А. А. Громыко пробыл на посту министра иностранных дел СССР 28 лет, то есть дольше, чем кто-либо из всех советских министров. Его угрюмое лицо с опущенными уголками рта олицетворяло внешнюю политику Советского Союза. Его устами Москва почти всегда говорила "нет".
В дипломатию он попал случайно, когда перед Второй мировой войной в ведомство иностранных дел мобилизовали молодых партийных работников. Вячеслав Молотов, занимавший пост министра иностранных дел в то время, сразу же обратил внимание на Громыко и направил его на работу в Советском посольстве в США, а перед отъездом представил Сталину. Для молодого дипломата это было большой честью.
Вождь дал Громыко ценный совет: "Когда приедете в Америку, зайдите в церковь, послушайте проповеди священников. Они говорят на понятном английском языке, и произношение у них хорошее. Недаром русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому методу совершенствования знаний иностранного языка.
В октябре 1939 года Громыко отправился в Вашингтон, где старательно изучал не только английский язык, но и историю, экономику, политику Соединенных Штатов. Он никогда не терял времени даром и не позволял себе наслаждаться заграничной жизнью.
Энергия, редкая работоспособность, блестящая память, настойчивость - все это помогло Громыко впоследствии стать министром. Но как дипломат он сформировался под влиянием Молотова, у которого перенял категоричность и формалистическое отношение ко всему, нежелание понимать и учитывать точку зрения партнера по переговорам.
Мечтал стать летчиком
Его и запомнили как сухого, лишенного эмоций, замкнутого человека, хотя в юные годы он не был чужд романтики. Мечтал стать летчиком, но не сложилось. Громыко говорил, что между летчиками и дипломатами есть нечто общее, например, умение не терять голову в экстремальных ситуациях. Этим искусством он владел в совершенстве. Его хладнокровию можно было только позавидовать.
"Необходимо понять ту эпоху, в которую людям приходилось выживать", - сказал мне Александр Бессмертных - сначала помощник Андрея Андреевича, а c 1991 года и министр иностранных дел. Громыко окружил себя плотной защитной оболочкой, за которой скрывался мягкий и ранимый человек. Этот панцирь позволял ему всегда держаться на поверхности. После войны всякое общение с внешним миром было смертельно опасно, поскольку самым страшным обвинением было обвинение в шпионаже. Дипломаты находились в зоне особого риска.
Громыко выбрал формулу выживания - слово "нет". Людей губит слово "да". А сказав "нет", не пропадешь.
Так и появилась у Громыко маска, которая всеми воспринималась как его истинная натура. А под маской скрывался очень интересный человек - помощники Андрея Андреевича, которые видели его и дома, и на даче, считают Громыко одним из самых эрудированных и интеллигентных людей своего времени. Его рабочий стол был завален книгами, в основном историческими, и на нем оставался лишь клочок свободного места. Бессмертных как-то спросил, почему одни и те же книги так долго лежат у него на столе. Громыко ответил, что у него такое правило - пока не дочитает, в шкаф не поставит.
Он также был неприхотлив в еде и одежде. Всегда находился в хорошей форме - делал упражнения с гантелями -и обязательно проходил десять километров в день. Сын Громыко рассказывал мне:"Я никогда не видел его лежащим на диване, никогда не видел небритым.И к тому же он был по-немецки пунктуален".
Вот какие советы Громыко-старший давал сыну, отправляя на работу за границу: "На приемах не пей. Дипломат копает себе могилу рюмкой. Не лезь на рожон, будь скромнее. Старайся больше слушать, чем говорить. Если не уверен, что надо говорить, лучше промолчи. И еще - не заводи дружбу с иностранцами. Для политика и дипломата это помеха".
Старался измотать противника
Советский министр не верил в счастливое озарение или в ловкий дипломатический трюк. Это противоречило бы его врожденной осторожности. Он был неутомим и хладнокровен. Громыко был хорошим актером - умело скрывал свои намерения и настроения. Лишь в редчайших случаях его чувства брали верх над разумом. Любое проявление эмоций было тщательно продумано.
Громыко придавал большое значение подготовительной работе - подбору материалов к переговорам, и считал, что ее необходимо проделывать самому, чтобы быть на высоте. Он не чурался черновой работы, поэтому часто брал верх над менее подготовленными и менее опытными иностранными коллегами. Мог часами вести переговоры, ничего не упустив и ничего не забыв.
