Сегодня отмечается традиционный Международный день театра. Учрежденный ЮНЕСКО в 1961 году, он особенно празднуется именно в нашей стране.
Почему так случилось, каково место театра в современном обществе и в жизни тех, кто ему служит, о Союзе театральных деятелей РФ, который, единственный, умудрился не распасться в бурную эпоху перемен и реформ, мы поговорили с его председателем, народным артистом России Александром Калягиным.
Российская газета: Александр Александрович, что для вас День театра?
Александр Калягин: 27 марта - это для меня такой же день театра, как и все другие в году. Мы живем театром, и иной жизни у нас нет. Это скорее повод, чтобы нас поздравили.
РГ: Вы имеете в виду государство?
Калягин: Общество в целом. Сегодня его надо учить заново тому, что культура лежит в сердце всех финансовых интересов. У актеров России сегодня зачастую бедственное положение, порой нищенское. Но люди театра не жалуются. Они просто хотят, чтобы были такие правила, такая ситуация, когда бы они чувствовали, что нужны обществу. Можно все превозмочь - и бедствия, и цунами, и финансовый кризис, но важно знать, что ты нужен. Конечно, театр - это искусство элитарное. Но сегодня, когда театры полны, когда в Москве каждый вечер идет сто с лишним спектаклей и на каждом присутствует в среднем по 500-700 зрителей, театр вполне конкурирует с кинематографом, и его элитарность - в сущности, миф.
РГ: Что страшнее сегодня - лишить актера зарплаты или возможности играть? Или деньги уже полностью переменили отношение актеров к театру, к игре?
Калягин: Думаю, при всем цинизме и объективных проблемах рыночной экономики актеров нельзя лишить возможности играть. Рыба может только плавать. Она должна плавать. Или она сдохнет на берегу.
РГ: Как вы можете объяснить эту странную потребность в игре? Что это за зуд такой?
Калягин: Это не зуд, а особая психическая структура, которая способна мыслить и чувствовать, только играя, это особое мышление, свойство организма, соединение атомов... Актер, конечно, может переквалифицироваться. Сегодня некоторые уходят из театра куда-то, даже в церковь. Но и там они идут к батюшке и просят благословения, чтобы играть.
РГ: А в вашем сознании что-то изменилось в тот момент, когда вы перестали быть врачом "скорой помощи" и стали актером?
Калягин: Ничего. Я был актером, сколько себя помню, лет с семи - точно. Всегда паясничал, идиотничал, кривлялся, как говорили мои родственники. Единственное, что сделала медицина, - увеличила мой человеческий объем. Если ты хочешь быть по- настоящему хорошим актером, ты должен принять жизнь как испытание. А я хотел быть очень хорошим актером, боялся этого, но хотел. В данном случае медицина стала одной из тех дубинок, которая дала мне по башке. Я рос слишком ухоженным, обласканным ребенком. Моей маме сочувствовали все родные: Аличка такой трудный, такой неуемный, такой необузданный. И вот этого Аличку любили, обожали, лелеяли. Среди того моря любви, в котором я купался, мне была нужна крапива, чтоб обжечься. Актер, конечно, не должен намагничивать трагические ситуации. И я никогда себе не желал всего того тяжелого, что произошло в моей жизни потом. Но дежурства на "скорой", лечебные часы, уход за больными, глаза больных.... - все это вместе оказалось необходимым для моего актерского становления.
РГ: Как говорил один из героев Чехова, средний уровень актера сегодня вырос, но их игра зачастую стала суше, рациональнее, предсказуемее и прямолинейнее, чем 20 лет назад. Вы это замечаете? И может ли председатель театрального Союза, актер и художественный руководитель театра что-то с этим сделать?
Калягин: Ты меня выводишь на больную тему. Если говорить правду, то рискуешь получить в ответ: "Брюзга, а сам?" Самое лучшее, что я могу ответить, - не давать оценок.
Но надо помнить, что в нашей жизни появились Интернет, неимоверное количество телевизионных каналов, и театр не мог не измениться. Даже если в зале сидят люди, которые не имеют ни того ни другого, они чувствует кожей перемену мира. Телевизионные каналы, по которым идет 99 процентов чудовищной халтуры, тоже не могут не поменять мышления и целеустремленности молодого актера.
Может быть, поэтому мы, СТД РФ, делаем в последнее время множество мастер-классов, лабораторий, семинаров. И в рамках форумов "Театр - время перемен", которые у нас идут по всем регионам, и на Летней международной театральной школе, которая получила большой резонанс.
