1 января 2001 года мир с помпой, фейерверками и конфетти вступил в XXI век. А уже 2 января нового столетия человечество с удивлением обнаружило, что ничего в его жизни не изменилось. Пройдя торжественным маршем через временную границу, оно не сбросило с себя ни одной проблемы, докучавшей ему в веке ушедшем, не обрело никакого нового качества своего существования.
Просто потому, что эпохи сменяются вовсе не в точном соответствии с отрывными календарями и календарными планами. Вспомним: XIX, уже позапрошлый, век завершился отнюдь не в 1900 году, а 14 годами позже - с Первой мировой войной, перетекшей затем во Вторую. Из той войны (первой), как черт из коробочки, выскочила целая новая общественно-экономическая формация, успевшая за свою 74-летнюю жизнь взбаламутить все мироустройство, перепланировать его по лекалам, навязанным собственными представлениями об "искусстве социальной кройки и шитья".
Но и ХХ век закончился не со смертью коммунизма в 1991 году и не с победоносным для Запада завершением "холодной войны", поскольку мир словно по инерции продолжал жить - политически и геополитически - по ялтинским схемам, а экономически - по логике финансового капитализма, столь успешного на протяжении десятилетий, что ни один здравомыслящий человек, даже с задатками пророка, не мог позволить убить курицу, приносящую золотые яйца (об этом см. в "РГ" комментарий недельной давности).
Похоже, с ХХ веком мы попрощались только минувшей осенью - и не под хрустальный звон бокалов с бравурной музыкой, а под скорбную песнь о глобальном кризисе, которую затянул очнувшийся от экономического загула Запад. Поначалу мы пытались заглушить доносившиеся оттуда траурные нотки нашими веселыми и разухабистыми частушками на тему "А у нас все хорошо", но сейчас вроде и сами протрезвели и пытаемся осмыслить как прошлый опыт, так и собственное (и общее с другими) будущее.
Традиционно нам лучше удаются ответы на вопрос "Кто виноват?". Если некоторое время назад президент Медведев, соблюдая политкорректность, безадресно сокрушался по поводу "экономического эгоизма", то сегодня "маски сброшены". И российский премьер (как и его китайский коллега), выступая на Всемирном экономическом форуме в Давосе, без всяких экивоков пальцем указал на виновного: "Сегодня инвестбанков, гордости Уолл-стрит, больше не существует. Только этот пример лучше, чем любая критика, описывает реальную ситуацию. Время переоценивать ценности". И призвал полностью пересмотреть мировую финансовую систему, чтобы перейти от однополярности к многополярности.
Вопрос (уже из разряда "Что делать?") только в том, как нам реорганизовать и обустроить эту пресловутую многополярность.
Так, многие эксперты полагают, что мир вступил в эпоху дезинтеграции и быстро движется от так и не сложившегося до конца однополярного мира в сторону мира бесполярного, в котором значение крупных держав (в том числе - не к нашей ли радости? - и США) заметно упадет. Результат будет таким же, как в "доме Облонских", где (почитайте Толстого) "все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских".
Иными словами, один мир распадается, а другой так и не формируется. Разве не идеальные условия, чтобы государства, предоставленные сами себе, сменили "экономический эгоизм" на "экономический национализм", когда собственный интерес превалирует над интересами других, а то и - в определенных обстоятельствах - становится uber alles?
Так что настойчиво искомая многополярность вряд ли в одночасье станет автоматическим итогом кризиса. Тем более что нет никаких признаков реальных совместных действий по его преодолению в глобальном масштабе. Даже те немногие решения, которые были приняты в ноябре на первом саммите "большой двадцатки" в Вашингтоне, споткнулись об "экономический эгоизм" государств, не избежавших соблазна отгородиться от кризиса протекционистскими мерами и таможенными барьерами.
Предстоящий в апреле в Лондоне второй саммит вряд ли радикально изменит картину. Разнонаправленные интересы стран, несходство, порой разительное, их экономической и финансовой конъюнктуры искушают национальные антикризисные штабы искать собственные пути и способы борьбы за выживание. Можно, конечно, ожидать, что та же Ангела Меркель будет и в британской столице настаивать на своем прозвучавшем в Давосе революционном предложении создать при ООН Международный совет по экономике, который будет контролировать выполнение взятых государствами обязательств, но такой экономический Совбез, думаю, имеет сегодня мало шансов стать реально работающим органом, тем более что и сама ООН выглядит как пережиток прошлого.
Что же касается самого давосского форума, то его уже окрестили "форумом покаяния" и "корпоративного самоанализа". В какой-то мере это относится к выступлению российского премьера, фактически своей речью предостерегавшего мировую элиту от возможных ошибок экономического поведения. Именно так, в частности, расценили его слова о "соблазне простых и популистских решений", о том, что "нет никаких оснований полагать, что, переложив ответственность на государство, можно достичь лучших результатов". "Я понимаю, - признался Путин, опираясь, судя по всему, на российский опыт госкапитализма, - что всегда есть соблазн прильнуть к источнику государственного благополучия. Но это тоже исчерпаемый источник, во-первых, а во-вторых, не всегда эффективный". И проиллюстрировал свое заявление более чем ярким примером: "В Советском Союзе в прошлом веке роль государства была доведена до абсолюта. Что в конце концов привело к тотальной неконкурентоспособности нашей экономики, мы за это дорого заплатили".
Дорого мы платим, если верить Путину, и за "завышенные ожидания": "Были неоправданно раздуты аппетиты корпораций относительно постоянно растущего спроса. Гонка фондовых индексов и капитализации очевидно стала доминировать над повышением производительности и реальной эффективности компаний". Разве что премьер не назвал поименно (а кто их не знает?) эти самые компании, об азартном росте капитализации которых не говорил только ленивый.
Путин признал также, что кризис обнажил главные российские проблемы: чрезмерную сырьевую ориентацию экспорта и экономики в целом, слабый финансовый рынок, неразвитые рыночные институты и отсутствие конкурентной среды. То есть именно те проблемы, о которых мы слышим из года в год и которые остаются нерешенными, несмотря на "слово и дело государево"...
С ХХ веком мы действительно распрощались. Только вот в XXI еще не вошли. Безвременье какое-то...