Июнь нынешнего года стал настоящим фестивальным месяцем. Едва закончился кинофестиваль памяти Андрея Тарковского "Зеркало" в Иванове, как начался 20-й юбилейный "Кинотавр" в Сочи, а по его завершении практически без перерыва стартует Московский международный кинофестиваль. Четыре дня поражал воображение библиофилов 4-й Московский международный открытый книжный форум. "Черешневый лес" искушал разнообразными художественными событиями. И над всем этим литературным, музыкальным и кинопиршеством парит Восьмой международный театральный фестиваль имени А. П. Чехова, который продлится до 2 августа. При этом я выбрал лишь несколько самых важных событий июня. Ежегодно в России проходят сотни самых разных фестивалей, только кинофестивалей - более тридцати.
Не слишком ли шикарно для страны, переживающей трудные экономические времена?
До сих пор помню, как в июне 1967 года с замиранием сердца переступил порог не разрушенной еще гостиницы "Россия", предъявив паспорт двум серьезным милиционерам, которые охраняли заповедный кинематографический рай, средоточие великих звезд - отечественных и зарубежных, составлявших алмазный венец Московского международного кинофестиваля. Там, в фестивальном пресс-центре, царстве Армена Медведева, получил заветную ламинированную карточку репортера "Спутника кинофестиваля" и помчался смотреть "Стену" венгерского кинорежиссера Андраша Ковача, интервью с которым заказали в качестве редакционного испытания.
Казалось, что без всяких выездных комиссий получил возможность заглянуть в огромный неведомый мир не только кинематографа, но и реальности как таковой. И можно не только на экране увидеть легендарную героиню (и подругу) гениального Гриффита - Лилиан Гиш, но и взять у нее интервью - спустя полвека после ее дебюта в кино. Живя за "железным занавесом", мы пытались понять (и ощутить) целостность, планетарность своего частного бытия через литературу и искусство в первую очередь. Как добросовестные ученики академика Герасимова, который по двум или трем костям восстанавливал исчезнувших мамонтов, пытались конструировать мировую художественную жизнь по десятку увиденных фильмов и спектаклей, дополняя их чтением любых доступных в подцензурном государстве книг и журналов. Мои учителя писали серьезные работы, на удивление точно отражавшие главные тенденции современного зарубежного искусства, как правило, на основании тех немногих гастролей, кинопоказов, выставок, фестивалей, которые отмеренно устраивали в СССР, и редких выездов за рубеж, о чем рассказывали потом целый год. Насыщенные фестивальные дни словно прочищали все органы чувств, обостряли восприятие окружающего мира, заставляли задуматься о том, о чем боялись говорить вслух.
(Но, что самое поразительное, по-настоящему великое искусство советской эпохи- от Шостаковича до Тарковского - производило столь же ошеломляющее впечатление. Оно существовало поверх барьеров независимо от "железного занавеса", подчиняясь лишь законам творчества.)
Казалось, что после отмены цензуры в 1987 году, после самоликвидации Советского Союза фестивальная жизнь отомрет сама по себе. Мир открылся, в Россию хлынул поток прежде запрещенной художественной продукции- от мировой классики ХХ века до сиюминутного ширпотреба. Казалось, что больше нет нужды структурировать произведения искусства по чьей-то чужой - пусть и самой искушенной - художественной воле.
Но в 1989 году Олег Янковский и Марк Рудинштейн затеяли "Кинотавр", в 1992 Кирилл Лавров и Валерий Шадрин учредили Московский международный театральный фестиваль имени А. П. Чехова, Союз театральных деятелей России и Эдуард Бояков придумали "Золотую маску", за Уралом начал свою жизнь "Сибирский маршрут", Рустам Ибрагимбеков со товарищи стал спасать постсоветское кинопространство, и пошло-поехало. После исторического - и во многом трагического - перелома рубежа 80-90-х годов прошлого века надо было заново обустраиваться в пространстве и во времени, заново ощутить себя в мировом контексте. Для выживания требовалась концентрация усилий во всех сферах жизни - художественное творчество не стало исключением. Насколько это ему удалось - тема отдельная, вполне драматическая, заслуживающая особого исследования (тут колонкой даже в "Российской газете" не отделаешься). Но то, что фестивали стали формой, стимулирующей эту концентрацию, - факт очевидный и весьма существенный. Они позволяли проводить своего рода инвентаризацию ресурсов, нащупывать пути выживания, прояснять внутрипрофессиональные отношения применительно к творчеству и его смыслам, а не к корпоративной недвижимости.
Уже в 90-е годы, когда новое государство было еще не в состоянии системно поддерживать культуру, а рынок едва начал формироваться, стало ясно, что фестиваль - это не только и не столько праздник для публики и артистов, но и важнейшая, существеннейшая форма бытования искусства, пространство свободы и любви.
И в 2000-х российские фестивали безусловно смягчают жесткий диктат рынка, они демонстрируют определенную независимость от массового спроса, создавая новую художественно-интеллектуальную среду, сильно истончившуюся за минувшие годы. При серьезном и осмысленном отношении государства они могут стать важным инструментом государственной политики и для поддержания высокого искусства, и, что не менее важно, для расширения зрительской аудитории, способной это искусство воспринимать. (В этом смысле, помимо уже упомянутых, важно назвать музыкальные марафоны Валерия Гергиева - и Московский Пасхальный, и питерский "Звезды белых ночей", неизменно обращенные как к искушенной публике, так и к неофитам.) Фестиваль - своего рода пограничье между подлинным творчеством и часто неискушенной публикой, которая приобщается к сложным высказываниям художников в наэлектризованной атмосфере праздника.
Фестиваль - это территория развития и искусства, и общества. Пространство, где можно опробовать самые разные творческие идеи. Наконец, это место встречи художника и представителей культурной индустрии, которые сегодня уже заинтересованы в открытии новых имен. И те средства, вполне скромные в общих расходах на культуру, что на фестивальное движение, надо рассматривать как бюджет развития, без которого начинаются стагнация, разрушение.
И, как всегда, фестиваль - это окно в новый, неведомый большой мир, который так непохож на тот, где мы обычно живем. Я ощутил это сполна на спектаклях Бартобаса, Жанти, Эка, Виктории Чаплин, которые давали в июне в рамках 8-го Чеховского фестиваля, одного из лучших в мире театральных смотров: они словно раздвинули границы нашей художественной повседневности, привычного высокомерия к творческому инакомыслию. И снова и снова, как бывает всегда при встрече с настоящим искусством, завораживая нездешней красотой, они заставляют думать о том, что мир велик и прекрасен и только любовь и талант могут выразить эту красоту и величие.
К счастью, наше искусство - в высших своих проявлениях - всегда было частью этого великого и прекрасного мира.