РГ: Вы провели уже три форума "Театр - время перемен": на Дальнем Востоке, на Урале и в Сибири. Вы готовили их еще в ситуации стабильности, а работали уже в разгар кризиса. Удается ли убедить федеральную и региональную власть, что театр - это по-прежнему важно?
Калягин: Большинство из них понимает, что театр населяют какие-то необыкновенные существа, что большие актеры по-прежнему создают вокруг себя ауру такой силы, которую нельзя не учитывать. Они понимают, что можно открыть еще с десяток ресторанов, но ничего не изменится. А театр странным образом влияет на ситуацию в городе, на смягчение его нравов. Это социологический факт. Чиновнику не надо любить театр, надо только понимать его место в жизни города. Как правило, и губернаторы, и федеральные чиновники очень доброжелательны к нам. В основном. Например в Башкирии или Чите. Но есть отдельные случаи, когда театрам грозит смерть, где театр пытаются превратить в торговый дом. Речь идет о том, чтобы создать какие-то льготы и преференции актерам, какие-то надбавки. Но самое главное, чтобы театры чувствовали, что они не брошены, что мы едины, что мы - театральное содружество. И чтобы наверху слышали, что Союз не собирается разваливаться.
РГ: Только что Мария Миронова и Евгений Миронов провели театральную благотворительную акцию, средства от которой пойдут нуждающимся актерам. Как вы к этому относитесь?
Калягин: Дело хорошее. И Всероссийское театральное общество было создано когда-то именно для того, чтобы помогать старым, немощным и больным актерам, которые всю жизнь отдали сцене. Об этой деятельности не принято было кричать, и мы этого никогда не делали. Благотворительность делается тихо. Это очень важно. Очень! Сегодня у СТД существует огромная информационная база и благотворительный опыт. Зачем от этого отказываться? Я им предложил объединить наши добрые усилия. Сегодня на чистую благотворительность (отдых, лечение, поликлиника, материальная помощь) мы тратим 50 миллионов рублей ежегодно. Я не говорю о домах ветеранов сцены, которые обходятся нам еще в 60 миллионов своих собственных средств.
РГ: Три года назад в результате вашей встречи с Путиным по его распоряжению из федерального бюджета всем творческим союзам была предоставлена ежегодная помощь для людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Как эта программа существует сегодня?
Калягин: Министерство культуры предоставило нам на это в прошлом году 7,5 миллиона рублей. В этом мы надеемся на большую сумму. В течение года Союз собирает из региональных отделений заявки. Случаи разные, но одинаково неразрешимые силами самих людей и даже местных отделений. У молодого солиста Воронежского балета стала развиваться тяжелейшая болезнь Бехтерева, разрушающая суставы. Он не мог не только танцевать, но и ходить. Ему нужно было провести пять или шесть курсов лечения, тысячу долларов каждый. Если бы не эта помощь - он лежал бы инвалидом. А сегодня он танцует! В Орле у актрисы сгорела квартира, и три года она жила в гримерке. Мы связались с губернатором Строевым, чтобы он разрешил ей приобрести квартиру по муниципальным расценкам, и выделили на это деньги.
РГ: Все эти годы вы по сути ведете воспитательную работу среди госчиновников по разъяснению природы театра, его специфики, специфики творческого союза.
Калягин: До начала 2000-х годов Всероссийское театральное общество и СТД занимались социальной работой благодаря тому, что государство предоставляло льготы на налоги. И Союз зарабатывал хорошие деньги. Нам давали возможность производственной деятельности - выпуска косметики, одежды для сцены, аппаратуры. На эту прибыль мы строили санатории, квартиры, дома ветеранов сцены и т. д. В связи с изменением законодательства нас лишили всех льгот. И если бы тогда мы смирились, мы бы сегодня влачили жалкое существование. Но мы пошли в Госдуму, на самый верх, говорили, что нельзя так бросать творческие союзы, и нас услышали, нашли механизм, по которому, хоть мы и лишены льгот, но государство нам выделяет компенсацию за уплаченные налоги. Причем получаем ее не только мы, но и все творческие союзы.
РГ: А в чем сейчас важно убедить государство?
Калягин: Что театр - это не то, что можно сократить в антикризисном бюджете.
Справка "РГ"
Всего в Российской Федерации около 590 театров (по антрепризам и иным частным театрам статистики здесь нет). Из них в ведении министерства культуры находится 563: 72 театра оперы и балета, 11 - музыкальной комедии, 308 - драмы, 60 - юного зрителя, 96 - кукольных театров и 16 прочих (театр зверей, например). Из них 26 театров (Большой, Мариинский, Малый, БДТ, Вахтанговский и другие) финансируются из федерального бюджета, остальные находятся в ведении субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления.