Лейла Александер-Гаррет, переводчица Андрея Тарковского во время съемок "Жертвоприношения", в конце недели презентовала в Москве свою книгу "Андрей Тарковский: собиратель снов".
При чтении книги роскошь слышать очевидца боролась со смущением от некоторых характеристик ее героев, от банальности эпитетов и претенциозности композиции. По воле ли редакторов или самого автора, но книга, увы, казалась еще одним вкладом в хитующий, но явно избыточный и до конца непонятный жанр, когда шофер рассказывает о жизни принцессы, бывшие жены об известных мужьях и пр. Однако при личной встрече автор оказался куда симпатичнее, чем текст. Сразу стало понятно, почему Тарковский выбрал ее в переводчики - тонкий, ровный, психологически ясный человек.
Российская газета: Кем вы были в его жизни? Прототипом образа Переводчицы в "Ностальгии"?
Лейла Александер-Гаррет: Ну разве что с точки зрения гардероба. Мой тогдашний муж, приехав с кинофестиваля, сказал: Тарковский содрал твой гардероб. Пальто, шарф, туфли и золотистая сумка, которые были у меня во время первой встречи с режиссером в Москве, оказались в фильме. И беретка, и волосы у переводчицы были такие же, как у меня. Но это касалось почти всех. Он мог увидеть какую-то косыночку и сказать "хочу". Как-то он сказал мне: снимай жилет. И одел в него сына в фильме. Он мог говорить о высших мирах, но при этом высасывать из жизни все детали. Он "списывал" с окружающего все, что ему нравилось.
РГ: Как бы вы назвали жанр ваших с ним отношений?
Александер-Гаррет: "Судьбы скрещенье". Тарковский перебрал 14 переводчиков, но говорил "алхимия не совпадает". И, в конце концов, мне почти каждый день стал звонить директор картины и приглашать. А когда я пришла, обнял и сказал: ты будешь с нами, потому что Тарковский с тобой спокоен. Андрей был очень нервным человеком, он весь вибрировал.
РГ: Какие у вас были мотивы при написании книги?
Александер-Гаррет: Желание ее написать возникло сразу после съемок "Жертвоприношения" и ухода Андрея. Но как говорят мудрые китайцы, ничего не бывает слишком поздно или слишком рано, все - вовремя. Надеюсь, что сейчас это "вовремя" наступило. У меня дома огромный архив, который я надеюсь передать музею Тарковского в Москве, - позор, что его до сих пор нет. Я думаю, к нему бы возник мировой интерес. Во всяком случае, когда я в декабре 2007 года организовала маленький кинофестиваль в Англии, посвященный Андрею Тарковскому, залы были забиты. После "Зеркала" к Марине Тарковской подходили зареванные англичане и говорили: этот фильм про меня.
РГ: В книге много новых деталей?
Александер-Гаррет: Да, ведь этот период в жизни Тарковского - терра инкогнита. Он в то время почти ни с кем не общался. Мне недавно режиссер Владимир Грамматиков рассказывал, как Тарковский просил его взять деньги и передачу для сына Андрюши. И он не побоялся. А вообще были люди, которые, увидев его, переходили на другую сторону улицы.
РГ: Чем была особенна эта работа над "Жертвоприношением"?
Александер-Гаррет: Было много интересного. Андрей во что бы то ни стало хотел снимать белые ночи. А потом все кадры с белыми ночами удалил из фильма. Группа недоумевала. Он отвечал: я не знал, как они будут выглядеть на пленке. Интриговавший его образ белой ночи - чувство одиночества, вселенский пейзаж - он придумал в Италии, где писал сценарий.
Актерам он не ставил никаких конкретных задач, но много говорил с ними на общие темы - о любви, предательстве, лжи, смерти. На Западе такие темы - табу, о них говорят лишь с очень близкими. И разговоры Андрея сначала всех выводили из баланса. Но потом актеры поняли. И часто повторяли, что никто не дал им больше, чем Тарковский. Он очень долго подбирал актеров, вот это был караул. И, кстати, на роль доктора хотел пригласить Олега Янковского. Янковский узнал об этом только на нашем фестивале в январе 2007- го. На письма в советское посольство Тарковскому даже не соизволили ответить, уж не говоря о том, чтобы передать их Янковскому.
РГ: Причины невозвращения Тарковского потеряли свою загадочность?
Александер-Гаррет: Его оставило на Западе желание работать. Хоть Ермаш и обещал ему возможность беспрепятственно снять "Идиота", но Тарковский уже не верил. Художник такого калибра всегда чувствует, кто он и что он. И проходить через вызовы на ковер, через тон советских замечаний, объявляющих его третьесортным художником... Но оставшись в Европе, он не стал диссидентом. И на первой же пресс-конференции отказался от общения с журналистами, когда они попытались сделать диссидентскую тему главной.
Причина невозвращения была одна: ему нужно было работать.
В Советском Союзе он сделал 5 фильмов за 20 лет. А на Западе за 2 года - "Ностальгию", "Жертвоприношение", документальный, почти часовой фильм "Путешествие по Италии", написал "Запечатленное время" и поставил "Бориса Годунова" в Ковент-Гардене.
РГ: По отношению к художнику мир почти всегда ранящ, вы описываете в книге сцену, когда Бергман стоял от Тарковского в двух шагах и не отозвался.
Александер-Гаррет: Я позже работала в Королевском драматическом театре с Юрием Любимовым и часто общалась с Бергманом. "Я перед каждым новым фильмом смотрю " Андрея Рублева", это шедевр, выше которого ничего нет", - говорил он, когда мы сидели вместе за столом. Но в своей книге "Латерна магика" описывает, что он также удрал от встречи с Куросавой и, кажется, от Вуди Аллена. Говорит, что у него в такой момент что-то происходит с желудком. И это у него с детства. Но Тарковский всегда меня укорял: представляешь, если бы мы все-таки подошли к нему напрямую, ему некуда было бы драпать, он вынужден был бы сказать: здравствуйте - до свидания - выпьем чашку чая.
РГ: Как вы выбирали правильное этическое расстояние по отношению к описываемому прошлому, как решали, что обнажать, а что прятать? Вы довольно резко пишите о жене Тарковского Ларисе.
Александер-Гаррет: Это вы не читали книгу Ольги Сурковой "Я и Тарковский". По сравнению с ней я ретушировала.
РГ: Читала. У меня к вашему описанию больше претензий.
Александер-Гаррет: Не важно. Тарковский говорил, что искусство существует только потому, что мир неблагополучен. Что нужны преодоления. Может быть, его такая личная ситуация как раз и подталкивала к творчеству.
РГ: Смущает также и духовная "каша" в голове автора, бросающая тень на героя, - ясновидение и экзистенциализм, католические монахи и астрология, все у вас в одном флаконе.
Александер-Гаррет: Но и Тарковскому все было интересно - и дзен-буддизм, и мистика. У него в каждом городе были какие-то знакомые ясновидящие, в Москве он встречался с Джуной и парапсихологами. Но в Лондоне переводчица Ира Кириллова, одна из старейших прихожан православного храма, познакомила его с митрополитом Антонием Сурожским. Позже владыка Антоний рассказывал, что Андрею сначала было неудобно, он хотел уйти, но владыка, человек широких взглядов, всех мог расположить к храму, он чем-то развеселил Андрея.
Позже Андрей исповедовался у него.
Они говорили о таинстве молитвы, о внутренней тишине. Тарковский тем временем готовил "Жертвоприношение". И лекцию об Апокалипсисе в Сент-Джеймском соборе в Лондоне.