Министр юстиции Александр Коновалов в интервью члену президиума Ассоциации юристов России Михаилу Барщевскому объяснил, почему юристу нужна узкая специализация.
Михаил Барщевский: Ваши последние инициативы дали основание говорить о вашей нелюбви к адвокатуре. Это не потому, что вы так долго проработали прокурором?
Александр Коновалов: Я слышал и другую оценку этих инициатив. Предложение о "чистке" адвокатской корпорации для настоящих адвокатов может оказаться крайне выгодным. В России огромное количество адвокатов низкой квалификации. Они просто позорят адвокатскую корпорацию своими выступлениями в судах. Я уж не говорю о тех, кто зарабатывает только коррупционным посредничеством. Я уверен, что адвокатская корпорация заслуживает лучшего. И потом... почему-то упустили вторую часть моих предложений. А они состоят в том, чтобы стимулировать приток в адвокатуру людей, которые являются юристами высочайшего класса, в том числе тех, которые сегодня занимаются бизнес-консалтингом. Распространить культуру консалтинга не только на успешный бизнес, для которого юридические решения имеют большую цену вопроса, а в целом - на все общество. Чтобы человек обращался к юристу не на тех стадиях, когда уже нужно спасать положение, бежать в суд или инициировать возбуждение дела, а на стадиях гораздо более ранних, когда просчитывается принятие решения.
Барщевский
Коновалов: Домашним доктором, как это имеет место во всех нормальных странах.
Барщевский: Хочу поязвить по поводу одного из ваших предложений. Вы предложили адвокатам раз в 5 лет сдавать экзамен. Я уверен, что я бы его вам не сдал. А вы бы его мне сдали?
Коновалов: Мы говорим немножко о разных вещах. Я за то, чтобы апробировать ту идею, которая сегодня активно обсуждается: дополнить наше аховое в большинстве юридических вузов юридическое образование профессиональным квалификационным экзаменом. Чтобы попасть в любую юридическую корпорацию, выпускник должен сдать экзамен.
Барщевский: По поводу квалификационного экзамена готов с флагом впереди всех бежать. Я против периодической переквалификации. Объясню, почему. Возьмем наследственное право. По наследственному праву в этой стране нет человека, которому я могу сдать этот экзамен. Возьмем земельное право. Я его завалю хуже, чем любой студент.
Коновалов: Если вы меня сейчас спросите, что написано в моей собственноручно написанной 10 лет назад диссертации, то я и половины не вспомню. Но если мы с вами начнем этим заниматься, мы через неделю вспомним, о чем идет речь, и станем конкурентоспособными. Я являюсь сторонником узкой специализации юристов и считаю, что в этом нет ничего плохого. Конечно, есть мэтры, которые способны себя позиционировать сразу в нескольких областях, в том числе удаленных друг от друга: в уголовном праве, в процессе и в гражданском праве, в арбитражном, в земельном. Но среди наших братьев-адвокатов хватает и таких, которые берутся за все, но неспособны никому помочь. Формат экзамена, его наполнение может быть самым разным. Более того, периодическая переаттестация или переквалификация адвокатов может иметь оценку по некоторым дополнительным параметрам. Допустим, количество проведенных процессов, количество выигранных процессов, наличие жалоб на действия адвоката, решений квалификационных коллегий, комиссий по этике по этим жалобам и т.д. Словом, должна быть некая система рейтинга для адвокатов, и она должна изменяться в зависимости от таких тестов.
Барщевский: Почему вы предлагаете ввести институт стряпчих, а не муниципальную адвокатуру?
Коновалов: Я здесь боюсь за муниципальную адвокатуру. Основная идея такого разделения состоит в том, чтобы расставить точки над "i" и разложить по полкам адвокатов квалифицированных и адвокатов неквалифицированных или недобросовестных, которых сегодня пруд пруди. Такое разделение предлагается, чтобы неквалифицированные адвокаты оказались отсеченными от полноценной юридической практики.
Барщевский: Стряпчие - это такие же, если я вас правильно понял, вольнонаемные, но без права выступления в суде. Все жулики, условно говоря, оказываются среди стряпчих, их никто не контролирует.
Коновалов: Почему же? Они также остаются членами юридических консультаций, коллегий.
Барщевский: Тогда как вы будете их разделять? Другое дело, если вы создаете муниципальную адвокатуру вместо этой самой бесплатной юридической помощи, где они на зарплате у государства, небольшие деньги, но жулики отсекаются от юридической практики вообще. Начинающие муниципальные адвокаты - два-три года, экзамен и они - полные адвокаты.
Коновалов: Это один из вариантов. Я не говорю, что надо сделать именно так, и никак иначе. Концептуальная идея заключается в том, чтобы попадание в профессию адвоката было сопряжено с неким начальным этапом, когда ты должен доказать свою профессиональную и этическую дееспособность.
Барщевский: Под этим я расписываюсь вместе с вами. Есть ощущение, что при вас минюст станет головным ведомством страны. Возможно, это и правильно в правовом государстве. Ревности других министров не чувствуете?
