Пока я с опаской - чтобы не оступиться и не разбить объектив фотоаппарата - поднимался на смотровую вышку по шатким и почти отвесным лестничным пролетам, откуда ни возьмись, собрался дождь. Крупные капли ударялись о железо беззвучно и мгновенно впитывались в рыхлую ржавчину нагретых солнцем поручней и настилов. А в той стороне, где мы ожидали увидеть знакомый силуэт чернобыльского саркофага, словно опустили полосатый занавес.
За струями дождя, подсвеченными закатными лучами, четвертый энергоблок был едва различим. Но Максим Кудин, главный лесничий заповедника, уверенно показал направление. В ясную погоду, по его словам, объект "Укрытие" отсюда как на ладони. И пусть это не самая ближняя к нему точка на территории Белоруссии, людей из этих мест эвакуировали в первые же дни после аварии.
Крыши домов в обрамлении буйно разросшейся зелени, вполне рабочая на вид водонапорная башня рядом с животноводческой фермой, старый колодец на песчаном островке поодаль и море вокруг переспелой, забывшей про косу и плуг травы - такая панорама открывалась с 35-метровой высоты смотровой пожарной вышки в бывшей деревне Красноселье.
Придорожный камень на подъезде к ней бесстрастно сообщал: д. Красноселье. Проживало 244 чел. Отселена в 1986 г. Двадцать три года уже здесь нет людей. Но природа не спешит стирать следы их былого присутствия - будто на что-то еще надеется. Она лишь прибралась там, где мы невольно или по нерадению напакостили: укрыла цветущим разнотравьем стихийные свалки и который год врачует окрест глубокие шрамы, оставленные на земле колесной техникой.
Смотрю вниз, и глаз неожиданно цепляется за что-то явно инородное. Не сразу соображаю, что это "уазик", на котором мы сюда добрались. Наш водитель Валерий Сацура вызвался разыскать деревенское кладбище, пока мы карабкались по заржавелым лестницам, чтобы взглянуть на окрестности свысока. Теперь он вернулся и остановил машину у ближайшего дома на деревенской улице, где не видно ни единого следа - только примятая трава двумя полосками позади "уазика"…
Стало как-то не по себе взирать на это с высоты и резко потянуло вниз. Но Кудин меня задержал.
- Смотрите, кто теперь тут хозяйничает...
За крайними домами, куда указывал Максим, неспешно пересекала луг пара тучных кабанов с выводком. Они, скорее всего, ощутили и услышали непривычные для себя запахи и звуки, но ничуть не испугались. А просто отошли подальше, как уклоняется человек от малоприятных или ненужных встреч.
Для кого - полигон, для кого - заповедник
Еще одного непуганого и разъевшегося на вольных хлебах кабана мы встретили на подъезде к деревне Ломачи. Вернее, к тому месту, где она располагалась, - у изгиба Припяти, на высоком левом берегу. Здесь прежде была пристань и ходили суда на подводных крыльях. Люди ездили в Припять, что уже на правом, украинском берегу, за продуктами. Туда и обратно оборачивались за один день. А берег, чтобы не размывало в половодье и после дождей, был когда-то укреплен решетками из ивовых прутьев. Сейчас река каждую весну подтачивает береговой откос на крутой излучине, и полоска асфальта, что вела к пристани, раз за разом подламывается и оседает.
Пока я прицеливался в объектив, Сацура и Кудин вспоминали свои прежние сюда наезды и пытались меня страховать, чтобы я, паче чаяния, не искупался в Припяти вместе с рухнувшим асфальтом…
Обошлось, и мы двинулись дальше, в сторону деревни Кожушки. По привычным меркам это даже не деревня, а большое село - со школой, комбинатом бытового обслуживания и несколькими рядами домов. Но теперь от всего этого лишь печные трубы на месте частных владений да кирпичные стены общественных построек. Поголовно отселенные Кожушки в 2003 году постигла другая беда - пожар. По словам Кудина, выгорела большая часть домов, а вместе с ними погибло около 1300 гектаров прилегающего леса. Чтобы подобное не повторялось, теперь ежегодно, а то и по два раза в год - осенью и весной - все бывшие деревни на территории заповедника опахивают. А в лесных кварталах прокладывают минерализованные полосы и создают так называемые "разрывы" - противопожарные просеки шириной от 12 до 40 метров.
