С этого года в России был централизован морской контроль - от регионального подчинения он перешел к федеральному, и у службы открылось второе дыхание.
Сегодня ее руководитель, начальник управления морского контроля, разрешительной деятельности и особо охраняемых природных территорий Росприроднадзора Василий Богословский рассказал "РГ" о болевых точках морей и океанов, омывающих нашу страну, и рецептах их лечения.
Российская газета: Что произойдет с появлением морского контроля? Прекратится загрязнение прибрежных вод, которое длилось десятилетиями?
Василий Богословский: По крайней мере мы будем этого добиваться. Мы должны выявить загрязнение, определить, кто в этом виноват, и сделать все возможное, чтобы его устранить и больше не допустить. Ситуация крайне острая. Предельная концентрация вредных веществ во многих прибрежных водах России превышена в десятки раз. К этому приложили руку практически все организации и предпритятия, находящиеся в водоохранной зоне: это и военные, и коммунальщики, и портовые терминалы - химические, угольные, нефтяные и так далее. К примеру, в Туапсе мы обнаружили негерметичную трубу, из-за которой образовалась нефтяная линза. В результате нефть была собрана, предприятие компенсировало ущерб и изменило структуру трубопровода.
РГ: Неужто и вправду все так просто? "Выявили, наказали, устранили".
Богословский: Конечно, нет. Нелегко добиваться того, чтобы нарушения не становились систематическими. По закону для предприятий в России устанавливаются лимиты загрязнений, и их превышение оплачивается в пятикратном размере. И бизнесменам легче платить несколько сотен тысяч рублей за "сверхсливы" (как правило, эти суммы закладываются в годовом бюджете), нежели устанавливать очистные сооружения, стоимость которых в десятки раз превышает эти платежи. Есть сложности с доказательством вины конкретного загрязнителя в суде, особенно, если, скажем, это не предприятие, стоящее на берегу, а судно.
РГ: В чем же проблема?
Богословский: Представьте, мы обнаруживаем в море нефтяное пятно и должны установить загрязнителя и доказать его вину. Но сделать это достаточно сложно - в вахтенных журналах такие вещи не фиксируются, добровольно ни один капитан не признается, что сброс произошел с его судна. И мы разрабатываем комплекс мер, позволяющих выявлять и обличать виновных.
В наиболее ответственных точках - в проливах, акваториях крупных портов - работают наши экопатрульные службы с лабораториями на борту. Занимаемся оснащением своего флота, изучаем и внедряем новые технологии. К примеру, на Дальнем Востоке в бухте Золотой Рог установлена система управления движением судов, покрывающая весь регион - от Находки до Камчатки и Сахалина. Стоит судну зайти в одну из бухт, оно сразу попадает под спутниковое наблюдение, фиксирующее каждое его действие. И если где-то появилось нефтяное пятно, можно с достаточной степенью точности определить источник загрязнения, сообщить о нем в МВД, транспортную прокуратуру и задержать.
РГ: Существенными загрязнителями являются городские коммунальные службы. Означает ли это, что завтра в судах всех регионов будут лежать иски к муниципалитетам?
Богословский: Возможно, нам и придется прибегать к этим мерам. Но мы понимаем, что нельзя в одночасье остановить работу всех приморских коммунальных служб страны и массово эвакуировать горожан. Работа ведется планомерно. Вы думаете, у нас нет конфликтной ситуации с теми же властями Владивостока из-за загрязнений Золотого Рога? Ошибаетесь. И мы пытаемся добиться того, чтобы тот же экологический сбор, который там собирают, более 300 миллионов рублей в год, расходовался на установку новых очистных сооружений и очистку бухты. На сегодня уже предприняты меры по локализации загрязнений, там постоянно работают военные экологические суда, они собирают мусор, ставят и убирают боновые заграждения в акватории.
РГ: Какие еще территории ответственности вашей службы?
Богословский: Их несколько. Морской контроль в России не был поставлен на должный уровень. И поэтому до сих пор не узаконены такие явления, как, к примеру, морские свалки, морские отвалы грунтов. Как правило, это отходы от ремонтных углубительных работ. За состоянием этих грунтов никто никогда не следил. Пробы не отбирались, что, как и в каком количестве туда сваливается, толком неизвестно. Нет ни регламентирующих документов, ни должного контроля за этими процессами, и мы намерены это исправить.
Также хотим привести в порядок действующие рейдовые перевалочные комплексы на наших акваториях. Их достаточно много - в Балтийском море, Керченском проливе. Нужно создать для них нормативную базу, провести экологическую экспертизу, установить контроль за ними. Определить "горячие точки" и выставить там экопосты.
Кроме прочего, необходимо усовершенствовать наше законодательство так, чтобы оно соответствовало международным конвенциям. К тому же у нас фактически отсутствует современный природоохранный флот.
РГ: Что значит "фактически"?
Богословский: Честно скажу: природоохранный флот в плачевном состоянии, он не строился больше 15 лет. Сейчас в нашем ведении около 30 небольших судов. В основном это старые катера, которые не имеют класса выхода в море. Часть из них (например, Каспийский и Новороссийский экопатрули) оснащены новейшими лабораториями. Но этого явно недостаточно для такой огромной страны. У нас есть программа судостроительства. Но пока нет решения правительства о выделении средств на ее реализацию. На первом этапе необходимо построить 10-12 судов. Цена вопроса - около 60 миллионов долларов. Это сравнительно небольшая сумма. Без современного российского природоохранного флота контроль за экологическим состоянием российских акваторий невозможен.