Коновалов: Я не чувствую ревности, потому что на роль некоего суперведомства, такого монструозного образования, каким оно является в тех же Соединенных Штатах, Минюст России сегодня не претендует. Может быть, имело бы смысл говорить о создании такого суперведомства с подчинением ему в качестве курируемых служб и следственных органов в качестве единого следственного комитета и органа, который обеспечит представительство в судах, т.е. прокуратуры, и ведомства, которое обеспечит исполнение наказаний и исполнение решений по гражданским делам, и многих других. Но, на мой взгляд, сегодня к этому никто не готов, и мы выбрали себе другое направление для развития деятельности министерства. Мы не вторгаемся в компетенцию прокуратуры и других служб.
Барщевский: Вы как-то оговорились, что выработали для себя пять основных направлений деятельности минюста. Могли бы вы их назвать?
Коновалов: Первое, мониторинг законодательства и правоприменения. Второе - правовое просвещение населения и содействие развитию правосознания. Третье - оптимизация системы исполнения решений по гражданским делам. Четвертое - реформа уголовно-исполнительной и уголовно-судебной политики и в целом реформа пенитенциарной службы. И, наконец, пятое - оптимизация или реформа деятельности адвокатуры и нотариата. Сегодня обе эти корпорации не полностью используют свой потенциал.
Барщевский: Что такое для вас Ассоциация юристов России? Чего вы от нее ждете?
Коновалов: Для меня АЮР - это оптимальная площадка для реализации очень перспективного общественно-гуманитарного проекта по созданию сети центров юридической помощи населению на базе площадок парламентских партий, на базе юридических клиник юридических вузов, на базе муниципальных адвокатур или в сотрудничестве с ними. Я думаю, что Ассоциация юристов - это та структура, которая идеально подходит для реализации такого проекта. Во-вторых, АЮР - проводник политики правового просвещения и повышения правового сознания населения. Эта политика может выражаться в том числе в издании цикла доступной для обывателя литературы, которая объясняет ему элементарные базовые положения права, способы защиты его прав. Сегодня наших граждан, не сведущих в юриспруденции, обманывают и прокуроры, и адвокаты, и милиционеры, и судьи. Неплохо было бы, если бы человек чуть больше знал о своих правах и о том, как их реализовывать.
Барщевский: Насколько я знаю, вы не только верующий человек, но и недавно закончили духовную семинарию. Насколько вы можете оставаться объективным, рассматривая вопросы иных конфессий?
Коновалов: На самом деле никакой семинарии я не заканчивал. Я окончил заочно Свято-Тихоновский богословский университет и являюсь магистром теологии. Когда работал представителем президента в Приволжском федеральном округе, где, наверное, наибольшая концентрация по численности мусульманского населения, мне это здорово помогало. Был уже выработан определенный навык диалога с людьми, которые тяготеют к другим конфессиям и даже являются ортодоксами. Что касается нынешнего моего положения, то мы действуем в очень узких, определенных законом рамках. У нас нет поводов быть необъективными. Постепенно я пришел к пониманию того, что вера, если ты ее правильно понимаешь, может только помогать быть максимально эффективным в том деле, которым ты занимаешься.
Барщевский: Какой ваш любимый вид спорта?
Коновалов: Тот, которым я занимался, - академическая гребля. Я его по-прежнему люблю и даже, как могу, пытаюсь помогать его развитию, восстановлению его традиций. Особое место в моей жизни сейчас занял студенческий спорт - в рамках Ассоциации студенческого баскетбола, президентом которой я являюсь, реализуется масштабный и амбициозный проект. Что касается собственной спортивной формы, то ее поддерживаю на гребном тренажере с одновременным просмотром на DVD-проигрывателе обучающих программ.
Барщевский: А как вообще вы отдыхаете?
Коновалов: Для меня отдыхать означает просто отключаться от любых видов умственной деятельности. Я однажды провел один из самых уникальных отпусков в своей жизни. Уехал в деревню, в свой деревенский дом. Сознательно для себя установил неделю срока, в течение которого не подходил к бензопиле и ящику с инструментами, запасся заранее половиной Собрания сочинений Достоевского и просто читал и пил парное молоко. Ничего больше не делал.
Барщевский: Вам приходится спорить с вашим бывшим однокурсником Дмитрием Медведевым?
Коновалов: Мы не однокурсники. Он закончил в 87-м году, а я в 92-м. Я застал Дмитрия Анатольевича в качестве преподавателя, правда, я у него не учился. Соратник по кафедре, так можно сказать.
Барщевский: А спорить приходится?
Коновалов: С пеной у рта, конечно, нет. Но настаивать на своей точке зрения я себе позволяю. Существуют указания, рекомендации, приказы, которые не обсуждаются. Но есть решения, общее мнение по которым можно вырабатывать, в том числе и в дискуссии.
Барщевский: Однажды ваш спор возник при мне. Именно спор. Он был интеллигентный, корректный, спор двух юристов-ученых, не президента и министра. Мне тогда очень понравилось то, в какой форме шла дискуссия, что вы не раболепствовали. А закулисно это бывает?
Коновалов: Закулисно мы не общаемся. А в вашем наблюдении не вижу ничего уникального. Мне кажется, это все-таки элемент петербургской академической школы. По крайней мере, там это точно никого бы не удивило.