День памяти святых Кирилла и Мефодия - день ухода из жизни известного русского философа, самой жизнью осуществившего связь между философской культурой старой России и новым временем, - Алексея Федоровича Лосева. Наш разговор о нем с близким ему человеком, доктором филологических наук, профессором МГУ Азой Алибековной Тахо-Годи.
Российская газета: Аза Алибековна, как в вашем доме заведено вспоминать Алексея Федоровича в этот день?
Аза Тахо-Годи: Время идет, многое меняется в том, "как заведено". Но обычно мы собираемся на Ваганьковском кладбище и священники служат заупокойную панихиду.
РГ: Его уход в День святых Кирилла и Мефодия знаменателен.
Тахо-Годи: Конечно, это удивительно. Эти святые - покровители философии и филологии. В новочеркасской гимназии, где он учился и которую он так любил, был храм в честь святых Кирилла и Мефодия. Вообще храмы в честь этих святых редки, как заметил мне экзарх Белоруссии, владыка Филарет, с которым мы на 9-й день после кончины Алексея Федоровича встретились на конференции, посвященной 1000-летию Крещения Руси.
Алексей Федорович всегда вспоминал храм при гимназии. Открывшаяся в 1876 году, гимназия очень быстро прославилась. Тогдашний министр народного просвещения граф Дмитрий Толстой, между прочим, обращался к императору Александру II с просьбой разрешить его сыну поступить в гимназию города Новочеркасска.
РГ: Каким был его уход?
Тахо-Годи: Алексей Федорович почти никогда не болел, он всегда был физически крепким человеком. Но на него страшно подействовал пожар в ночь на 12 августа 1986 года на даче Александра Георгиевича Спиркина, где мы жили десятки лет. К слову, это произошло в ту же ночь, спустя сорок пять лет, что и пожар в доме Лосева на Воздвиженке, в который попала фашистская фугасная бомба.
Я выводила Алексея Федоровича с горящей дачи, усаживала на аллее подальше, закутывала во что можно. Испугавшись, что в огне пропадут рукописи - откуда силы взялись? - я таскала на себе мешки с рукописями и все книги и складывала на скамейке, чуть подальше.
Вот с этого момента Алексей Федорович и сдал. Затем попал в больницу, вышел из нее, хорошо помню, как прошелся по квартире, посмотрел, проверил, все ли на месте.
И еще продолжал заниматься с аспирантами. А потом он со всеми простился. Каждому сказал что-то такое симпатичное, приятное. Каждой аспирантке поцеловал руку. Это была тяжелейшая сцена.
РГ: Наследие Алексея Федоровича можно считать полностью освоенным? Есть ли неопубликованные работы?
Тахо-Годи: Да, есть. Не буду говорить пока, какие.
РГ: Можно ли говорить о его философской школе, линии, продолжении традиций?
Тахо-Годи: Конечно, я бы назвала имена Александра Львовича Доброхотова, Виктора Васильевича Бычкова, Константина Владимировича Зенкина, Владимира Викторовича Колесова, Людмилу Арчиловну Гоготишвили.
РГ: Если говорить не о культурной вершинности, а о собственно человеческих уроках, чему Алексей Федорович научил своей жизнью?
Тахо-Годи: Великому терпению. Смирению. Он никогда не заносился и очень смиренно относился к своей судьбе. И, конечно, работал - не порывами, а ритмично, ночью обдумывая, а днем садясь за стол...