Подмосковная Рублевка стала синонимом богатства, гламура, красивой и сытой жизни. Ее полная тезка затерялась в амурском захолустье. Сотня жителей этой одноэтажной Рублевки мечтают о малом - свежем хлебе в местном сельмаге. Самая богатая среди них - баба Тоня с пенсией в девять тысяч рублей, треть которой - пособие по инвалидности.
От города Зея до Рублевки - восемьдесят километров узкой, как тропа, дороги, петляющей меж пологих сопок. Деревня тремя куцыми улицами разметалась на белесом берегу речки. Тихий погост, потемневшие избы, кособокое крыльцо приземистого клуба. Навстречу, по прямой как струна улице, походкой гвардейца идет рослый мужик в не по сезону теплой стеганой куртке.
- Гришка Пакулов меня зовут. Как жизнь в Рублевке?..- Громко посморкавшись, забористо выразился...
Гришку в деревне считают за дурачка, у него по этой части есть справка от врача, а от государства пенсия по инвалидности. Себя он называет "йогом" и мечтает поднять груз полтонны весом. Бывший сельский тракторист стал инвалидом в год распада большой страны СССР, замкнулся в себе и стал писать гневные письма академику Сахарову. Гришку упрятали в психушку от греха подальше да оформили инвалидность.
Антонина Александровна Бондаренко - бывшая передовая доярка ныне покойного местного совхоза "Сианский" - о Рублевке знает все. Ее дед с бабкой были основателями села в 1908 году, приехав по переселению с Украины.
- Там их деревня называлась Рублiвка, ну и назвали в честь нее. Только на русский лад.
Про богатую подмосковную тезку своей деревни экс-доярка знает немного.
- Смотрела по телевизору "Нашу Рашу", там про какую-то Рублевку все талдычат. С жиру бесятся. Аж зло берет, - нервно чиркает она прутом придорожную пыль.
Рублевка - вся ее жизнь. Призналась, что дальше областного Благовещенска никогда не выбиралась. Тридцать три года на ферме отработала, родила пятерых детей, заработала кучу хворей и покосившуюся хату, у которой зимой промерзают все четыре угла.
К слову, на зиму местный лесхоз выписывает всем рублевцам по 20 кубометров дров, и народ дружно мерзнет: все дома еще времен сталинских пятилеток, а морозы в 40 градусов - это местная проза жизни. Последней в битве с этой прозой пала местная начальная школа. Ее закрыли несколько лет назад. Теперь школьники ездят за знаниями в соседнюю деревню, за десять километров.
Из пресловутого соцкультбыта в Рублевке остался только медпункт (правда, фельдшер все чаще и чаще уходит в запои) да куцый магазинчик, где половину нехитрого товара дают под запись.
Сотовая связь дошла только до околицы - на въезде в село к рослой березе приставили лестницу, вот на нее и карабкается народ, чтобы дозвониться до мира.
- Бабка Комариха на той неделе с той лестницы упала, еле живая лежит,- печалились бабоньки в сельмаге.
От бывшей рублевской фермы остались руины, поля заросли густым подлеском. Местный совхоз здесь буднично называли "планово-убыточным", то есть ни о какой прибыли и речи быть не могло. Все убытки планировались...
Экономическое "чудо" кануло в Лету вместе с советской властью. Местные мужики подались в фермеры, но и это дело в Рублевке не прижилось. Последним из фермеров остался Виктор Жиренкин.
- Невыгодно фермерствовать, поддержки ни от кого нет. Урожаи?! Ну представьте себе, что зерно убираем только, когда его морозом стукнет, половина осыпается... Сушилок-то нет.
Виктор долго рассказывал о двух банковских кредитах, которые не знает, с чего отдавать. О том, что будет в этом году продавать технику, чтобы рассчитаться с банком.
- Оставлю две коровы да огород - проживем,- глубоко затягивался он сигаретой.
Еще признался, что его в Рублевке называют "олигархом" за то, что он поставил на крыше дома спутниковую антенну и смотрит десятки телевизионных каналов.
Остальные рублевцы смотрят только два федеральных канала. Да и то с помехами...
Николай Лихогруд, глава администрации Зейского района Амурской области:
- У Рублевки перспектив никаких нет. Молодежи там практически не осталось. У нас весь район такой, не лучше и не хуже. Бюджет дотационный, хоть и добываем тонны золота. Почему так? Ну, это не моя компетенция...