Гордость Венгрии и футбольной Европы 83-летний Грошич перенес три тяжелейших сердечных приступа и пять операций. Последняя - на легком - сделана всего три недели назад. А беседовать с ним одно удовольствие.
Встреча была назначена не где-нибудь, а в ресторане "Фламенко". Вокруг седовласого, подтянутого, хорошо одетого человека клубились люди: автографы, фото на память. Он по-прежнему любим и почитаем.
Как мы говорили эти полтора часа? Порой сами на английском. Чаще с помощью венгерского коллеги Доже Добора. А началась беседа с того, что, пока я заказывал свой кофе, Грошич легко осушил рюмку "Палинки" (младшей сестренки нашей водки) и попросил кружечку пива.
Российская газета: Ничего?
Дьюла Грошич: Ничего. Надо поправляться. За последние месяцы я потерял 15 килограммов.
РГ: Я бы хотел начать с Льва Яшина.
Грошич: Правильно. Мы дружили и уважали друг друга.
РГ: Говорят, когда вы узнали о болезни Льва Ивановича, то заплакали.
Грошич: Не совсем так. Яшин заболел как раз здесь, в Венгрии. Он уже как футбольный руководитель привез сюда команду ветеранов. После матча - вечерний прием. И на нем Яшин вдруг почувствовал себя так плохо, что пришлось везти его в больницу в Будапешт. Наши врачи уже через несколько часов вынесли суровейший диагноз: необходима срочная ампутация ноги. Наутро я был в госпитале у Яшина. Боль не отпускала, он знал о приговоре, откладывать никак нельзя. Вопрос был лишь в том, где оперировать. Лев решил: только дома, в Москве. Я утешал его как мог. Бедный Лев...
РГ: И пролилась слеза?
Грошич: Так все рассказывают. Но я скажу по-другому. Это было в четверг, а в субботу я позвонил в Москву, чтобы услышать: отрезали ногу. Тогда я и разрыдался. Мой несчастный друг и коллега! (На глазах Грошича появились слезы. Он надолго замолчал. - Авт.). Через девять месяцев Яшин пригласил в Москву на день рождения. И тут новое потрясение: Лев встречал нас, сидя в инвалидной коляске. Я испытал шок, настоящий шок. Но Яшин держался. Он вообще был мужественным - на поле, в жизни. Настоящий вратарь.
РГ: На своем длиннющем веку вы видели в воротах многих. А кого считаете лучшим?
(Мой собеседник задумался. Вообще когда я задавал нелегкие для него вопросы, он брал паузу, но ответы давал абсолютно искренние.)
Грошич: Лучший - Бэнкс. Англичанин Гордон Бэнкс. Затем Лев Яшин.
РГ: А Грошич?
Грошич: Он не так далеко, даже близко. Перед ним еще немец Кан, но раннего периода, югослав Беара... А потом вместе с несколькими другими и Грошич.
РГ: Как получилось, что вы чуть не в 14 лет стали в ворота взрослой команды "Дорог"?
Грошич: В 13. Дело счастливого случая. Защищал ворота школьной команды. Тренер из моего родного города Дорога, видя, что я переигрываю всех сверстников, пригласил в свой клуб второй венгерской лиги. Потом говорил мне: я быстро заметил твой талант и амбиции.
РГ: Вас считают футбольным революционером. Вы, наверное, первый вратарь национальной сборной, который начал играть не только в рамке ворот, но и выходил даже за штрафную, помогая в трудные моменты защитникам.
Грошич: Насколько знаю футбольную историю, да, здесь я был первым. В 15 лет задумался: почему голкипер послушно стоит в своей вратарской, никогда ее не покидая? Ведь правилами ему не запрещено играть, пусть и не касаясь мяча руками за приделами штрафной, хоть по всему полю. И я стал подстраховывать защитников, любил дальние выходы. За мной пошли и другие вратари. Изобрел я и еще одну штуку. Меня ведь прозвали Черной Пантерой потому, что всегда играл в черном свитере. До меня голкиперы редко появлялись на поле в таких цветах. Так я и запустил эту моду, ставшую интернациональной.
РГ: Как получилось, что команда маленькой Венгрии в начале 1950-х несколько лет была абсолютно лучшей не только в Европе, но и в мире? Пушкаш, Божик, вы...
Грошич: А еще Хидегкути, Кочиш, Цибор... Во-первых, чистое стечение обстоятельств. Никогда ни в одной национальной сборной мира не было сразу столько звезд одного возраста. Обычно достаточно двоих, ну, троих, чей класс даже на глаз выше, чем у остальных. А во-вторых, после войны для венгерских мальчишек футбол и только футбол оставался единственным способом выбиться в люди. Ничего иного не было. Вот мы, знавшие друг друга с детства, и выбились. Это и есть мое высшее спортивное достижение - играть с великими.
