Министерство юстиции разрабатывает масштабную программу, призванную нести правовую культуры в массы.
Для честных граждан предлагается открыть социально-юридические центры. А мелких преступников, возможно, ждет административный арест с увеличенным до двух-трех месяцев сроком как замена тюрьме. Не исключено, что отбывать такое наказание придется в специальных арестных домах. Таковы замыслы министра юстиции Александра Коновалова, о которых он сообщил в эксклюзивном интервью "Российской газете".
Российская газета: Сегодня борьба с коррупцией по сути стала национальным проектом. Вы уже подготовили реестр взяткоопасных должностей, которые надо взять под особый контроль?
Александр Коновалов: Мы сейчас ведем работу над подобным реестром в рамках ведомственной антикоррупционной программы.
РГ: Можно ли узнать, хотя бы приблизительно, какие посты окажутся в этом списке?
Коновалов: Трудно сказать до буквы. Можно говорить об определении принципов, с помощью которых будут определяться коррупционно-емкие участки. Здесь должны сойтись два фактора. Первое: наличие у должностного лица возможности решать что-то по своему усмотрению. Второе: актуальность госуслуги, определяющая "цену вопроса", и соответственно потенциальную коррупционноемкость.
Взятка по-свойски
РГ: Не секрет, что многие воспринимают коррупцию как необходимое зло. Не остановятся ли без нее какие-то важные шестеренки в бюрократическом механизме?
Коновалов: Необходимо развивать новейшие управленческие технологии, которые сведут к минимуму так называемый человеческий фактор. Не секрет - взятки дают либо те, кто сам нарушил закон, либо - кто хочет ускорить предусмотренную законом процедуру или обойти ее. Для них коррупция - способ решить свои проблемы. Они сами оказывают давление на госаппарат, ищут слабые участки, где можно продавить с помощью взятки свои интересы. Другой вид взяточничества - откровенное вымогательство, когда свои законные и обязательные действия чиновник обуславливает выплатой вознаграждения. Это наиболее радикальная форма взяточничества, с которой надо наиболее жестко бороться. Если же в госаппарате число продавливаемых с помощью коррупции участков сведется к минимуму, то и граждане отвыкнут решать свои проблемы с помощью взяток.
РГ: Какие технологии, на ваш взгляд, могут избавить чиновников от вредной привычки брать мзду?
Коновалов: У себя в ведомстве мы планируем переход на электронные торги при закупке имущества для госнужд. Минюст также планирует ввести электронный документооборот, когда каждое решение фиксируется на сервере и отслеживается руководством. Все действия чиновников будут прозрачны и подконтрольны.
Думаю, будут востребованы инновационные механизмы контакта с потребителями госуслуг. Например, минюст планирует принимать отчеты от неправительственных организаций по сети Интернет. Формы отчетности будут установлены в современном компактном содержательном варианте. Кстати, проекты административных регламентов по регистрации неправительственных организаций уже опубликованы на сайте минюста для общественного обсуждения.
РГ: Будете ли принимать по Интернету жалобы, скажем, на тюремное ведомство или судебных приставов?
Коновалов: Жалобы по Интернету? Ничего страшного в них нет. Думаю, постепенно мы к ним придем. Кроме того, напомню, что в соответствии с Национальным планом противодействия коррупции, министерство юстиции призвано обеспечить со следующего года антикоррупционную экспертизу всех законопроектов федерального уровня, которые будут проходить через соответствующие инстанции и поступать в российский парламент. В дальнейшем, вероятно, задача будет состоять в том, чтобы распространить эту практику и на региональное, а в дальнейшем - и на муниципальное законодательство, хотя это очень масштабная задача.
Дворец за границей не спрячешь
РГ: Одна из самых обсуждаемых новаций в борьбе с коррупцией: введение контроля за имуществом чиновников и их родных. Некоторые эксперты сочли меру половинчатой, поскольку в список вошли только супруги и несовершеннолетние дети столоначальников. Как вы считаете, надо ли вносить поправки?
