- В цепочке жизненных приоритетов что вы ставите на первое место?
- Бескорыстие.
- А карьера?
- Карьера меня не интересует.
Виктор Михайлович Немчинов нетипичен для нашего времени, в котором само слово "бескорыстие" испарилось из языка. А другое, "карьера", давно потеряло некогда негативный оттенок. "Люди уже другие, - откровенничает стремительно входящий в моду, уже увешанный премиями нижегородский писатель. - У нас другая подпитка - собственный успех, карьера, деньги".
То есть все то, что не важно моему чрезвычайно успешному, как выяснится, собеседнику...
Герой вестерна
- Это правда, что вы были единственным синхронистом на вашем учебном курсе?
- Это правда, у меня в дипломе написано: "синхронный перевод - отлично", хотя сам этот предмет на выпускных экзаменах отсутствовал. Но это не моя заслуга; не мое особое усердие - просто мой интерес к людям.
- Непонятно...
- Чуткость к языку, необходимое качество переводчика, - это чуткость к человеку. Синхронист - герой вестерна, так я для себя определяю. Тот чуток на движение руки, я - на чужую мысль. Герой вестерна должен синхронно и чуть-чуть с опережением выхватить свой кольт. Я - уловить мысль еще за сотую долю секунды до того, как она прозвучит. (Предложение ведь нам надо закончить одновременно.)
- Да как это возможно - предугадать мысль чужого человека?
- Трудно. Но в этом для меня и заманиловка профессии. Перед тобой чередой проходят разные люди, ты стараешься их почувствовать, понять как личностей. Ты постоянно учишься. Со временем становишься всезнайкой или почти всезнайкой, уже можешь адекватно передать не только текст, но и эмоциональный подтекст, даже интонацию человека. Ты устанавливаешь связь между людьми. Это так интересно, будто путешествуешь по разным странам.
- Вы, наверное, не переводили большим политикам - в них вряд ли проникнешь.
- В 1981 г. я переводил Индире Ганди, когда в Индии была наша делегация. В небольшую комнату, куда нас привели, вошла маленькая и удивительно грациозная женщина. Копна черных волос и ослепительно белая седая прядь. Первые приветствия, вся наша делегация садится, а я стою: не оказалось места. Она вышла куда-то, и через секунду в проеме двери показалось огромное кресло, а за ним едва была видна эта хрупкая женщина. Раздался просто крик: "Индира Ганди тащит стул Немчинову!" Шок. Через секунду кресло, конечно, у меня в руках. А Индира Ганди говорит: "Вы будете сидеть рядом со мной и переводить". Своего переводчика она попросила уйти, что по государственным канонам вообще-то считается не совсем правильным. Эта удивительная женщина понимала все, что происходит, или все, что ей нужно было узнать, даже без слов, во многом интуитивно, на уровне визуального общения.
А в 1995 году я переводил Борису Ельцину. Он тогда никому не давал интервью - год перед выборами. Но в Англии должна была выйти его книга воспоминаний, эксклюзивное право на публикацию было у издательства "Сан", и они получили право на интервью в Кремле. Беседа ожидалась очень трудная. Следуют вопросы, один коварнее другого. Такие, что ни "да", ни "нет" говорить нельзя - попадешь в ловушку. И Ельцин не попал в ловушку ни разу! За 45 минут - 27 вопросов! Это был высший пилотаж. Я сразу почувствовал: за маской безразличия, апатичности - интенсивно работающая мысль, острый, цепкий, быстро действующий ум.
- После перевода у руководителей государств вы, наверное, вошли в обойму. Получили какой-то пост?
- Я никаких постов не ищу. Меня приглашают на переводы. Вот собираюсь на Родос, на международный форум "Диалог цивилизаций", меня эта тема очень интересует. Но я не хочу быть штатной ведомственной единицей. Я переводчик freelancer - свободный.
- Настоящий герой вестерна?
- Но было время, когда я подумал: а не мало ли этого? Не станет ли мне скучно в конце концов лишь озвучивать чужие мысли? И я занялся своими проектами.
На вершине пирамиды Хеопса
- Как-то я ехал в автобусе. Там какой-то мальчишка. Разговорились. "Что у вас сегодня интересного было в школе?" - спрашиваю. "Да вшивота - история Древнего Египта". Я был в шоке. Это каким же безразличным учителем надо быть, чтобы такой период истории, как Древний Египет, сделать для детей неинтересным! А потом мы удивляемся, почему это пирамида Хеопса высотой 147 метров имеет отклонение от вертикали всего один дюйм, а современный 9-этажный дом - по СНИПу! - целых 60 сантиметров. А когда я влез на вершину пирамиды Хеопса, то...
- Подождите... Как это влезли, когда, зачем?
- студентом на практике в Египте. И хотя двое американцев перед этим сорвались и погибли, я решился, полез и встретил на вершине пирамиды Хеопса Новый 1973 год. А там, в центре площадки, обнаружил четыре больших камня 2,5 метра высотой, как в основании пирамиды.
