Внешнеполитический вес того или иного государства определяется не только объективными параметрами вроде его экономического или военного потенциала.
Реальность подтверждает: экономические гиганты отнюдь не всегда находятся на пике международных процессов. И наоборот, относительно небольшие во всех отношениях государства порой существенно влияют на происходящее в мировой политике не пропорционально своему весу.
Дело здесь не только в личностях национальных лидеров. Хотя и этот фактор не последний для любого государства: очевидно, скажем, в свое время появление у руля России Владимира Путина, а во главе Франции Николя Саркози явно повысило международный рейтинг этих стран.
Но одним из главных факторов, способствующих росту международных политических котировок той или иной страны и ее руководства, является умение формулировать и предлагать миру актуальные и глобально (по крайней мере - регионально) значимые темы повестки дня. Доминирование в мировой политике тех или иных стран, регионов, даже цивилизаций и определяется во многом умением формировать глобальную повестку дня, а иногда и навязать свои собственные акценты и темы для таковой.
Последняя сверхдержава - США на протяжении примерно 20 лет (от распада СССР до Обамы) усиленно выдавала собственную повестку дня за глобальную ("что хорошо для Америки - хорошо для мира"), хотя по своей сути она являлась отчетливо национальной.
В свою очередь Европа (Западная) во второй половине ХХ столетия и особенно на рубеже веков активно занималась региональной повесткой дня, проделав гигантскую работу по преодолению древних межнациональных противоречий и приближая вековой идеал СШЕ.
В свое время очевидно глобальную программу формулировал и Советский Союз, который смог не только объединить под своим началом военно-политическую группировку стран нескольких континентов, но и активно влиял на происходящее за пределами непосредственного биполярного противостояния (вспомним, например, распад мировой системы колониализма).
Россия в ее новейшей истории, декларируя заявку на лидерство, по ряду объективных и субъективных причин, по сути, пока так и не реализовала ни глобальную, ни региональную, ни национальную повестку, сравнимую с планами других ведущих игроков, а ее реальная политика часто сводилась к отрицанию американской национал-глобальной и западноевропейской региональной политических программ.
На данный момент мы имеем ситуацию, которую можно считать в какой-то мере переходной. С одной стороны, наша страна все активнее заявляет о себе и заставляет мир прислушиваться к ее голосу, проделав немалый путь с такими вехами, как знаменитая мюнхенская речь В.В. Путина и прошлогодний августовский кризис на Кавказе, в котором Россия доказала, что с ее интересами нужно считаться.
С другой стороны, сегодня в отношениях с другими сильнейшими мировыми и региональными игроками мы зачастую по-прежнему работаем в режиме реагирования. Реагирования на стратегии, тактические ходы и даже откровенные провокации других стран и сил, очень часто оказываясь пленниками чужих сценариев.
Очевидно для всех (если не принимать во внимание страсти грузинского официоза), что в августе 2008 года обстоятельства вынудили нас вмешаться практически в последний момент. Нас поставили перед тяжелым выбором между малым (имидж) и большим (уход России с Кавказа как ведущей политической силы) злом.
Признание новых государств на Кавказе стало единственно возможным основанием для предотвращения нового кровопролития. Но вряд ли кто-то мог всерьез заранее делать ставку на модель "изолированного признания"...
Аналогично и зимний газовый кризис вновь вынуждает нас либо мириться с диктатом страны-транзитера, либо оставлять без отопления в холодную зиму народы юга Европы, традиционно более лояльные к России.
Реагирование на ситуационные, сугубо злободневные факторы нередко оттесняет на задний план или вообще подменяет собой стратегические подходы в отношениях с ключевыми мировыми игроками. Скажем, модальность нашего отношения к НАТО определяется, по сути, двумя темами: расширением (Грузия-Украина) и размещением (ПРО США).
Но и расширение, и размещение - это опять же чужой, последовательно реализуемый сценарий, в котором места для России по понятным причинам никто не предусмотрел. Совсем не обязательно, что он сознательно осуществляется именно против нашей страны. Но она как не член альянса автоматически попадает в группу объективных рисков, и, будучи обладателем второго по величине ядерного потенциала, не может не занимать в этой рисковой табели о рангах одно из почетных высоких мест.
Пенять НАТО на такое поведение в условиях вакуума безопасности, неработающих механизмов прошлого и несозданных структур настоящего и будущего вряд ли эффективно. Но тем более недальновидной в этих условиях была бы линия на "агрессивное отступление". Ибо агрессивность оправдывает ответную наступательность, а отступление обессмысливает (и делает комичной) агрессивность.
Единственно возможный шаг - самим предлагать модели, которые бы учитывали интересы всех сторон, органично воспринимали бы существующие структуры, правовые механизмы и институты, но при этом блокировали бы нежелательные для России тренды, прежде всего в сфере безопасности.
В последние годы Москва раз за разом демонстрирует принципиально новые подходы. Можно вспомнить, например, российское предложение о совместном использовании РЛС в азербайджанской Габале в качестве альтернативы элементам ПРО США в Чехии и Польше. В этом же русле - предложение о создании международных центров обогащения урана, на основе которых можно было бы искать развязки напряженных ситуаций вокруг национальных ядерных программ, прежде всего - иранской.
Инициатива президента России о новой архитектуре европейской безопасности, которую сегодня предлагается осуществить в формате "Хельсинки плюс", является реальной заявкой России на полноценную повестку дня для пространства от Ванкувера до Владивостока. Собственную не в том понимании, что кто-то должен идти под нашу диктовку (чтобы избежать неминуемых подозрений на сей счет и помочь старту практической работы, можно было бы, например, "поделиться славой" и пригласить в соавторы и сореализаторы проекта в его детальной версии кого-то из авторитетных европейских партнеров России, скажем, Францию и/или Германию).
Для разблокировки ситуации вокруг Энергетической хартии российская сторона также взяла на себя инициативу, предложив к рассмотрению всем заинтересованным партнерам проект нового базового документа по международному сотрудничеству в сфере энергетики, включая и предложения по транзитному соглашению.
Убежден: именно в таком ключе должна действовать Россия, если она хочет быть в числе ведущих мировых держав - творцов мирового процесса и составителей глобальной повестки дня. Однако, как представляется, признание себя в этом качестве другими государствами Россия может обеспечить, только если она сама будет соответствовать критериям, задаваемым для новой концепции отношений, в частности в рамках инициативы о новой архитектуре безопасности.
Например, демонстративно придерживаться ограничений ДОВСЕ, который видится одним из краеугольных камней будущей архитектуры безопасности, тем самым подчеркивая временный характер приостановки выполнения нами своих обязательств по этому договору. Или, к примеру, обеспечить надлежащую прозрачность наших миссий в Абхазии и Южной Осетии, содействовать обеспечению там прав человека и всех национальностей, не давая усомниться в преимущественно гуманитарной и миротворческой составляющей нашего присутствия в новых государствах.
Полагаю, таких тем для нашей актуальной политики можно найти еще немало. Придерживаясь честных и понятных для всех правил игры, Россия существенно повысит доверие к своим предложениям, сможет органично вписать свои интересы в новые мировые и региональные модели, окончательно утвердившись в роли одного из ведущих субъектов международной политики, а не объекта для отработки чужих сценариев...