Оптимистичное заявление вице-премьера министра финансов Алексея Кудрина о том, что в следующем году начнется рост производства и ВВП вырастет на 1 процент, породило множество вопросов.
Это отражение изменений на мировом рынке нефти или появились иные, как говорят экономисты, фундаментальные причины? С таким вопросом наш корреспондент обратился к президенту Центра стратегических разработок Михаилу Дмитриеву.
Михаил Дмитриев: Трудно назвать фундаментальной причиной желание китайского правительства запастись сырьем, цены на которое относительно невысоки. Именно эти закупки и всколыхнули рынки. Но ведь понятно, что китайцы будут периодически сбивать цены, и это у них хорошо получается. В начале июля они отказались принимать в Шанхайском порту судно, которое доверху было загружено медью. И тут же посыпались цены на металлы на Лондонской бирже и - как следствие - пошла вниз цена на нефть: рынок получил сигнал, что китайцы перестали делать запасы. Спекулянты стали изымать деньги с рынков, фондовый рынок "присел", а мы получили падение курса рубля. Такие ситуации могут периодически повторяться в ближайшие месяцы.
Но в целом конъюнктура складывается в нашу пользу. Второй квартал этого года по степени благоприятного сочетания внешнеэкономических факторов был одним из самых успешных за последние несколько лет, если не считать падения экспорта газа и цены на него. Уровень цен на черные металлы оказался даже выше, чем в 2008 году, цены на нефть росли темпами, которых рынок давно не знал. В начале года экспорт упал в натуральном выражении на 15 процентов, во втором квартале на 5 процентов подрос. Кроме того, весной у нас увеличился экспорт даже там, где его не ждали - экспорт машин вырос почти на 20 процентов, а зерна - в 7 раз!
Российская газета: Это чудо какое-то!
Дмитриев: Трудно сказать. Но для российской экономики открылось еще одно "окно возможностей". Вспомним, причиной падения российской экономики стали два фактора: резкое падение экспорта и сокращение инвестиций. С начала кризиса из страны утекло порядка 150 миллиардов долларов. Но уже во втором квартале отток капитала сменился на приток. Масштабы в чистом виде невелики, что-то порядка 7 миллиардов долларов, но при этом 9 миллиардов долларов пришли в виде прямых иностранных инвестиций. Внешние рынки открылись для российских заемщиков впервые с начала кризиса, и многие компании этим воспользовались. Они либо разместили облигационные займы, либо реструктурировали кредиты. Так что у российской экономики действительно появились возможности для оживления.
РГ: Но, судя по статистике, его-то и не видно.
Дмитриев: Первые признаки мы получили в июне, когда впервые с начала кризиса промышленное производство в целом возросло примерно на 4,5 процента по сравнению с июнем прошлого года, а обрабатывающая промышленность - более чем на 9 процентов. В принципе мы можем ожидать, что рост производства продолжится, если цены на нефть не упадут слишком сильно и если внешние рынки останутся открытыми для российских заемщиков.
РГ: Если мы так зависим от внешнеэкономических факторов, то почему вслед за Западом упали мы очень быстро, а сейчас экономика так запоздало реагирует на улучшение ситуации?
Дмитриев: В антикризисных программах акцент сделан на решение социальных проблем, на недопущение ухудшения социального положения населения и снятие социальной напряженности. В бюджете резко увеличены расходы на социальные цели и зарплату, на это ушло более половины всех дополнительных расходов. И совсем незначительно возросли инвестиционные расходы.
Но с точки зрения стимулирования конечного спроса дополнительные деньги для населения сработали плохо, поскольку население не хотело их тратить. Хотя так называемые "сезонно сглаженные" доходы выросли на 10 процентов с января по май, спрос на потребительском рынке почти не вырос, а вот сбережения населения увеличились с 7 до 17 процентов от доходов.
Не сработали и вливания в банковскую систему, потому что банки опасались кредитовать предприятия, у которых падает выручка. И эти внутренние факторы сильно замедлили реакцию экономики на положительные внешнеэкономические импульсы. В противном случае, по моим ощущениям, рост мог бы начаться гораздо раньше. Но тем не менее какой-то сдвиг произошел.
РГ: Почему все-таки деньги к предприятиям идут медленно, если вообще идут. Выясняется, что 80 процентов доходов банков получены от операций на валютном рынке и только 6 -7 - от кредитных операций, на которые, собственно, и были даны госсредства.