РГ: Но история вашей великой и непобедимой команды закончилась, когда в финале мирового первенства-54 немец Ран забил решающий третий мяч в ваши ворота.
Грошич: Да, в принципе после четырех с половиной лет сплошных побед это и стало концом золотой команды. Некоторые футболисты остались, а почти вся линия защиты была заменена. И той беспроигрышной сборной не стало. Дело даже не в смене игроков. Пропал победный менталитет. Золотые блестки, в которых долго купалась команда, потеряли для венгерских болельщиков прежний драгоценный цвет. Сомнения пробрались в души каждого игрока, в сердцах царили хаос и кризис. Один проигранный матч - и потеряно все. И феномен исчез. Так потом случалось и с другими командами, видевшимися непобедимыми.
РГ: Некоторые ваши друзья по той сборной, среди них и ее капитан Пушкаш, бежали или, если хотите, покинули Венгрию, играли по всему миру в богатых клубах. А вы, имея в кармане щедрый контракт с бразильским "Фламенко", остались. Почему?
Грошич: Может, и пришла пора сказать правду. Не хочу давать вам стандартный ответ, что мой отец и другие родственники оставались в Венгрии и могли, если бы я не вернулся, пострадать при том суровом режиме. Нет. Я уже добрался до Бразилии, но просто не мог жить там, обуеваемый ежедневными сравнениями. Можно ли сравнить бразильскую жизнь и нашу, венгерскую? А способы мышления - какие же они разные. Смотря на статую Христа в Рио-де-Жанейро, я сравнивал ее со статуей священника Гелерта, стоящей на горе при въезде в Буду. А пляжи Капакабаны я сравнивал с моим Балатоном. И эти постоянные сравнения доводили до сумасшествия. Стресс - невыносимый. Я мучился без моей Венгрии. И решил, несмотря на трудные времена, вернуться. Бросил это Рио и встретился со своей семьей, тоже страну покинувшую, в Вене. Мы пошли в консульство социалистической Венгрии, и даже наш посол спросил меня сочувственно: "Товарищ Грошич, вы уверены, что приняли правильное решение?" Но я вернулся.
РГ: И еще дважды защищали родные венгерские ворота на чемпионатах мира в 1958-м и 1962-м, уйдя из игры только в 1964-м. Что помогло? Режимили?
Грошич посмотрел на меня с улыбкой, отхлебнул пивка:
- Главной тут была мотивация. После того чемпионата мира 1954-го мне всегда очень хотелось доказать всем, кто же я на самом деле. И тут даже результат не играл особой роли. Я просто доказывал это часами, месяцами и годами, защищая мои ворота. Есть здесь одно трудное объяснение. Я не хочу вдаваться в политику. Но, играя с 1950-го за мой будапештский "Гонвед", я однажды узнал о своем увольнении. Тяжелые были годы во времена правления товарища Ракоши (по существу венгерский вариант Иосифа Сталина с теми же обвинениями невиновных в шпионаже, измене и последующими тюремными репрессиями, а иногда и казнями. - Авт.). Меня объявили шпионом, арестовали, правда, быстро выпустив. Но в течение 15 месяцев я не имел права не то что выходить на поле или даже тренироваться, мне запретили появляться на всех существующих на территории Венгрии спортивных сооружениях.
РГ: И это после всенародной любви и славы? Сурово!
Грошич: Я мечтал вернуться в "Гонвед" и помню до сих пор точную дату - 21 декабря 1955 года, - когда мне высочайше приказали продолжить с 1 января 1956-го мою вратарскую карьеру. Но не в моем любимом "Гонведе", а в клубе "Татабанья".
РГ: Почему именно в этом клубе?
Грошич: Потому что живущие в том городе шахтеры не побоялись обратиться к высшему руководству страны с просьбой разрешить Грошичу играть за эту шахтерскую команду. Портить отношения с рабочим классом не решались даже диктаторы. Я уехал туда, но опала, перемены разрушили во мне многое. Надежд на возвращение в "Гонвед" больше не оставалось. Зато я принялся доказывать, что не сломлен. Это удавалось еще в течение 12 сезонов. Два года мне не разрешали выступать за сборную, из-за этого и не добрался до 100 международных матчей. А мог бы.
РГ: Но и 86 тоже немало.
Грошич: Поздравляю, вы хорошо подготовились к нашей встрече. Когда меня вернули в сборную в сентябре 1956-го, мы сыграли четыре матча в разных странах. Все выиграли, и в Москве у отличной советской команды - тоже.
