Спустя две недели после шумного юбилея Гоголя опять поставили на книжную полку. Чтобы в следующий раз вспомнить и достать оттуда к очередной круглой дате - через 10, 20, а то и все 50 лет.
Если не считать абсурдистских споров вокруг национальной принадлежности писателя, его 200-летие в основном прошло под знаком Гоголя-сатирика. Литературные историки, критики и популяризаторы словно взялись полемизировать с Белинским, назвавшим пушкинского "Евгения Онегина" "энциклопедией русской жизни". Старательные поиски параллелей гоголевского мира с миром сегодняшней России будто подсказывали нам: вот она истинная "энциклопедия", дождись Белинский, когда Гоголь напишет "Ревизора", "Мертвые души", "Шинель" и "Нос", ее авторство было бы отдано нынешнему юбиляру.
А почему бы и не сатирик? Разве не осмеивал он царящие в России нравы, которые меняются куда медленнее, чем времена? Безусловно. Разве что не бичевал, не казнил, не пригвождал к позорному столбу. Был суров, но и сострадателен к своим героям. "Чему смеетесь? Над собою смеетесь!" Это уже не сатира и не комедия. Это трагедия городничего, который, обманув на своем веку трех губернаторов, теперь сам обманулся. Да как! Вплоть до прозрения: "Вижу какие-то свиные рылы вместо лиц, а больше ничего". Именно "свиные рылы", расположившиеся на социальной лестнице и выше, и ниже градоначальника, создали - молчанием, подхалимством, подчинением - наглую чиновничью вертикаль, на которой вырастали городничие. Над собой смеетесь!
Конечно, легко, на самой их поверхности, в текстах Гоголя можно найти тысячу сходств с сегодняшним днем. "Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую год назад была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что начала строиться, но сгорела... А то, пожалуй, кто-нибудь, позабывшись, сдуру скажет, что она и не начиналась". Чем не известные методы освоения государственных финансов? А аферы Чичикова - чем, скажем, не схемы налоговой "оптимизации"?
Задержись, однако, Гоголь на уровне лишь остроумного описателя социальных язв, остался бы навеки в ряду российских сатириков, от Салтыкова-Щедрина до современных более или менее злых на язык обличителей антигероев нашего времени, в первую очередь - бессовестного чиновничества, мало изменившегося на протяжении нескольких веков.
Но Гоголю этого было мало. Его сострадание и сочувствие к собственным персонажам - оттого, что не ставил им лично в вину их пороки, а списывал их на несовершенство общественного устройства и условий, нравственных и материальных, человеческого общежития. На всерусское да и вселенское неблагополучие, в контекст которого поселяет Гоголь своих героев. "Нет человека, - говорит он устами того же городничего, - который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят".
Это уже не Гоголь-сатирик, а Гоголь - общественный мыслитель. Чем ему не по нутру оказались вольтерианцы, обернувшиеся по ходу веков современными либералами? Выйдя в пространство социального проектирования, Гоголь вмешался в извечный русский спор западников и славянофилов, разве что масштабнее и надрывнее, менее пристрастно, чем многие остальные его участники. И уже на исходе жизни, раздираемый внутренним несогласием с самим собой и с окружающим миром, выпустил "Выбранные места из переписки с друзьями", книгу, вызвавшую скандал в благородном обществе русского правдоискательства.
Возникшая на этой почве дискуссия между ним и Белинским, возможно, один из узловых моментов русской жизни последних двух веков, позволяющий понять противоречивость исторического пути России, ее настоящего и, не исключаю, будущего.
Для иллюстрации несколько отрывков из их писем друг другу, которыми они обменялись (что тоже характерно), находясь за границей, поскольку в России подобная переписка неизбежно попала бы под цензуру, к тому самому почтмейстеру из "Ревизора", который в поисках крамолы и "полезной информации" не стеснялся вскрывать конверты.
Белинский - Гоголю: России "нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение".
Гоголь - Белинскому: "Вы говорите, что спасенье России в европейской цивилизации. Но какое это беспредельное и безграничное слово... Тут и фаланстерьен, и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно, где наша цивилизация?"
Белинский - Гоголю: Христос "...первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принципа ортодоксии. Церковь же явилась иерар хией, стало быть поборницей неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми..."
Гоголь - Белинскому: "Вы отделяете Церковь и Ее пастырей от Христианства, ту самую Церковь, тех самых пастырей, которые мученическою своею смертью запечатлели истину всякого слова Христова, которые тысячами гибли под ножами и мечами убийц, молясь о них, и наконец утомили самих палачей, так что победители упали к ногам побежденных, и весь мир исповедал Христа... Кто же, по-вашему, ближе и лучше может истолковать теперь Христа? Неужели нынешние коммунисты и социалисты, объясняющие, что Христос повелел отнимать имущества и грабить тех, которые нажили себе состояние? Опомнитесь!"
Белинский - Гоголю: "... Предоставляю Вашей совести упиваться созерцанием божественной красоты самодержавия (оно покойно, да, говорят, и выгодно для Вас)... Постигнет человека (даже порядочного) болезнь, известная у врачей-психиатров под именем religiosa mania, он тотчас же земному богу подкурит больше, чем небесному...".
Гоголь - Белинскому: "Вы говорите, кстати, будто я спел похвальную песнь нашему правительству. Я нигде не пел. Я сказал только, что правительство состоит из нас же. Мы выслуживаемся и составляем правительство. Если же правительство огромная шайка воров, или, вы думаете, этого не знает никто из русских? Рассмотрим пристально, отчего это?.. Не оттого ли, что мы все кто в лес, кто по дрова. Один смотрит в Англию, другой в Пруссию, третий во Францию. Будем отправлять по совести свое ремесло. Тогда все будет хорошо, и состоянье общества поправится само собою. В этом много значит Государь... Стоит только ему, не коверкая ничего, править хорошо, так и все пойдет само собою".
Читать это надобно бы не только по юбилеям. Куда же несется Русь? Ведь не дает ответа...