- На Новый год вместо шампанского - сантиметр?
- Но это же так интересно! Как эти глыбы сюда поднимались? Интерес к достижениям других цивилизаций, других культур мало развит у нас. Тот автобусный мальчишка и тысячи таких, как он, вырастают с чрезвычайно узким кругозором. Короче, я создал музей копий. Но не больших копий, как это придумал Цветаев. А малых копий, которые можно подержать в руке. Материальные объекты собраны из разных цивилизаций и культур. К примеру, ацтекская маска, японское нэцке, лапа грифона из Междуречья... И в этом музее без стен мы проводили мастер-классы для детей.
Сейчас я как раз вернулся с заседания Общества исторической дидактики. Оно было посвящено эмпирическим исследованиям в обучении истории. Я представлял там свой опыт работы в музее.
- Да вы, что ли, историк?
- Я не занимаюсь чистой историей. Я занимаюсь тем, как люди воспринимают историю. Историческим сознанием. Вот Билефельдский университет в Германии проводил в шести странах исследования об отношении 14-18-летних к истории, я в этом участвовал. Интересным было исследование "Молодежь и история" - уже в 27 странах. Я проводил опросы не только в наших больших городах, но и в деревнях. Результаты этих опросов оказались очень интересными.
- А зачем, по-вашему, человеку необходимо чувство истории?
- Если его нет - человек становится просто колонистом. Вот люди приехали на какую-то землю, зацепились за нее, но ничего про нее не знают и знать не хотят.
- Ну, колонисты. И что?
- Ничего. Можно жить без чувства истории - и многие, несчастные, так и живут. Но если Родина - пустой звук, ты даже не колонист, ты просто перекати-поле. Без исторического сознания ты манкурт. Когда ребенок, ничего не знавший, кроме телевизора, приходит, скажем, в Пушкинский музей, он вдруг открывает для себя: я гражданин не просто своего микрорайона, а гражданин микрорайона, который называется планета. Его кругозор становится шире, пространство души возрастает, он больше открыт миру. И другой человек иной цивилизации, иной национальности уже не чужой, не враг.
- Вы думаете, такой ребенок не пойдет в скинхеды, не станет ксенофобом?
- Ксенофобия - беда не только молодых ребят, это беда и тех взрослых политиков и их подпевал, которые право наций на самоопределение подменяют правом этноса на территорию: "Россия для русских!", "Грузия для грузин!". История нужна не для того, чтобы смотреть в прошлое. История нужна для того, чтобы смотреть в будущее и правильно ориентироваться в настоящем. Вот почему я этим занимаюсь.
- Но у вас нет специального образования...
- Существует еще и самообразование. И работаю я на общественных началах.
- Ни степеней, ни званий - и проводите мастер-классы, участвуете в серьезных исследованиях...
- Ну, степень-то у меня как раз есть. Я - кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения.
Корпорации с человеческим лицом
- Меня позвал к себе в Институт востоковедения Владимир Яшкин, блестяще преподававший у нас в Институте иностранных языков политэкономию. Но меня заинтересовала не чистая экономика, а то, как она связана с людьми.
- В вас опять проснулся синхронист? Почувствовать человека, понять, что им движет?
- Наверное. Толчок к этому был еще в Индии, я там год после института по распределению работал переводчиком на строительстве металлургического завода в Бокаро. В то время индийское правительство применяло принцип: государство, как образцовый предприниматель. Оно создавало самые лучшие условия для рабочих. И вот в одной из шахт подняли зарплату в два раза - и производительность труда выросла вдвое. Все счастливы: экономика работает, материальное стимулирование работает. Потом произошел взрыв метана, шахтеры погибли, и государство послало помощь вдовам. Когда принесли конверты с этой помощью, оказалось, что вдов нет - рядом были мужья, которые считались погибшими.
- Как это?
- Оказалось, как только шахтерам подняли зарплату, они вместо себя наняли нищих и бездомных из Калькутты за гроши, а сами сидели дома. Голые экономические показатели обманчивы. В жизни все по-другому. Когда такие вещи узнаешь, задумываешься о проблемах социального торможения экономики.
- То есть?
- Наибольшую прибыль можно получить, только наладив очень хорошие человеческие отношения. Любая корпорация должна вести себя не как колонист, а как разумный законопослушный человек. Вы знаете, что по американскому праву частная корпорация имеет те же полномочия, что и человеческая личность? В работниках ценится прежде всего командный дух, умение сопереживать другим. А еще - умение заниматься социальной деятельностью в своем микрорайоне, не имеющем никакого отношения к корпорации. Для их начальников это почему-то важно - умение подчиненных слушать и слышать чужих людей. А у нас любой институт - это присутственное место: стол, столоначальники, а граждане, работники - объекты воздействия, а не сотоварищи.
- Вообще-то общепризнано, что мы открытее, искреннее и теплее, чем иностранцы.
