Адольф Шапиро с высоким, изысканным профессионализмом творит театр, в котором слышна его художественная и человеческая судьба.
Рожденный в 1939 году в Харькове, городе, где работал выдающийся украинский режиссер Лесь Курбас, он там же окончил театральный институт, а в 1964 году, то есть в 25 лет, возглавил Рижский ТЮЗ, ставший за тридцать лет его руководства уникальным художественным организмом. Две труппы, латышская и русская, имели разный репертуар, но равно высокое качество. И с одной, и с другой работал Адольф Шапиро, выучив латышский язык, чтобы стать "своим". И в одной, и в другой работали выдающиеся художники, такие как Фрейбергс и Китаев, а литературную часть возглавлял замечательный филолог и исследователь Серебряного века Роман Тименчик. Мало какой театр Москвы и Ленинграда мог тогда похвастаться такой командой, таким уровнем художественных притязаний. "Пер Гюнт" Ибсена и "Чукоккала" по произведениям Чуковского "Принц Гомбургский" Клейста и "Живой труп" Толстого, "Золотой конь" Райниса и "Последние" Горького - театр жил, соединяя токи русской и латышской культуры с культурой мировой. Вкус, изобретательность, красота и сострадание - что еще нужно театру, чтобы стать легендой? Не случайно в 1990 году он был избран президентом Международной ассоциации театров для детей и молодежи (АССИТЕЖ).
Но токи судьбы неисповедимы. В 1992 году по распоряжению тогдашнего министра культуры Раймонда Паулса театр был реорганизован, уникальная двуязычная труппа расформирована, а Шапиро был вынужден уехать в Москву. С тех пор он поставил множество спектаклей по всему свету. Но, кажется, вопрос о том, почему закрыли и можно ли было спасти, еще долго витал в его судьбе, рассеченной надвое - до и после.
В 2003 году он поставил в театре Эльмо Нюганена в Таллине "Отцы и дети". Это было упоительное зрелище со звуками песен и птичьим гомоном в отдалении, с изящным декором в виде бабочек на ажурных колоннах, в финале превратившихся в надгробные плиты. Хрестоматийную историю об отцах и детях он превратил в медленную, исполненную нежности и печали историю жизни нескольких поколений людей. Юность и старость, яркая вспышка молодой мужской воли, служение идее и все размывающая, преображающая сила жизни, пронизывающая своими токами все сущее. Именно этот "чеховский" мотив жизни, текущей помимо наших представлений о ней, услышал Шапиро в романе Тургенева. Это был давно забытый опыт исповедального, авторского театра. Когда спектакль показали в Москве, все только диву дались: несуетный стиль полузабытого русского психологического театра оказался органичной частью тихой, исполненной достоинства эстонской культуры.
Он умеет рассказывать про Жизнь в ее экзистенциальном и житейском значении. Рассказывать трепетно и трагично, с юмором и вкусом к самым обыкновенным и экзотическим ее проявлениям. Он ставит в Малом театре и БДТ, в "Табакерке" и Художественном, во Франции и Эстонии, Финляндии и Италии. Он аскетичен и трудолюбив, в его жизни все благополучно. И скорее всего, он уже не так остро переживает драму 1992 года в Риге. И все же, когда сегодня смотришь его спектакль "451 по Фаренгейту" в театре "Et cetera" о цивилизации, сжегшей свои книги, то вспоминаешь его собственную поучительную книгу "Как закрывался занавес". В ней есть глава, которая так и называется - "Как бы я сейчас ставил про это":
"Наверное, постарался бы иначе показать, как все начиналось. Не грубо и очевидно, а вкрадчиво и скрытно. Как перед грозой. Прошелестит ветерок, предвестник ненастья, а его никто не заметит. Дунуло сильней, приподняли головы, но вновь спокойно... А потом - быстро, резко, сразу - молнии, молнии, и... как из ведра! Все мокрые, хоть выжимай. Я бы постарался, чтобы поначалу все походило на недоразумение, на шутку. Чем смешнее начало, тем страшнее финал".
И пусть Адольф Шапиро и дальше думает об этом и продолжает ставить свои спектакли.