Инаугурация Барака Обамы (вождя прогрессивного человечества), круглые поминки по Ленину (85 лет со дня кончины вождя мирового пролетариата), церемония "Золотой орел", юбилейное торжество Татьяны Шмыги, юбилей Владимира Дашкевича, воспоминания о Владимире Высоцком - вот, собственно, основные блюда в меню нашего ТВ за минувшую неделю. Так или иначе, но было на что посмотреть. Да сравнить...
Во славу жанра
Тепло, как нечасто случается на юбилеях, было на торжественном вечере в Театре оперетты, лирической героиней которого оказалась Татьяна Шмыга. Она не просто принимала дежурные поздравления с охапками цветов и дежурно отвечала благодарностями, улыбками и поцелуями; она поучаствовала в капустных номерах, которые ей в качестве приношения подготовили коллеги из других театров.
Она не просто исполнила на этом вечере роль объекта по клонения и памятника самой себе; она осталась по-человечески обаятельной примой опереточных подмостков, продемонстрировав публике завидную сценическую форму, не утраченные с годами недюжинные вокальные данные, которые, к слову сказать, актриса никогда не уставала преумножать.
На вечере, кажется, Михаил Швыдкой вспомнил о легендарной опереточной приме венгерке Конти. Сравнение естественное. Так же, как и убеждение в том, что с нашей современницей Татьяной Шмыгой будут тоже сравнивать грядущих звезд оперетты, поскольку она уже сегодня - легенда.
Вечер, начавшийся во славу актрисы, завершился здравицей в честь жанра, которую и произнесла искренне растроганная именинница.
Еще более теплым мне показалось чествование композитора Владимира Дашкевича в программе "Линия жизни".
Иногда приходится видеть, как на эту бенефисную передачу именинники приносят себя в качестве дорогого подарка своим поклонникам. В основном это те, кто избалован публичным вниманием.
Неизбалованный Дашкевич вышел на сцену искренне смущенным. Было видно, как он волновался, боясь потерять нить повествования. Ситуацию спасало то, что ему было что рассказать о себе и о своем личном восприятии времени. Спасала и самоирония.
Впрочем, радости и сомнения мастеров культуры в дни их торжеств не идут ни в какое сравнение с проблемами звездных политиков.
За упокой
Случилось же такое, что на расстоянии двух дней ТВ пришлось срифмовать две исторические даты: одна - вступление нового президента США в свою должность, другая - кончина отца-основателя советского государства.
Мимо 85-летней даты смерти В.И. Ленина не смог пройти телеведущий Первого канала Андрей Малахов. В своей авторской программе "Пусть говорят" он собрал, как всегда, довольно авторитетную компанию - питерские коммунисты, питерские монархисты, члены Государственной Думы, журналисты, ученые, один артист и два священника. Ну и еще присутствовали те, кто обыкновенно олицетворяет у Малахова народ.
Почтенное собрание дебатировало, как выяснилось, все еще животрепещущую на Руси тему: закопать товарища Ленина на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге (могила уже выкопана молодыми монархистами) или оставить его лежать на Красной площади, в Мавзолее, до полного истления, которое может тянуться как угодно долго - хоть до столкновения туманности Андромеды с Млечным путем.
"Столкновения" оболочка, понятное дело, не переживет. Ну да кто его переживет?
...Дискуссия вышла живенькой. Это несмотря на то, что никто из дискуссантов друг друга не слушал и, понятное дело, не слышал.
Те, кто боролся за дело Ленина, не хотели ничего знать о том, что осталось от тела Ленина, и потому мимо ушей пропустили информацию тележурналиста Павла Лобкова, когда-то снявшего документальный фильм о технологии сохранения видимости вождя.
Те, кто за то, чтобы по-христиански захоронить останки покойного, не могли взять в толк, что их оппонентам все это не важно. Что они бьются за знак. Хотя бы и полый.
Когда спор достиг высокой степени идейного накала, кто-то спросил коммуниста Илюхина: хотел бы он, коммунист Илюхин, оказаться после смерти забальзамированным и выставленным на всеобщее обо зрение?
Коммунист Илюхин ответил в том смысле, что вопрос некорректный, что он не достиг того уровня значимости, что и Ленин. Из чего можно было бы предположить, что если бы он достиг ленинской известности, то не возражал бы полежать пару сотен лет в открытом доступе.
Это было бы смешно, если бы не было все так абсурдно.
В 1938 году товарищ Сталин на каком-то торжественном приеме поднял тост за здоровье товарища Ленина, к тому времени недвижно и бездыханно покоившегося в Мавзолее уже более десятка лет. Все чокнулись и, не смутившись, выпили во здравие трупа. Наверное, потому, что грань между жизнью и смертью психологически была стерта. И для кремлевских небожителей, и для земных смертных.
Во здравие
Церемонию посвящения Барака Обамы в президенты я наблюдал по спутниковым информационным каналам. Она была предельно пафосной и тщательно регламентированной, но вместе с тем на удивление сердечной.
Более всего, однако, поразило другое - содержательная сторона инаугурации.
У меня, высидевшего ее от начала до конца, создалось впечатление, что американцы выбрали не просто главу своей администрации, не только антикризисного менеджера, а своего вождя. И даже как бы возникло подозрение: уж не вождь ли мирового глобализма явился нам 20 января сего года?
Мы знаем, как долго творился миф о вожде мирового пролетариата. И помним, сколько великих мастеров культуры над сотворением этого образа трудилось...
А нынче, в пору сверхскоростных информационных технологий, все сделалось за какие-то сутки публичного действа.
Мифы творить приятно и радостно. Особенно в прямом эфире. Расставаться с ними бывает тяжко и даже больно. Даже с теми мифами, которые казались нам светом в окошке.
***
..."Своя колея", посвященная памяти легендарного Высоцкого и проложенная в эфире Первого канала, напомнила советский "Голубой огонек". Столики, за которыми рассажены знатные люди страны. Подсаживающиеся к ним ведущие с расспросами о том, каким парнем был Владимир Высоцкий. Программа казалась официозной, несмотря на присутствие в ней множества живых и талантливых людей.
Что еще поразило, так это упорное желание участников перепеть его песни. Возможно, оно от непонимания того, что они по большей части для барда были кожей. Так они и воспринимались в этому шоу - как содранная кожа с живого тела. Так и воспринималось само шоу - почитание пополам с глумлением.