Иногда и короткая встреча с главой соседней державы скажет о нем больше, чем длинное и пространное интервью.
Один и без охраны
Как недоглядела охрана? Куда подевался протокол? После крупной международной конференции на парижской авеню Клебер мы с тогдашним редактором "Комсомолки" задержались в зале. Замешкались, заболтались и, выйдя из какой-то непонятной боковой двери, вдруг столкнулись лицом к лицу с Михаилом Горбачевым и президентом США Джорджем Бушем - понятное дело, старшим.
После подписания вселенского соглашения двое пытались вести диалог. Михаил Сергеевич внимательно слушал, Буш - высокий, подтянутый, с иголочки одетый, весь тщательно отглаженный, старательно объяснял.
Уходить как-то неудобно, да и куда? Удивило, что Горби довольно сносно говорил по-английски - во второй половине 80-х после Брежнева с Черненко, да и Андропова - это было редкостью. Даже употребил Михаил Сергеевич вслед за собеседником нечасто встречающееся словечко survive - выживать. Но вот в высшей степени отточенный, исключительно сложный английский Буша понимал, по-моему, с трудом.
Фронин деликатно подтолкнул, я подошел, начал переводить. Поразила степень откровенности беседы. Не знал я, что генсек и американский президент настолько доверяют друг другу. Рядом примостился госсекретарь Бейкер, пару раз невзначай вставлявший реплики. В таком переводе, а разговор шел, скажем так, на темы геополитические, пролетело минут пять-семь. И только тут в комнатенку вихрем влетел начальник охраны Медведев, мой знакомец - однокурсник по инязу Паша Палажченко - персональный, и, на мой полупрофессиональный журналистский слух, лучший переводчик Горбачева и не только. За ними - огромная свита. Меня со скромной журналистской аккредитацией на груди вроде как и оттерли. Но высоченный Буш величественным жестом "вытащил" из нахлынувшей толпы, и я чего-то сдрейфил: ну куда полез, любитель английского. А президент США пожал руку, поблагодарил. То же сделал и Михаил Сергеевич.
Бейкер в белой своей манишке громко смеялся, хлопнув по плечу. В дело вступил Паша, охрана взялась за свою многотрудную работу. А приятные воспоминания о Буше остались. Бывший глава ЦРУ, видевшийся заклятым шпионом, предстал политиком исключительно интеллигентным, понимающим, да в конце концов и благодарным.
Хотя и говорят, что яблоко от яблоньки, но бушевский сынишка откатился от папеньки довольно далеко. И совсем не в том, что не дорос до отцовской стати. Корявый английский младшего режет слух. Сначала незнание географии вызывало удивление, но за два своих срока Буш-младший приучил мир к собственной косности. И госсекретарь его, госпожа Райс. Какая-то колкая, недоступная, не по-дипломатически непримиримая. Далековато и до Бейкера, и до его предшественника Киссинджера.
Мои встречи с Киссинджером, и почему они не состоялись
Бывший госсекретарь заезжим лектором заглядывал в Париж на полтора дня. В мольбе об интервью я обращался в американское посольство. Оттуда по их наводке в какой-то фонд, плативший Киссинджеру денежки. Затем переправили уже к его помощнику. И настойчивость Сизифа, таскавшего свой тяжеленный камень, была нежданно вознаграждена. Я вообще верю: удача приходит, когда расшибаешься в лепешку и идешь до самого-самого конца. Короче, гарантировалась мне четверть часа ответов на заранее пересланные вопросы.
Киссинджер был готов к беседе. Заглянул даже в какую-то бумажку, процитировав текст заключенного им соглашения. И тут в гостиную ворвалась женщина, с которой без всякой для себя и для нас пользы боролся здоровенный охранник.
И до чего хороша собой! Платью из тончайшего бархата было что облегать. Умопомрачительное мини наводило на глубокие размышления. И какое ж горе на ангельском личике. Выяснилось, что есть от чего горевать: если месье Киссинджер не даст интервью, ее уволят.
Дипломат Киссинджер, как и я, был совсем не чужд: "Есть договоренность с русским журналистом, - посмотрел на меня. - Но если вы не против...". Что оставалось делать, кроме как кивнуть. Девушка уселась. Да, это было уже интересно. И тут - новый ручей слез и сквозь них: "Интервью должно быть эксклюзивным, иначе меня..." Даже зубр Генри выглядел озадаченным. Однако быстро нашелся: "Ну, это вы решите с коллегой". Сначала молящий взгляд дамы, в который бы поверил и Станиславский. Потом, после моего "Но почему?", уже испепеляющий. Поток слов, призывы к джентльменству. А слезки капали и капали.