Дмитриев: И еще можно добавить, что немалую часть поступивших к ним денег банки хранили... на депозитах ЦБ. Во втором квартале они выросли в пять раз, со 150 до 750 миллиардов рублей. Парадокс, но я считаю такое поведение банков не только рациональным, но и оправданным. Что в России послужило причиной спада производства? Ведь он произошел не из-за того, что банки перестали кредитовать экономику. Напротив, падением кредитования банки отреагировали на спад производства, начавшийся из-за сжатия спроса. Соответственно, и росту кредитования предприятий должно предшествовать оживление спроса на их продукцию.
Когда упали цены на нефть, Россия лишилась доступа к внешним источникам финансирования, из страны ушел капитал, до 8-10 процентов ВВП за несколько месяцев. Деньги были изъяты из экономики, перестали работать на спрос. Естественно, предприятия тут же почувствовали это, лишившись выручки и перспектив продавать свою продукцию.
Когда у предприятия нет шансов продать продукцию, то государство может попытаться заставить банки кредитовать производство. Так произошло в Белоруссии. Там действительно наблюдался некоторый рост производства. Но теперь склады забиты до отказа, и продукцию девать стало некуда. Банки поставлены на грань банкротства. Государство тоже оказалось на грани банкротства, потому что оно все это субсидировало. Страна стоит на грани валютного кризиса, ей грозит дальнейшая девальвация валюты.
РГ: Ваши коллеги любят повторять, что кризис - лучшее время для обновления экономики. Теоретически, конечно, чем тратить деньги на старые предприятия, лучше их закрыть и построить новые, современные. А на практике получается Пикалево. Там, как и во многих моногородах, таится локальная безработица. А повальная модернизация производства приведет еще и к безработице структурной. И как можно быстро переобучить людей, как заставить их переехать? Вон, из Пикалево люди не хотят уезжать.
Дмитриев: Я считаю, что застойная безработица грозит российской экономике в последнюю очередь, потому что у нас ежегодно работоспособное население снижается на несколько сот тысяч человек. То, что нам действительно грозит на стадии выхода из кризиса - это появления узких мест в точках быстрого экономического роста, где начнется острая нехватка рабочей силы.
Это произойдет из-за общего количественного сокращения рабочей силы в стране и в силу того, что уровень подготовки не соответствует потребностям предприятий. Но есть и другой аспект - он состоит в том, что если работники из "черных дыр" российской экономики не будут уезжать, то захлебнутся территории, где может возобновиться быстрый рост. Например, Калужский кластер, Ленинградская область, Краснодарский край, Екатеринбург, Москва, Нижний Новгород, Санкт-Петербург. Там всюду будет острая нехватка квалифицированной рабочей силы.
Такой переезд должен стимулироваться. Потому что семья бросает свое жилье в моногороде фактически бесплатно, его никто не купит даже за гроши. А там, где появляется работа, жилье стоит недешево.
Поэтому наряду с развитием ипотечного кредитования нужно развитие сегмента жилья внаем, особенно в тех городах, которые быстро развиваются.
РГ: Есть и другая сторона проблемы выхода из кризиса - подготовка и переподготовка специалистов. У нас прогнозируют, что трудно будет выпускникам найти работу. Кого же тогда готовят, кто срочно требуется?
Дмитриев: Мы с коллегами из других аналитических центров делали прогноз изменения спроса на труд различного уровня квалификации в зависимости от сценариев роста российской экономики в отраслевом и региональном разрезе. Выяснилось, что в большинстве регионов не будет особых проблем с кадрами, имеющими высшее образование.
Зато будет избыток предложений работников неквалифицированного труда. И острейший, просто катастрофический дефицит квалифицированных рабочих и техников. Пока же страна наводнена неквалифицированными работниками-мигрантами, и из-за этого в строительстве производительность труда в пять раз ниже, чем в Америке.
Недавно было проведено обследование Всемирного банка, где сравниваются условия ведения бизнеса в международном плане путем опросов предпринимателей. Среди трех главных проблем российские предприниматели назвали уровень налоговых ставок, доступ к финансовым ресурсам и доступ к рабочей силе необходимой квалификации. Все остальные проблемы на этом фоне меркнут.
Если говорить о начальном и среднем профессиональном образовании, то лидером по массовости охвата и темпам обучения современным технологиям является Китай. Обучать таджикских и узбекских мигрантов с помощью китайских профессиональных учебных заведений до того, как они приедут в Россию и начнут работать на наших стройках, я считаю абсолютно необходимым.
