общественного здания.
Жаждали ли они реванша? Наверное, но для него нужны были лидеры. Появились они к лету-осени 1993 года. Хотя понятно, что Хасбулатовым, Руцким и всякими макашовыми с анпиловыми руководили совершенно иные чувства и амбиции. Политические реформы (прежде всего конституционная) обещали значительное перераспределение властных полномочий в пользу Кремля от тогдашнего парламента (Верховный Совет). Поддержку (более-менее массовую) для борьбы за собственную власть они и стали искать среди "униженных и оскорбленных" новыми порядками.
Так что по иронии судьбы антиреформаторская коалиция вобрала в себя столь же разношерстную публику, как и антипутчистская: сверху - рвущаяся к власти безыдейная группа политиков, снизу - беспорядочная компиляция интересов националистов и маргиналов, тех, кто отрицал бедность, тех, кто ненавидел богатых... Из этой мозаики не родились (да и не могли родиться) сколько-нибудь стройная программа целей и действий, сколько-нибудь жизнеспособный проект обустройства России. Опять же - борьба не "за", а "против". К тому же новый, октябрьский, "ГКЧП" и выглядел столь же жалко, как августовский: достаточно вспомнить публичную истерику Руцкого.
У Кремля, надо признать, было, на мой взгляд, одно прин ципиальное преимущество над противником. Он, Кремль, знал, за что воевал. Другое дело, что формулу "Цели поставлены, задачи определены, за работу, товарищи!" пришлось переиначить и призывать уже не к работе, а к оружию. И, кстати, президенту удалось получить достаточно масштабную общественную поддержку. Сегодня, после многих лет антиельцинской обработки массового сознания, в это верится, наверное, с трудом, но по горячим следам событий октября 1993 года, согласно социологическим опросам, большинство граждан (51 процент) посчитали оправданным применение военной силы для достижения контроля над ситуацией.
И, добавлю я, для окончательного завершения августовской революции 1991 года.
Что же мы выиграли и проиграли в результате тех событий?
Безусловно, в актив надо записать появление Конституции, позволившей создать многопартийную систему (ныне, правда, превращающуюся в малопартийную), выстроить здание президентского правления. В пассиве же - серьезнейший удар по самим основам демократии, от последствий которого, возможно, мы до сих пор не оправились.
С тем и живем.