Если бы я увлекался теорией заговоров, то, конечно же, начал бы со статистики отрицательных публикаций в печатных и электронных СМИ, посвященных действиям нашего министерства культуры за минувшие два месяца. Потом эти статистические данные рассортировал бы по объектам и субъектам публикаций, проанализировал их драматургию (кто и где начал, кто и где довел до кульминации, кто и где сделал вид, что закрыл проблему). И, наконец, попытался выявить, кому выгодно выстраивать странные ряды скандалов, соединяя несоединимое - Юрия Шерлинга и Валентина Родионова, Росгосцирк и музей в Абрамцеве, проблемы кинематографа и строительство, а также реконструкцию главных музыкальных театров страны. Разумеется, после нехитрого анализа назначил бы и заказчиков трудно представить себе, что всю эту "симфонию наезда" мог организовать один человек, и подобное объяснение, наверное, устроило бы читающую публику.
Но объяснение это было бы не только неверным, но и абсолютно бесполезным, ровным счетом ничего не раскрывающим ни во взаимоотношениях государства в лице министерства культуры с учреждениями культуры и с культурой как таковой, ни во взаимоотношениях министра культуры (в данном случае Александра Авдеева) с грандами и просто "первыми сюжетами" отечественного художественного процесса, ни в тех проблемах, которые накопились за минувшие годы в этой сфере. Тем не менее постоянно воспроизводящаяся атмосфера скандала, некоей коллективной истерики существует, и ею, что очевидно, хотят воспользоваться не только откровенные безумцы, с которыми и спорить как-то неловко, но и вполне прагматичные граждане.
На самом же деле Александр Авдеев - лучше или хуже - вынужден решать проблемы, которые по объективным и субъективным причинам накопились в российской культуре в минувшие два-три года. И в первую очередь потому, что административная реформа 2004 года в конце концов парализовала возможность реального развития этой важнейшей базовой сферы национальной жизни. И дело тут не в моих отношениях с Александром Соколовым, хотя, понятно, наш конфликт пользы культуре не принес. Главная причина была в том, что два ведомства объективно дублировали и блокировали деятельность друг друга. То, что было в известной степени эффективным в сфере реальной экономики, когда создаваемые агентства по существу были формой перехода из органов государственного управления в субъекты рыночных отношений - в виде госкорпораций и иных юридических лиц, в культуре оказалось провальным. И прежде всего потому, что она была половинчатой. Управленческая реформа была необходимой - я понимал это уже в 2001 году и предлагал разные модели, которые превращали минкультуры в "мозговой центр", освободив от необходимости распределения денег на конкретные проекты - это становилось функцией специализированных узкопрофессиональных государственных учреждений.
Но реальность 2004 года в этом смысле оказалась хуже любых ожиданий - для культуры это была имитация управленческой реформы, которая и пустила все наше дело вразнос. Можно было с огромным трудом только поддерживать те творческие импульсы и организационные подходы, которые удалось выработать при вхождении в XXI век, но о развитии речи не было. Чувствуя себя "хромыми утками" после серии скандалов, руководители отрасли, по существу, не могли принимать никаких серьезных решений, в том числе и кадровых, которые могли бы разрушить и без того шаткое равновесие, и это привело к застою. Невидимому для посторонних (в том числе и для публики), но заметному для профессионалов. К 2008 году стало ясно, что прежней энергетики явно недостает. А тут и кризис подоспел.
Руководители ведущих учреждений культуры, лидеры творческих союзов - люди, как правило, не только талантливые, сметливые, но и общественно значительные, всегда самостоятельно - через голову любых министров - старались выстраивать отношения с первыми лицами государства, которые всегда как воспитанные и доброжелательные люди откликались на обращения народных любимцев. Бюрократическая коллизия 2004-2008 годов, обнаружив отсутствие одного влиятельного лоббиста культуры, позволила таким мощным фигурам, как Юрий Темирканов, Валерий Гергиев, Олег Табаков, Александр Калягин, Михаил Плетнев, Никита Михалков, Зураб Церетели, и ряду других действовать на свой страх и риск, в собственных интересах или в интересах возглавляемых ими учреждений. Их логику можно понять. Но в равной степени нужно понять, что такого рода индивидуальный менеджмент разрушителен для государственной культурной политики в целом, так как нарушаются и без того хрупкие балансы, соотношения внутри бюджета отрасли.
Любой творческий человек, а тем более художник, по природе своей эгоцентричен. Он не должен, да и, боюсь, не может оценивать реальное положение дел вне призмы собственной индивидуальности. Для него мир - это место реализации его таланта, его замыслов, его видений и желаний. Чем ярче, чем талантливее мастер, тем в большей степени он субъективен в восприятии того, что происходит даже в его цехе. Прочитайте "Манифест кинематографистов", принятый на ХVIII Международном кинофоруме "Золотой Витязь" 23 мая нынешнего года, начинающийся словами: "На протяжении последних двух десятилетий вся русская культура, в том числе и классическая, оказалась в резервации...", а заканчивающийся тем, что только эти и никакие другие кинематографисты знают не только то, какое кино нужно российскому народу, но и как правильно делить деньги на это кино, становится совсем жалко коллег, которые ухитрились пропустить столько интересного, созданного за последние двадцать лет. Три кинематографических открытия только весны 2009 года - работы Андрея Хржановского, Карена Шахназарова, Николая Досталя (кстати, никто из них этот "Манифест" не подписал), свидетельствуют о том, что российская кинокультура не просто жива, но и способна рождать настоящие шедевры. Не стану отсылать авторов "Манифеста" к интервью президента России Дмитрия Медведева газете "Коммерсантъ" 5 июня с.г., где высказана отличная от их взгляда позиция в отношении российского кинематографа. Художники на то и художники, они вправе доводить любую свою обеспокоенность до общества. Только это еще одно свидетельство того, как опасно государству передоверять свои функции внутрипрофессиональным группам даже самых уважаемых людей. Мы уже проходили это во второй половине 1990-х, когда к началу 2000-х доля российского кино в прокате была меньше 3%. (Сегодня - около 30%.) Групповой эгоизм, как и эгоизм индивидуальный, прекрасен в творчестве и непродуктивен в управлении. Но, похоже, именно он сегодня и задает тон. Причем даже управленцы, долгое время возглавляющие национальные учреждения культуры, стали вести себя как творцы, не предполагающие замен. И все это вместе безусловно опасно для жизнедеятельности всей системы.
К счастью, государство не является творцом культуры. Это великая миссия народа и тех его представителей, кто способен выразить его боль и радость в художественных образах. Но конституционная обязанность государства обеспечить равенство возможностей для свободного творчества и доступа к его результатам.