Коновалов: По поводу этой нормы были серьезные дискуссии, как определить круг родственников. Не исключено, что в ходе чтений в Госдуме вариант претерпит изменения, и список будет расширен. Но до каких пределов его можно расширять? Недобросовестный человек всегда может найти дальнего родственника или какое-то доверенное лицо, на кого он сможет фиктивно зарегистрировать недвижимость, дорогой автомобиль. Нельзя же доходить до абсурда и включать в перечень всех друзей, одноклассников, знакомых. Считаю, что наряду с установлением жестких требований по декларированию доходов и имущества важно развивать институт признания сделок ничтожными.
РГ: То есть выявлять спрятанные дворцы и лимузины?
Коновалов: Часто недобросовестные чиновники заключают мнимые сделки, когда юридически собственником значится одно лицо, а фактически им владеет совершенно другой человек. Существует механизм признания таких сделок недействительными, то есть ничтожными. Пока судебная практика с большим трудом принимает такие решения. Доказывание - серьезный процесс. Если заниматься им, то надо использовать в том числе и оперативно-разыскные методы.
РГ: Хватит ли у минюста сил и полномочий, чтобы взять такую работу?
Коновалов: Этим должны заниматься правоохранительные органы. Они с помощью, в том числе оперативно-разыскных методов могут найти и доказать, например, что дом за границей принадлежит не юридическому владельцу, а конкретному высокопоставленному лицу. Этот путь более сложный, но и более продуктивный. Он позволит выбить экономическую базу коррупции.
Бесплатный адвокат - только для бедных
РГ: В свое время много шуму наделал эксперимент с государственными юридическими бюро. У него нашлось немало как сторонников, так и противников. Вы намерены продолжать проект или планируете от него отказаться?
Коновалов: Безусловно, намерены продолжать. Государственные юридические бюро нужны, и с этим уже никто не спорит. Напомню, что в уголовных делах у гражданина есть право на бесплатного адвоката. После появления государственных юридических бюро такое право появилось у малоимущих и в гражданском судопроизводстве. Это пока экспериментальный порядок. Вряд ли можно говорить, что все без исключения граждане получат возможность воспользоваться бесплатной помощью в бюро.
Поэтому сейчас минюст разрабатывает проект создания сети центров правовой и социальной помощи населению. Можно их развернуть на базе депутатских приемных, общественных организаций которые готовы принимать участие в такой деятельности, или, скажем, в приемных полпредов.
РГ: В чем отличие таких центров от уже существующих бюро?
Коновалов: Работать в центрах могут на волонтерских началах студенты - юристы, экономисты, психологи. Их задача - получить первичную информацию о нарушении прав граждан, разъяснить людям их ситуацию с точки зрения закона, подсказать пути защиты своих прав. Если надо - помочь в составлении жалоб. На этом же уровне работающие специалисты могли бы более достоверно выяснить, реально ли нуждается человек в бесплатной помощи. Если да, то следующим этапом будет направление его в государственное юридическое бюро. Там уже профессиональный юрист будет представлять интересы обратившегося лица, в том числе, если потребуется, то и в суде.
РГ: По сути - быть бесплатным адвокатом?
Коновалов: Важнее другое: эта работа должна быть увязана с комплексом мер по повышению правовой грамотности людей и стимулированием уважения к закону. Главная задача - привить человеку навык и желание действовать добросовестно. Мы можем говорить только о содействии этим процессам, чтобы люди узнавали о своих правах, учились их защищать, а также воспринимали стимулы к добросовестному поведению.
Я считаю, что государственные юридические бюро должны существовать в каждом федеральном округе, с представительствами в субъектах федерации. А на них должна замыкаться сеть социально-правовых центров.
Пристав жертву
не обидит
РГ: Многие правозащитники часто высказывают мысль, что права потерпевших сегодня защищены хуже, чем права подозреваемых. Надо ли их как-то выравнивать?
Коновалов: Законодательство по защите прав потерпевших пока работает недостаточно эффективно, это надо признать. Хотя работа по защите потерпевших серьезно активизирована. В принципе, если будет политическая воля, служба судебных приставов могла бы подключиться к работе по защите участников процесса, в том числе и физической защиты потерпевших и свидетелей в период судебного процесса. Не только в зале суда, но и там, где потребуется.
РГ: Сегодня в обществе активно обсуждается идея ввести надзор за маньяками и педофилами, освободившимися из тюрьмы. Вы поддерживаете предложение?