- Да - на неформальном уровне общения. И те западные люди, что пожили у нас, тоскуют потом по накалу человеческой теплоты между отдельными людьми. Но что касается формальных отношений, то у нас, извините, на порядок хуже.
- Почему вам не важна карьера?
- Карьеризм скучен. Представьте себе, человек потратил всю свою жизнь на то, чтобы сделать карьеру. Если не добился своей цели, это же несчастный человек. И вдвойне несчастный, если он своей цели достиг.
- Это почему же?
- Потому что ему больше нечего желать. Дальше-то что?
- А у вас есть дальше?
- Конечно.
- И что же?
- Весь мир, который вокруг нас. Постоянно поднимающий горизонт интересов. Каждый день открывать мир заново - разве это не стоит карьерной лестницы? Знаете, как говорил Пикассо? "Каждый день, проснувшись, я спрашиваю: чем сегодня буду удивлять себя?"
- Ну, бывает же вам скучно.
- Никогда.
300 портретов
- Переводчик, историк, экономист - да кто же вы, наконец, мистер Немчинов?
- Художник-график.
- ???
- Когда я учился в 5-м классе, мне понравилась одна девочка, худенькая такая, Таня Гладышева. Однажды Таня явилась в школу с ацтекской маской, мама привезла из Мексики. Я просто вцепился в эту маску. Я уже не знал, кто мне больше нравится - девочка или ее маска. Это снова был толчок, который сдвинул меня с привычной жизни. И я взял ножик и сделал копию этой маски. Потом стал вырезать другие, фантазийные, за несколько лет их скопилось до ста штук. И в 14 лет на выставке "Природа и творчество" мне отвели большой стенд. Я стал дипломантом всероссийского конкурса.
- Почему не пошли по этой стезе?
- По очень простой причине. Один умный человек посоветовал мне сделать маску для продажи. Я сделал ее из простой липовой доски, обжег, она со свистом улетела, я получил достаточно денег, чтобы два раза съездить в купейном вагоне в Питер. И всё, аппетит пропал.
- Казалось, должно быть наоборот...
- Я понял, что не хочу и не буду зарабатывать деньги своим творчеством.
- Но разве не замечательно зарабатывать тем, что тебе интересно?
- Творчество - оно твое, оно должно быть естественным. Если ты его выставляешь на продажу, то оно во многом начинает зависеть от заказчика, от рынка. Оно уже не абсолютно свободно. А один из величайших даров, которые у нас есть - это свобода.
- Вы считаете себя свободным человеком?
- Думаю, свободнее многих. Но за свободу надо платить. И часто высокую цену. И я заплатил такую цену - не стал профессиональным художником: не вошел в профессиональные организации. Но это был мой выбор. И этот выбор до сих пор меня останавливает. Правда, вчера меня пригласили поучаствовать в выставке, в Выхино. Может быть, я соглашусь...
- Маски?
- Да нет, что вы, - акварели. Я делаю их каждый раз, когда куда-нибудь отправляюсь. Так всегда интересно запечатлеть то, что увидел. Своего рода записная книжка.
Сколько помню себя, всегда рисовал. Когда работал в Индии, целый день ходить за главным инженером и переводить его указания казалось мало, скучно, и я таскал с собой папочку, набор пастельных карандашей и делал портреты людей, с которыми мой начальник разговаривал. Набралось 300 портретов. Они потом выставлялись в Москве, в Индийском центре. Я было о них забыл, а, когда спустя годы вынул, оказалось, там портреты людей самых разных сословий и каст. Вот человек из Западной Бенгалии, вот выходец из Махараштры... Индия ведь, как и Россия, многонациональное государство.
- С теми же национальными проблемами, что у нас?
- Антагонизм между отдельными этническими группами там и силен, и опасен. Но они сделали все для того, чтобы уровень социальной напряженности держать под контролем, не делают глупых шагов, которые могут в одну секунду зажечь эмоции и направить людей друг против друга. К примеру, в Индии не принято показывать свое богатство. Оно - не признак успеха.
- А что для вас успех?
- Успех для меня не состоит в том, чтобы добиться успеха. Для меня успех нигде и везде. Кругозор на 360 градусов, а не колодезное видение, когда обзор всего-то 2 градуса.
- Почему для вас такая ценность - бескорыстие?
- Это то, что открывает тебе весь мир и не закрывает тебя другим людям.
- Что объединяет все ваши бесчисленные интересы, увлечения, профессии? Чего вы в конце концов хотите?
- Понять другого. Как при синхронном переводе.
- Это важно сегодня...
- Это важно всегда. Это самое сложное, чего человек может добиться. Потому что мы обычно не ставим себе такой цели - понять другого. Мы хотим, чтобы поняли нас.
Инна Павловна Руденко - человек-легенда в нашей профессии (это после ее материала "Долг" государство увидело проблемы афганцев), не раз была собеседником журналистов "РГ". Сегодня обозреватель "Комсомольской правды" выступает автором "РГ" и представляет одного из своих героев.