Мой предполагаемый собеседник только развел руками: "Месье, у нас еще будет возможность встретиться с вами, не расстраивайтесь". Я позорно отступил с поля битвы. Но понял, почему Киссинджер стал Киссинджером. Он сделал выбор и насколько ж умело выставил меня из кабинета чужими руками. Точнее, ногами.
Сарко будет еще покрепче Ширака?
Саркози, Саркози... А я общался с теперешним президентом Франции, еще когда он был относительно юным вожаком организации молодых голлистов. В мою "советскую задачу" входило постоянное сравнение Сарко с лидером Лиги юных французских коммунистов Жаном или Пьером, считавшимся будущей звездой чуть ли не мирового левого движения. Где он сейчас, если и я позабыл простую фамилию? А тогда в моих статьях Саркози уступал ему по всем статьям. Небольшого роста, даже полноватый, чуть неуклюжий. Сын венгерского эмигранта говорил по-французски не то чтобы с акцентом, но как-то по-своему, не всегда понятно. Я записывал Сарко на магнитофон, а потом попросил знакомых французов помочь "расшифровать" им сказанное.
Странно, но, несмотря на все это, тогдашний идейный соперник производил впечатление. И легкая то ли хромота, то ли припадание на волочившуюся ногу, высоковатые каблуки почему-то не отталкивали. Чувствовалась в парне мужская уверенность. Ручища здоровая, будто у профессионального борца. Если уж совсем по-простому, без всяких сомнений угадывался в нем твердый, очень твердый мужик. И на интервью он согласился сразу, без общепринятых в политике выкрутасов, зато с единственным, но каким, условием: "Вы обязуетесь напечатать меня абсолютно точно, без купюр и смягчений". Моментально врезалось: этот парень далеко пойдет.
А ведь были во французской политике еще два тяжеловеса - Миттеран и Ширак. С президентом Франции Франсуа Миттераном дальше ритуальных чоканий бокалами с шампанским на приемах в его Дворце дело вопреки всем стараниям как-то не шло. А вот его супруга Даниэла не гнушалась общением. Обаятельная дама почему-то всегда вспоминала об участии в Сопротивлении, о резистанс, о том, как воевали бок о бок с ней и мужем и французскими партизанами - храбрые русские солдаты, бежавшие из плена. Хорошо знала русскую литературу. Чувствовалась в этом супружеском альянсе глубокая культура. Вот кто бы уж никогда не запутался в географии.
Но еще более тонким и действительно настоящим ценителем нашей поэзии был Жак Ширак. Человечище взглядов сугубо противоположных полулевым миттерановским, он блистал своими познаниями. Однажды на вполне сносном русском прочитал чуть не полглавы "Евгения Онегина". Я удивился, спросил, мол, откуда? И Ширак с гордостью объяснил, что у них в семье кем-то вроде гувернера был русский, из старых дворян. Оттуда пошло и осталось на всю жизнь. Может, это с детства привитое, а совсем не любовь к Ельцину и его реформам, и определяло отношение к России?
Джон Мейджор - свойский парень
Английского премьера Джона Мейджора "достал" в посольстве Великобритании. Он подошел с рукопожатиями, и тут главный редактор важной в ту пору газеты решил порадовать британца хохмой. Я попытался перевести игру наших сложных слов. И Мейджор понял. Ответил довольно смелым английским анекдотом. Молодой тогда замминистра иностранных дел перевел беседу на что-то более серьезное. И англичанин мгновенно и ответил ему на том же уровне. Я встрял с чисто журналистским вопросом. Подошел официант в белых перчатках с бокалами. Мейджор произнес замысловатый тост. Он был вполне свойским парнем. Прервал нас посол Британии. Да, что-то мы тогда с Мейджором заболтались.
Сомневаюсь, чтоб сегодняшний глава кабинета Гордон Браун позволил себе такое отклонение. Видел я его недавно на Даунинг-стрит. Производит впечатление некого человека-кремня.
По-моему, и такие мимолетные встречи дают относительно точное представление о политиках. По крайней мере, мои первые впечатления оказались не обманчивы.