Коновалов: Думаю, дифференцированный надзор за освободившимися из мест лишения свободы обязательно должен быть введен. Другой вопрос, что он не должен быть драконовским. В советское время бывали случаи, когда человек совершал небольшое преступление, отбывал срок и на воле не мог устроиться. В результате он получал по 6-8 судимостей за нарушение правил об административном надзоре. Вся жизнь сломана. По документам получался опасный рецидивист, хотя серьезной общественной опасности не представлял.
Сегодня надзор за освободившимися из тюрьмы должен сочетаться с эффективной системой по ресоциализации человека после освобождения. Осужденный должен иметь некий социальный лифт. Да, он выпал из жизни по своей вине, но у него должны быть шансы вернуться. Я сейчас не говорю о действительно опасных лицах - серийных убийцах и педофилах, и тех, у кого, как говорится, устойчивые криминальные взгляды. Остальные люди, оказавшись на социальном дне, должны поверить, что смогут вернуть социальный статус - при наличии их воли и желания.
За дебош -
в арестный дом
РГ: У такого подхода есть немало критиков, мол, почему нужно тратить столько сил на помощь преступникам, когда и законопослушные граждане часто живут нелегко. Может, не стоит выделять арестантов и помогать всем, кто оказался в тяжелой ситуации?
Коновалов: Программы должны отличаться друг от друга. Нельзя ставить на один уровень людей, которые не нарушали закон, и преступников. Хотя дело не столько в терминологии, сколько в понимании важности обеих задач. Да, социальное государство должно поддерживать людей, которые оказались в сложной жизненной ситуации. При этом, считаю, нет ничего оскорбляющего права законопослушных граждан, в том числе потерпевших, в программах ресоциализации бывших осужденных. Мы говорим не только о милосердии, хотя и это важно для общества. Речь идет о безопасности страны и ее будущем развитии. Если рассуждать холодно и прагматично, то каждый год из мест лишения свободы освобождаются около 300 тысяч человек, жизнь которых разорена, они несут социальное клеймо. Часто они оказываются вовлечены в порочный круг, не имея стимулов к возвращению в нормальную жизнь. Они озлоблены, лишены материальной основы. Эти люди, безусловно, представляют опасность для общества. Как минимум они пополняют ряды бытовой преступности (бытовое сексуальное насилие, хулиганство, самоуправство). Все вместе - часто не попадая в отчеты о преступности - это создает гнетущий фон в обществе. Заставляет законопослушных людей сомневаться в своей безопасности. Поэтому ресоциализация осужденных нужна для поддержания правопорядка в стране. И, конечно, она должна сочетаться с надзором. За нарушение его правил должна быть административная ответственность.
РГ: Вплоть до пятнадцати суток ареста?
Коновалов: Я считаю, что административная юстиция у нас недооценена. По целому ряду административных правонарушений - мизерные штрафы, общественные порицания, после которых суд закрывает дело. Роль административных мер должна быть повышена. Полагаю, надо проработать вопрос ужесточения административных наказаний. Не только штрафы, но и сроки административных арестов необходимо увеличить. До двух-трех месяцев.
РГ: За хулиганство?
Коновалов: Думаю, время от времени должна происходить декриминализация ряда составов преступлений, чтобы то или иное деяние, которое сейчас рассматривается как преступление, считалось административным правонарушением. Имеются в виду прежде всего незначительные преступления: мелкие кражи, то же хулиганство. Но наказание за них - крупный штраф или два-три месяца административного ареста - должно быть неотвратимым.
РГ: В чем же разница?
Коновалов: С одной стороны - проступки будут наказаны. С другой - это сократит поток граждан в учреждения уголовно-исполнительной системы. Они не будут погружаться в уголовную среду. Кроме того, у них не будет судимости, которая ограничивает жизненный путь человека.
РГ: Нетрудно предположить, что в таком случае несколько десятков тысяч арестантов переедут из колоний в милицейские изоляторы. Хватит ли в камерах МВД мест?
Коновалов: Потребуется не только изменить закон, но и создать условия для его исполнения. Решения могут быть разные. Возможно, - создать арестные дома на базе некоторых учреждений уголовно-исполнительной системы. Или строить дополнительные изоляторы временного содержания в органах внутренних дел. Все эти вопросы надо прорабатывать.