12.11.2008 04:00
Культура

Гамлет заговорил на языке улиц

В Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко подготовили мировую премьеру оперы "Гамлет" Владимира Кобекина
Текст:  Ирина Муравьева
Российская газета - Федеральный выпуск: №0 (4790)
Читать на сайте RG.RU

Партитура Владимира Кобекина "Гамлет Датский, или Российская комедия" пролежала почти семь лет в ожидании своей премьеры на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко.

Все эти годы театр переживал пожары, реконструкцию, шумные постановки на обновленной сцене. А премьеры оперных партитур Кобекина проходили в других городах: в Саратове - "Маргарита" (получившая "Золотую маску" за композиторскую работу), в Якутске - "Александр Македонский" и "Великий Кудангса", показанные в прошлом сезоне в Москве. Наконец, давно заявленная мировая премьера "Гамлета" подошла к выпуску и в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. Спектакль, который впервые покажут 14 и 16 ноября на Малой сцене, подготовлен режиссером Александром Тителем, художником Эрнстом Гейдебрехтом (сотоварищем Тителя по знаменитой постановке кобекинского "Пророка" в Свердловске) и дирижером Феликсом Коробовым.

Публика, которая придет на премьеру оперы "Гамлет" Владимира Кобекина, будет абсолютно сбита с толку, поскольку вместо пронзительного шекспировского слога на него обрушится пародийный поток дворового сленга и бутафорских битв. "Быть или не быть?" трансформируется в житейский вопросец: иметь иль быть, придворный Розенкранц "опустит" Гамлета, обряженного вундеркиндом, "с пышным бантом на шее": "А ты как думал, принц говеный? Думал, я буду дальше с тобой Ваньку валять?" Действие либретто - ошеломляющий гротеск, на грани абсурда, шаржа и беззаботной детской игры, не обремененной трагическими дилеммами жизни. Такую "надстройку" поверх Шекспира придумал екатеринбургский драматург и рок-поэт Аркадий Застырец. О том, почему композитор предпочел Застырца Шекспиру, мы спросили накануне премьеры Владимира Кобекина:

Российская газета: Вы уже писали оперы на классические литературные и библейские тексты и исходили обычно "из подлинников" - Пушкина, Достоевского, Уайльда. Чем не угодил Шекспир?

Владимир Кобекин: Почему мой "Гамлет" такой необычный? Я был совершенно заинтригован, прочитав эксцентрическую комедию Аркадия Застырца "Гамлет". Мы с ним давно сотрудничаем, делали вместе якутские оперы - "Александр Македонский" и "Великий Кудангса". Он интересно работает, создает переделки классических пьес, "фантазии" - по "Фаусту", "Макбету", "Гамлету". И меня это иногда потрясает чрезвычайно. Скажем, Шекспир, которого мы знаем в переводах, на мой личный вкус, чрезмерно высокопарный. Я как-то пытался уже сделать либретто "Гамлета" по трем переводам - Бориса Пастернака, Михаила Лозинского и Якова Полонского. Это было в 80-е годы, когда я впервые приступил к сочинению "Гамлета" и написал довольно много музыки. Но получалось все слишком академично, и материал разошелся в результате по другим произведениям. Когда я увидел пьесу Аркадия Застырца, написанную современным сленговым языком, с интересными примочками, я понял, что вот это у меня получится.

РГ: А как пьеса Застырца воспринималась на драматической сцене?

Кобекин: Она не поставлена. Все режиссеры, которые знакомились с пьесой, сначала увлекались, хотели ставить ее, а потом вдруг начинали испытывать страх. Когда клавир "Гамлета" я показал в одном оперном театре, мне сказали: вы что, с ума сошли? Кто же нам позволит без скандала поставить? Но Александр Титель - человек театральный, он не испугался. Конечно, я не против академичности в театре, но не той инерционной, когда ставятся одни и те же оперы, а звезда ездит с двумя партиями по всему миру. Меня привлекает живой музыкальный театр, с современным языком. Театр Станиславского и Немировича-Данченко изначально создавался как режиссерский экспериментальный театр - это было заложено самим Станиславским.

РГ: По сути, вы создали оперу в эстетике "новой драмы", где пародирование текста, фарсовость, сокрушение классической модели отношений героя с миром являются нормой. В музыкальном тексте вы исходили исключительно из ощущения современности?

Кобекин: Меня прежде всего интересует новый оперный театр, новая эстетика. И я действительно не знаю такого рода пьес в оперном театре. Мы с Тителем так и договорились, что это не опера, а новая музыкальная драма. Здесь главное - не певец, который стоит и поет, да еще, как бывает в оперном театре, 90 процентов слов не разобрать, о чем он поет. В нашей драме важны текст, отчетливость, драйв.

РГ: Для вас есть в постановке какие-то неожиданные решения? Скажем, Титель не пытается развернуть сюжет ближе к Шекспиру?

Кобекин: Не пытается. Он делает настоящий театр, с живой атмосферой. А актеры очень веселятся, прикалываются, отвечают друг другу по любому поводу репликами из пьесы. Они просто заразились этим "Гамлетом", и меня это радует.

РГ: И какой музыкальный язык оказался, на ваш взгляд, адекватным сленгу? Вы ведь там используете песни, мотивчики: "Очи черные", например, "Когда мы были молодыми".

Кобекин: Ну да, "Очи черные" есть, а остальное я придумывал. Когда используешь чужой фрагмент в своей музыке, то он врезается "чужим телом", и очень трудно сделать его органичным. Проще сочинить, прикидываясь, что цитируешь. Во всяком случае, мне так проще.

РГ: В последнее время вы пишите оперы по заказу и считаетесь очень успешным оперным композитором, поскольку ваши партитуры практически все доходят до сцены. Но ведь, пройдя премьерный круг, больше не ставятся. Это вообще судьба современной оперы?

Кобекин: Да, в этом смысле ничего не меняется. Только оперы, обращенные к детской аудитории, имеют сегодня шанс быть поставленными не один раз, поскольку в этой сфере - явный дефицит репертуара. И это хоть какое-то движение. Я убежден, что музыкальный театр - самый мощный вид искусства. Оперу невозможно посмотреть один раз, как фильм, и забыть. Опера притягивает как магнит. Ее можно слушать, и слушать многократно, всю жизнь. Но до сих пор все упиваются операми XIX века - в общем, по праву, поскольку в ХХ веке творились эксперименты, которые не собирали публику. И произошел обрыв, сбой - театр попал в инерцию. Сегодня появилось хоть какое-то движение в области режиссерского творчества, но режиссеры вынуждены экспериментировать с классическими операми, потому что не имеют нового материала. Новой опере нужен успех! Талантливые молодые композиторы должны делать то, что привлечет внимание.

РГ: Ну а как реально молодому композитору заявить о себе в театре? Скажем, Большой театр с СТД проводит сейчас конкурс партитур для детского репертуара: победившую поставят на сцене Большого. Может, надо активизировать эту ситуацию с композиторскими конкурсами?

Кобекин: Да, надо объявлять конкурс, но только не среди композиторов, а среди театров на постановку новых опер. И давать театрам на это гранты - именно на мировую премьеру. Тогда театр будет заинтересован искать: объявит конкурс или обратится к конкретному автору. Нужен какой-то стимул. Даже номинация "Золотой маски" "за мировую премьеру" могла бы активизировать театры ставить новые оперы. Чтобы искусство двигалось вперед, надо ставить новое.

Театр