РГ: Вы наверняка следите за венгерским футболом.
Грошич отхлебнул глоточек "Битбургера". Помолчал. Вздохнул:
- Я слежу за футболом. Но только не за клубным венгерским. Я устал за ним следить. Мне надоели ожидания успехов, которые все не приходят и не приходят. Год назад меня произвели в почетные члены футбольного клуба "Ференцварош".
РГ: Пожалуй, единственного, который все же добивается успехов в европейских кубках...
Грошич: Относительных. Срок ожиданий исчерпан. Если я смотрю по телевидению матчи национального чемпионата, то замечаю, что через пять, ну, десять минут я вроде бы сам по себе оказываюсь уже на другом канале. Игры не приносят удовольствия, они скучны. За сборной слежу. Но она тоже не очень-то радует.
РГ: Но почему так произошло? Национальная команда, наводившая ужас на соперников в 1950-х, теперь играет на уровне среднем.
Грошич: Это тема для вашей книги.
РГ: Почему - книги?
Грошич: Да вы, по-моему, писатель. В этом вопросе мы с вами закопаемся. Я столько над этим думал. Вот в 1970-х появился отличный нападающий Альберт. Но у команды все равно мало что вышло. Нет, лучше поговорим на другие футбольные темы.
РГ: Что скажете о российской сборной?
Грошич: Она для меня навсегда осталась сборной Яшина, Нетто, Понедельника, Численко.
РГ: Виктор Понедельник теперь хороший журналист.
Грошич: Привет от меня.
РГ: И последний вопрос. Вы в Венгрии - национальный герой. А как заботится о вас страна? Пенсия, привилегии?
Грошич опять погрузился в раздумья:
- Меня узнают везде - в трамвае, в магазине... Иногда ко мне подходят немолодые дамы, признаются: Дьюла, в молодости мы были в вас влюблены. И я всегда говорю им, что жаль, они не признавались мне в этом в ту пору, когда я был лет на 30-40 помоложе. Хотя в моей жизни были три прекрасные женщины, мои верные леди. Но я знаю, что все это любовь к моей золотой команде, не ко мне лично. А что касается официальных выражений признательности, они скромнее. Я не получаю той пенсии, тех преимуществ, что дарованы нынешней властью 12 лучшим спортсменам Венгрии всех времен. А нас из той золотой команды осталось всего двое - защитник Бужински и я. И по правде я не очень доволен тем, что ко многим из нас относятся именно так. Говорят, мое имя регулярно появлялось в списке тех 12, но каким-то образом прошлый премьер-министр меня из него вычеркивал.
Пришло время прощаться. Я попытался расплатиться в любимом Грошичем "Фламенко". Жестом подозвал официанта. И расстроил старого вратаря.
Грошич: Нет, позвольте мне.
РГ: Я вас вытащил из дома. Мы проговорили полтора часа...
Грошич: И мне было приятно. Вы мой гость. Плачу я, - и протянул пачку форинтов кельнеру, отмерив, судя по улыбке официанта, щедрые чаевые. - Так будет лучше. Давайте договоримся. Я постараюсь дотянуть до следующей весны. Как раз придет время новых всеобщих выборов. Может быть, к власти придут другие политические силы, и мне так бы хотелось дожить до этого. Возможно, они все-таки включат меня в список двенадцати. И до свидания - я живу здесь недалеко.
Я подарил Грошичу наши традиционные сувениры, Наверное, те, что дарил ему Яшин с друзьями: бутылку водки и баночку икры, правда, красной. Грошич поблагодарил:
- Последний раз я ел черную икру лет десять назад в России, - заметил он. - До встречи.
И стал аккуратно складывать скромные дары в пластиковый пакет.
Мы с моим коллегой Дожей Добором сели в машину, поехали. И увидели, как старина Грошич довольно уверенно идет по улице, неся в правой руке свой пакетик...
Из досье "РГ"
Дьюла Грошич родился в 1926-м. Олимпийский чемпион 1952 года и серебряный призер мирового первенства 1954-го, включен в "двадцатку" лучших вратарей мира всех времен и народов. Входил в знаменитую венгерскую чудо-сборную во главе с легендарным капитаном-бомбардиром Ференцем Пушкашем, которая четыре с лишним года не знала поражений и неожиданно уступила в финале Кубка мира сборной ФРГ. Вратарская карьера Грошича длилась с 1945-го по 1964-й - почти четверть века, а за национальную сборную многократный чемпион Венгрии провел с 1947-го по 1962-й с вынужденным перерывом в два года 86 матчей.