РГ: А на чьи деньги они будут учиться?
Дмитриев: И за деньги наших строительных компаний, и за деньги федерального бюджета. Вот МакКинзи, ведущая мировая компания по менеджменту, посчитала: для того чтобы построить все, что нам необходимо будет построить после кризиса, при нынешней низкой производительности в строительстве нам попросту не хватит всех тех трудовых мигрантов из Центральной Азии.
РГ: Странные у вас рецепты для российской экономики - таджиков учить в Китае, еще кого-нибудь у нефтяников Венесуэлы...
Дмитриев: Лучше в Бразилии, там технологии покруче. И не надо все изобретать самим. Кстати, по опросу Всемирного банка, российские компании намного превышают средний мировой уровень по количеству лицензий на использование международных технологий. У нас нет особых проблем с доступом к технологиям.
РГ: Что же у нас так мало Кремниевых долин?
Дмитриев: Чтобы создать Кремниевую долину, нужно не так уж и много денег. Наши высокотехнологичные сектора экономики близки к лидирующим в мире, но они составляют всего пару-тройку процентов ВВП и не покрывают почти всю экономику, как, допустим, в Америке. За эти сектора я спокоен, поскольку денег на их развитие хватит почти наверняка. А вот в большинстве российских отраслей изобретать велосипед не нужно. Для того чтобы в три раза поднять производительность российской промышленности, достаточно адаптировать готовые технологии и обучить работников тому, что в мире уже существует. Большей части нашей экономики гораздо выгоднее, проще и эффективнее заимствовать готовые технологии, нежели разрабатывать их с чистого листа.
Но даже для модернизации на основе заимствований всей экономике нужны инвестиции, которые измеряются триллионами. Нам, грубо говоря, долю инвестиций в ВВП после кризиса нужно повысить на 6-7 процентных пунктов как минимум. У нас внутренних источников для этого нет. Мин экономразвития, даже когда до кризиса готовил Концепцию-2020, предполагал, что недостающие инвестиции придут из-за рубежа. Честно говоря, я не думаю, что существует какой-то другой рецепт.
России и после кризиса придется привлекать инвестиционные ресурсы с внешних рынков, потому что наш собственный финансовый сектор мало того что не в силах финансировать многие крупные проекты, которые потребуются российской экономике, но он еще и должен перестроиться сам. Сперва мы пройдем через банковский кризис, в течение которого будет идти реструктуризация банков, их укрупнение и рекапитализация. Немало времени может уйти на восстановление и укрепление фондового рынка. И в этот период нам так или иначе придется привлекать внешние инвестиции. Важный урок кризиса состоит в том, что нужно делать меньший акцент на кредитные заимствования, из-за которых экономику лихорадит в периоды низких цен на сырье, и больший - на прямые иностранные инвестиции, которые даже в кризис не покидают страну.
РГ: Иначе говоря, прямая распродажа наших предприятий!
Дмитриев: Надо выбирать: либо устойчиво развиваться, либо сидеть как собака на сене и не пускать зарубежных инвесторов. Та же статистика Всемирного банка показывает, что доля прямых иностранных инвестиций в ВВП страны четко коррелирует с темпами роста производительности и с уровнем высокотехнологичного экспорта. Предприятия с участием иностранных инвесторов обычно обладают наивысшей производительностью в отрасли той страны, где они создаются.
РГ: Правительство знает о ваших предложениях?
Дмитриев: Мы участвуем в работе антикризисной комиссии и постоянно готовим предложения правительству . Какие-то предложения принимаются, какие-то - нет. Например, предложение не трогать НДС, но снизить налог на прибыль было поддержано. И, как показало время, правильно: НДС оказался якорем нашего бюджета, это единственный крупный налог, который не упал в процентах к ВВП. Прибыль же все равно упала, но зато те, у кого она осталась, почувствовали определенное облегчение от снижения налога.
Досадно, что было проигнорировано наше предложение об улучшении доступа к кредитам для торговых сетей. Это ухудшило ассортимент на прилавках, усилило сжатие потребительского спроса и замедлило начало оживления промышленности.
РГ: Может, сейчас что-то изменится?
Дмитриев: Сейчас спрос пробивает дорогу по другим каналам, например, через экспортный мультипликатор и приток капитала. То есть деньги-то, пусть и окольными путями, но доходят до производителя. Да и население уже, похоже, посчитало, что достаточно отложило на "черный день" и начинает побольше тратить.
В общем, жизнь начинает понемногу налаживаться.