В Кожушках, едва мы притормозили, из-за кустов показалась лосиха с двумя телятами. Удивленно вскинув голову, она, не раздумывая, развернулась и увела за собой лосят. Совсем по-другому вел себя другой незнакомец лосиного племени, которого встретили днем позже. Заслышав шум приближавшейся машины, он вышел почти к самой дороге и застыл как вкопанный, навострив в нашу сторону огромные уши-локаторы. Боясь спугнуть, мы осторожно, чтобы не скрипнула дверь, вышли из "уазика", прихватив на удачу фотоаппараты. А красавец-лось будто этого и ждал - позировал, пока снимать не надоело нам самим. И только когда Сацура нажал на сигнал, четвероногий натурщик нехотя развернулся и сиганул в кусты.
- Совсем потеряли бдительность ваши зверюшки, - оборачиваюсь я к Максиму Кудину, который уступил моей нахальной просьбе занять место на переднем сиденье рядом с водителем. Он в ответ улыбается и зовет приехать еще раз в начале декабря - тогда, мол, точно повстречаем зубров.
Про то, что в Полесский государственный радиационно-экологический заповедник завезли из Беловежской пущи зубров, я уже читал. В 96-м их было всего шестнадцать, сейчас в этой микропопуляции 66 особей. А вот про диких лошадей Пржевальского, что самовольно пробрались на охраняемые земли с украинской территории, я слышу от Максима впервые. С не меньшим увлечением главный лесничий рассказывает о редких видах птиц и растений. В Красную книгу Республики Беларусь включено 53 из 205 разновидностей птиц, выявленных орнитологами ПГРЭЗ, пять видов упоминаются в международной Красной книге. Краснокнижных растений здесь чуть меньше - 38, но некоторые из них, например молодило русское, зарегистрированы в Беларуси только на территории Полесского заповедника.
Энциклопедическая эрудиция Кудина в этой части становится понятна, когда узнаешь, что главный лесничий заповедника готовит кандидатскую диссертацию под руководством члена-корреспондента НАН Владимира Бачинского из Института леса. И тема у этой работы вполне соответствующая: "Формирование лесных насаждений в юго-восточной части белорусского Полесья в условиях снятого антропогенного воздействия". Ко времени защиты, предупреждает Максим, название может немного измениться, но суть исследования останется прежней: как ведет себя природа, когда от нее удаляется человек - вооруженный техникой и просто вооруженный.
Пасека в Бабчине и вахта в Масанах
Мы не прошли и половины намеченного маршрута, а впечатления уже роились, словно пчелы на опытной пасеке, с которой, собственно, и началось мое знакомство с научной и научно-экспериментальной деятельностью в Полесском заповеднике.
Официально пасека приписана к Воротицкому лесничеству, а занимает два обычных приусадебных участка рядом с обычными одноэтажными домами из силикатного кирпича, что были построены по типовому проекту в деревне Бабчин - тогда еще центральной усадьбе колхоза "Октябрь". Теперь в отселенном и прошедшем тщательную дезактивацию Бабчине - главная научно-экспериментальная база заповедника.
На опытной пасеке, рассказал лесничий Леонид Лукьяненко, сейчас 70 ульев. В 2008 году произвели 2180 килограммов товарного меда. По его словам, "могли и больше", но часть пришлось оставить для питания самих пчел в зимний период, поскольку сахара на эти цели заповедник не получил. Отпускали по 10540 белорусских (на русские - чуть больше ста) рублей за килограмм. На рынке в Хойниках в то же время мед стоил 20 тысяч и больше. За качеством - тройной контроль: сами, инспекция из Гомеля, плюс кондитерские фабрики, которые перед закупкой заказывали независимую проверку на радионуклиды.