Громыко хорошо владел английским языком, но все-таки настаивал на присутствии переводчика. Таким образом он выигрывал дополнительное время на обдумывание ответа.
Став министром, Громыко умело выторговывал серьезные уступки в обмен на незначительные. Он, пользуясь нетерпеливостью своих партнеров, вытягивал из них согласие. Сам Громыко никогда никуда не торопился и был бесконечно терпелив. Старался измотать противника, торгуясь с ним по каждому поводу. Только убедившись, что получил все возможные выгоды, переходил к следующему вопросу. Он накапливал второстепенные выигрыши до тех пор, пока они не складывались в крупный успех.
Но у этой тактики были и минусы. Громыко без нужды затягивал переговоры и упускал возможность заключить выгодное соглашение. А между тем в США мог появиться новый президент и предложить куда менее выгодные условия.
В своей речи на ХХIV съезде партии в 1971 году министр Громыко сказал: "Нет ни одного хоть сколько-нибудь важного вопроса, который сегодня решался бы без Советского Союза или вопреки ему".
Годы разрядки были вершиной успеха Громыко как министра. Но ввод войск в Афганистан, установка новых ракет средней дальности в Европе привели к крушению разрядки. Внешняя политика последних громыкинских лет - в конце правления Брежнева, уже не способного руководить страной, и после его смерти, при Андропове, - производила впечатление непродуманной. Отношения с Америкой становились все хуже и хуже. Министр произносил "ястребиные" речи, которых давно не слышали. Он утерял способность договариваться с американцами. Вероятно, он сознавал, что не все идет гладко, и это пугало его.
Одна из главных проблем состояла в том, что члены Политбюро либо мало что понимали в международных делах, либо находились в плену фантастических мифов. Но Громыко товарищей не разубеждал. Однажды министр рассказал подчиненным, как он с тринадцати лет ходил с отцом на заготовку леса. Иногда они сплавляли плоты по реке. Надо было, балансируя на скользких бревнах, разгребать заторы. Неверный шаг - и упал в воду. А бревна как будто старались подмять сплавщика под себя. "Отличная тренировка для дипломата", - заключил министр.
Громыко был надежным исполнителем воли того, кто стоял во главе государства - Сталина, Хрущева, Брежнева. Это и помогло ему выжить. Его жизненное кредо было: "не высовываться". Он всегда был осторожен, избегал опасных шагов. Это одна из причин его долголетия в политике.
"Называйте меня Андрей Андреевич"
С Великобританией у Громыко были связаны не очень приятные воспоминания. И виноват в этом Андрей Вышинский - министр иностранных дел СССР в послевоенные годы. Вышинский терпеть не мог Громыко и в июне 1952 года отправил его "с глаз долой" - послом в Великобританию. Громыко, являвшийся до того первым заместителем министра иностранных дел, воспринял это назначение как ссылку, и не случайно: посольские чекисты знали, что он в опале и усиленно писали на него доносы. Громыко готовился к худшему - к аресту. Но в марте 1953 года умер Сталин. Вышинского тут же сняли со всех занимаемых им должностей, и уже в апреле Молотов вернул Громыко в Москву.
Впрочем, чувство нелюбви к Великобритании было вполне взаимным. Англичанам было трудно вести переговоры с Громыко, поскольку тот едва ли не часами читал им лекции о миролюбивой позиции Советского Союза. Министр иностранных дел Алек Дуглас-Хьюм как-то попытался прервать его, сказав, что пересказывать передовицы газеты "Правда" не требуется. Переговоры удалось провести только тогда, когда министры остались друг с другом один на один.
Позднее,в начале 70-х, другой британский министр Джордж Браун попытался установить с Громыко более неформальные отношения. Однажды во время официального завтрака он обратился к советскому дипломату "Андрюшка". Громыко очень холодно заметил, что если господин министр хочет обращаться к нему неофициально, но в то же время вежливо, он должен называть его "Андрей Андреевич". Естетственно, Браун не осилил сложное для иностранца сочетание имени и отчества, а отношение к англичанам у Громыко стало еще более прохладным.
Статья опубликована во вкладке Russia Now в The Daily Telegraph (Великобритания) 30.06.09, а также в The Washington Post (США) 24.06.2009
Английская версия также доступна в формате E-paper на странице 5
Тексты, опубликованные во вкладках, могут подвергаться стилистической правке со стороны газеты-партнера.