По одним оценкам, экономический ущерб от "утечки мозгов" из России за границу составляет 25 миллиардов долларов в год, по другим - достигает 50 миллиардов. Между тем, как отмечают в Уральском отделении Академии наук России, эти данные давно уже не соответствуют действительности или, по меньшей мере, требуют критической переоценки.
Цена извилин
- На самом деле подсчитать экономический ущерб, нанесенный "утечкой мозгов", вряд ли возможно, - считает доктор экономических наук, главный ученый секретарь УрО РАН Евгений Попов. - Можно, конечно, учесть те средства, которые государство потратило на подготовку молодого ученого. Скажем, в аспирантуре на гуманитарных специальностях на это уходит порядка 50 тысяч в год, на технических - в несколько раз больше. Но эти данные непоказательны, поскольку не известно, какой вклад в науку внес бы этот человек в перспективе. А вот уровень его достижений за рубежом действительно позволил бы оценить в материальном выражении, что мы потеряли. Но сделать это практически невозможно.
Как отмечает эксперт, в общественном восприятии науки множество стереотипов. Один из самых стойких - что российские ученые чуть ли не самые нищие в мире. Да, профессор в США может зарабатывать 60 - 80 тысяч долларов в год, наш - раза в три меньше. Но доход ученого такого уровня в Китае может составлять половину заработка его российского коллеги. Не случайно на Урале так много аспирантов из Китая.
Интеллектуальная диффузия
Никому не приходит в голову говорить об "утечке мозгов", когда американцы едут работать во Францию или французы - в США. Границы в современном научном мире - понятие очень условное, в нем постоянно происходит интеллектуальная диффузия. Ученые разных стран разрабатывают совместные проекты. Не исключение и уральская школа, которая традиционно сильна своими физиками, математиками, программистами.
И если в девяностые годы действительно наблюдался массовый отток интеллектуальной элиты на Запад, когда, по самым приблизительным оценкам, Россию покинуло около 300 тысяч молодых ученых, то теперь картина иная. Со Среднего Урала за последние два-три года уехало не более десятка человек.
Во-первых, сейчас существует масса международных программ, позволяющих работать над проектами, не покидая страну навсегда. Во-вторых, представление о том, что за нашими специалистами буквально-таки охотятся хедхантеры, мягко говоря, не соответствует действительности. Как правило, для работы над определенными, чаще всего прикладными проектами известных предприятий приглашают самых талантливых. Один из ярких примеров - выпускник Уральской архитектурной академии, который после обучения в Швейцарии стал главным разработчиком дизайна нескольких моделей машин концерна "Тойота". Но он, к слову, совсем не исключал и работы в России, его пригласили для реализации проектов в области судостроения.
Пусть не так много, но есть и обратные примеры. Не так давно выпускник университета в Ванкувере (Канада) поступил в аспирантуру в Екатеринбурге. В перспективе он планирует открыть в России свое дело. Возвратилась в страну бывшая аспирантка Института экономики УрО РАН Нина Нестерова. Защитив докторскую диссертацию во Франции, она предпочла работать на родине. И пусть сейчас Нестерова в Москве, а не на Урале, главное - что для науки она не потеряна, считают в УрО РАН.
За колбасой или воздухом?
Молодые российские ученые главным образом стремятся в США - туда направляется треть всего интеллектуального эмигрантского потока. 20 процентов уезжают в Германию, Великобританию. В последние годы география расширилась за счет Бразилии, Южной Кореи. Как отмечает Евгений Попов, еще один миф - что наши уезжают не за колбасой, а за воздухом свободы - стойко держится с советских времен. На самом деле сегодня происходит достаточно свободный научный обмен. Есть, конечно, закрытые сферы, но их перечень невелик. Не проходит и недели, чтобы в Уральском отделении РАН не принимали очередную делегацию ученых из-за рубежа. А уральцы работают за границей.
К слову, о возрождающемся интересе молодежи к занятиям наукой свидетельствует конкурс при поступлении в аспирантуру. Даже на естественно-научных направлениях, где в девяностые годы был явный недобор, теперь конкуренция - полтора человека на место. Не говоря о гуманитарно-экономических специальностях, где всегда существовал жесткий отбор, а сейчас здесь конкурс 3 - 4 человека на место.
Это косвенный показатель того, что материальное положение ученых уже не назовешь бедственным. Государственные меры материального стимулирования молодых интеллектуалов в последние годы принесли плоды. Так, в УрО РАН ученый до 35 лет, работающий старшим научным сотрудником, получает не меньше 20 тысяч рублей, с учетом доплаты за кандидатскую степень. Кроме того, практически каждый из молодых исследователей задействован в работе по специальным грантам. Что позволяет им получить прибавку еще в три-четыре тысячи рублей в месяц.
К слову, экономическая нестабильность заставляет возвращаться в науку тех, кто в свое время ушел в бизнес и чьи дела сегодня по понятным причинам идут неважно. По крайней мере, несколько заявлений о приеме на работу от бывших сотрудников, как сообщили в Уральском отделении РАН, к ним уже поступило.
Дмитрий Ражев, старший научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН:
- С одной стороны, тенденцию действительно удалось переломить. Но с другой, к сожалению, некоторые позиции в науке оказались безвозвратно утеряны. Думаю, если бы такое внимание науке, ученым уделялось лет пять-шесть назад, возможно, удалось бы сохранить отдельные научные школы и направления. В нашем институте я единственный ученый-мужчина до сорока лет. В свое время в коммерческие структуры ушли трое талантливых ребят. У каждого из них было свое направление в науке. Существует мнение, что дела в организации идут на спад, когда в ней подавляющее большинство работающих - женщины. Да, сегодня средняя зарплата по институту - 39 тысяч рублей. Но боюсь, что время ушло. Конечно, не все готовы уехать работать и жить за рубеж, но, думаю, человек шесть из десяти, получив выгодное предложение, скорее всего, не откажутся.