Художник Дмитрий Белюкин, выставка которого "Тихая моя родина" открылась на этой неделе в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе, учит нас неожиданной и внимательной тишине.
Поначалу мне не понравилось.
Избалованному концептуальнейшими и богатейшими экспозициями умнейших современных художественных выставок, зрителю странно смотреть на тихий блеск воды в пейзаже, отсылающем к Левитану, но не по-левитановски робкому. Боящемуся чуть приподнять или опустить линию горизонта. Словно художник навек записался в ученики к природе и не собирается вставать из-за парты.
И так же с Пушкиным - как робко иллюстративен ряд зарисовок художником своего поэтического впечатления, как мала ростом идущая в лугах Татьяна, кажется, что эта эстетика наивной красивости родом из школьных альбомов.
И так же с розовыми от заката боками белых монастырских стен - словно Белюкин цитирует и цитирует передвижников, причем не самых великих, а поздних, уже обделенных острым интересом любопытной публики.
И то же с рисунками лежащих в госпитале в конце 80-х раненых "афганцев" - слишком много боли, обычной, эстетически не обработанной, как будто у старлея Смирнова, командира огнеметного взвода, все болит и болит оторванная под Баграмом ступня. А перед глазами слепого десантника Карпова - простой, бесконечный и непафосный бой.
И вот на рисунках госпитальных афганцев мой скепсис и сломался. (За публикацию этих рисунков сначала ругали даже газету "Правда", а потом художнику дали премию Ленинского комсомола.)
И то, что Белюкин учился у Глазунова, отошло на второй план. (Чему учиться у Глазунова? Пафосу, доведенному до исторического комикса? Плакатным смыслам?) А то, что он ученик братьев Ткачевых, вышло на первый план. Эта линия русского живописного реализма, не плененного иллюстративностью и плохим, поверхностным символизмом, но всякий раз ловящего экзистенцию, как паутину на ветру. Как у Николая Рубцова - незаметный шаг от простоты подорожника к почти тютчевским горизонтам. Выставка Дмитрия Белюкина и названа-то строчкой рубцовских стихов.
Кто-то из больших интеллектуалов, кажется, Михаил Гаспаров, говорил о чрезвычайной важности в культуре "второго ряда" - не гениев, не гиперзвезд, просто хороших писателей, художников, музыкантов. Их насущная необходимость еще и в том, что без них невозможны гении. Как без возвышенности - Эльбрус.
И всякое усердное старание, ученическая бесконечность внимания, прилежность любви к жизни и культуре не может не дать результата. А спустя лет 30-50 вызревшая благодарность обернется к таким полотнам в поисках разгадки настроений текущего сквозь нас времени.