- Мед чистый потому, - раскрывает главный секрет Лукьяненко, - что сбор идет со специально высеенных однолетников - это фацелия, продуктивный медонос. А если бы пчелы летали куда попало, результат был бы иной. Ведь пчеловодство на землях с нашим уровнем радиоактивного загрязнения повсеместно запрещено.
Итогом краткого знакомства стал общий вывод: при всех успехах экспериментальной пасеки коммерчески выгодным или хотя бы рентабельным такое пчеловодство быть не может. Ведь пасеки хороши прежде всего тем, что для них не надо специально высевать медоносы - пчелы должны собирать свою дань на естественных угодьях.
Помимо экспериментальной пчелопасеки, службы радиационного контроля и режима в Бабчине расположена одна из трех пожарно-химических станций, а рядом с бывшим ДК выстроены два новых корпуса - научно-лабораторный и санитарно-бытовой, с пунктом спецпитания и небольшим, но по-своему уникальным музеем. Это и есть научная часть заповедника, которой руководит Юрий Иванович Бондарь. Она включает отделы экологии фауны, растительных комплексов, радиационно-экологического мониторинга, а также лабораторию спектрометрии и радиохимии.
Вахтовым методом и на постоянной основе (в зависимости от конкретных задач и условий работы) здесь трудится 45 человек, десять из них - кандидаты наук. На расстоянии прямой видимости от Чернобыльской АЭС - всего в двенадцати километрах от разрушенного энергоблока - расположена постоянно действующая научно-исследовательская станция "Масаны". Специалисты, которые несут там вахту, оперативно отслеживают все изменения радиационной обстановки в ближней зоне АЭС, ведут метеорологические наблюдения, радиоэкологический мониторинг почвы, воды и растительности.
А в лаборатории спектрометрии и радиохимии, где мы общались с инженером-радиометристом Людмилой Король и лаборантом Натальей Тишкевич, нам показали новое оборудование, поступившее в рамках программы технического сотрудничества с МАГАТЭ. Их коллега инженер-радиометрист Наталья Блинова объяснила принцип работы низкофонового газопроточного альфабетасчетчика, приобретенного на средства одной из программ Союзного Государства в 2008 году. На этой установке определяют удельную активность стронция-90 в пробах воды и почвы, что сейчас особенно актуально. Лаборатория в целом аккредитована теперь на инструментальное определение в объектах окружающей среды, образцах флоры и фауны не только цезия-137, но америция-241. Своими силами здесь могут обеспечивать радиохимическое определение изотопов плутония и стронция-90, что практически уравнивает ее возможности с ведущими радиологическими лабораториями Беларуси.
Обратно в Хойники мы выбирались через КПП "Новопокровск". У меня, как и положено, проверили документы и сделали отметку в дежурном журнале. После этого разрешили подняться на вышку, что поставлена на границе заповедника и прилегающих угодий соседнего колхоза. В этот раз я поднимался первым, а у Максима почти на самой верхотуре вдруг ожил мобильный телефон. Звонили из лесной охраны: задержали нарушителей - что с ними делать? Как выяснилось, стадо колхозных коров перегнали через пограничный с заповедником ров-преграду и пасут себе. Максим велел составить протокол и строго предупредить: если подобное повторится, спуску не будет - по новым правилам штраф такой, что мало не покажется.
В это самое время прямо под вышкой и на поле по другую сторону дороги работала колхозная техника - самоходным комбайном косили траву и закладывали сенаж. Уходящая к горизонту и прямая, как взлетная полоса, стена заповедного леса отбрасывала на выбритое поле плотную тень.
P.S.
Итоговое интервью с директором Полесского государственного радиационно-экологического заповедника П. Куданом "Полигон, где не стреляют" читайте в одном из ближайших номеров "СОЮЗа".
Текст публикуется на сайте в авторской версии.