Во время спектакля "Корсар", который Большой театр давал в минувшие выходные в Вильнюсе, зрительный зал то и дело взрывался аплодисментами, а в финале устроил настоящую овацию, приветствуя российских артистов стоя. Балет Большого никогда - ни в советские, ни в постсоветские времена - не приезжал со своими постановками в Литву, поэтому событие это рассматривалось не просто как очередные гастроли. Для того были и другие причины: в нынешнем году Литва отмечает 1000-летие своей государственности, Вильнюс провозглашен "культурной столицей" Евросоюза, а один из литовских банков, благодаря которому Мария Александрова, Николай Цискаридзе, Екатерина Шипулина, Наталья Осипова, Иван Васильев и оказались на сцене Национальной оперы Литвы, отпраздновал свое двадцатилетие. Словом, было много оснований для того, чтобы политическая элита республики позволила себе насладиться искусством этих великолепных артистов.
Однако, по свидетельству местных наблюдателей, в полной мере этого не произошло. Хотя на двух данных в Вильнюсе спектаклях Большого и были замечены министр культуры Литвы, мэр литовской столицы, некоторые заместители министров и отдельные депутаты парламента, в основном политическое руководство республики воздержалось от посещения московских гастролей, как полагают эксперты, по причине нежелания быть заподозренным в пророссийских настроениях. И, думаю, с такими суждениями можно согласиться, трудно поверить, что это произошло из-за отсутствия билетов.
При том, что Вильнюс обволакивает московского обывателя подзабытым уютом, неспешностью ритмов городской жизни и вежливой доброжелательностью местных жителей, настороженность в отношении России выглядит как обязательная фигура речи, признак хорошего тона, непременный политический жест, демонстрируемый при каждом удобном случае.
Я не собираюсь сейчас анализировать все подробности российско-литовских дипломатических отношений. Но даже не внедряясь глубоко в нюансы литовской внешней политики, которая сейчас, похоже, меняет чисто американские ориентиры на общеевропейские, нельзя не отметить, что аспект недоверия к России сохраняется в ней как некая доминанта, будто ни с 1940 года, ни с 1991-го в мире ничего не произошло. Литовцы до сих пор с опаской глядят на Москву как на столицу Советского Союза, а мы порой удивляемся Вильнюсу так, словно он остался главным городом Литовской ССР.
Разумеется, можно вспоминать тысячелетнюю историю взаимоотношений Руси и Литвы, оспаривая друг у друга те или иные исторические названия, но, лишь неизменно признавая, что это соседство, скрепляемое время от времени брачными узами, было куда как безоблачней других соседств. Можно и нужно говорить о трагедиях ХХ века, которые принесли неисчислимые беды народам, живущим в этой части Восточной Европы, - русским, литовцам, белорусам, украинцам, евреям, полякам. Но именно события 1939-1940 годов и послевоенные соглашения союзников по антигитлеровской коалиции в конечном счете определили нынешние границы Литвы. Однако далекие исторические отсылки не слишком помогут в определении нынешнего положения вещей, которое задается не архаичным сентиментализмом, а скорее новым прагматизмом.
В отличие от Эстонии и Латвии в Литве после развала Советского Союза, как известно, был принят так называемый "нулевой вариант", позволяющий всем проживающим на тот момент в республике принять литовское гражданство. Эта возможность предоставлялась всем без исключения, вне зависимости от национальной принадлежности. Таким образом, был выдержан социальный правозащитный "евростандарт", но в то же время был сделан решающий шаг к тому, чтобы национальные меньшинства растворились в "титульной" нации. В Литве и до 1992 года русских было значительно меньше, чем в Латвии и Эстонии, а сегодня русскоязычными себя считают лишь 200 тысяч человек, из которых только 20 тысяч предпочли русские паспорта литовским. За это время выросло поколение литовцев, для которых русский язык перестал быть и первым, и вторым иностранным, а русскоговорящая молодежь, решившая остаться в Литве, должна теперь в совершенстве владеть литовским, если хочет получить
высшее образование (осталось одно отделение русской филологии в педагогическом университете, где наши соотечественники могут учиться на родном языке). Доходит иногда до курьезов: например, медицинским наукам литовские студенты учатся по старым советским учебникам, переведенным, а то и не переведенным с русского языка. Но все же важно понять, что в межкультурном диалоге литовцев и русских происходят совершенно новые процессы, которые требуют новых моделей поведения и от наших соотечественников, и от самой России. Понятно, семнадцать или восемнадцать лет все-таки не тот исторический срок, который может в корне изменить культурный код народов, живущих бок о бок не одну сотню лет, но уже ясно, что невозможно уповать только на исторические традиции и бытовые привычки.
На проспекте Гедимина в центре вильнюсской ярмарки, где исстари торговали местные ремесленники и крестьяне, в субботу и воскресенье шел фольклорный фестиваль, на котором можно было услышать и русские песни. Вместе с послом России в Литве Владимиром Чхиквадзе и директором Большого театра Анатолием Иксановым мы случайно оказались на выступлении детского ансамбля "Веснушки", который десять лет назад организовала в средней школе имени Льва Карсавина Тамара Третьякова. Она лихо играла на аккордеоне, ребята, одетые в прекрасные народные костюмы, пели и приплясывали, играли на разных инструментах, к радости русских и литовских слушателей, умилявшихся субботней идиллии. И я вдруг поймал себя на мысли, что русская диаспора, наверное, будет более консервативна в сохранении национального фольклора, чем мы в метрополии, где культура и язык развиваются более свободно и органично, в естественной природной среде, где не надо отстаивать свое право на родную речь. Так, русская эмиграция "первой волны" передавала от поколения к поколению родной язык в том удивительном звучании Серебряного века, которое было уничтожено просторечием пролетарской революции. В Литве есть целый ряд русских фольклорных коллективов, и прежде всего ансамбль староверов "Аринушка", которые сохранили те жемчужины народного творчества, которые уже не отыщешь в России. Консерватизм в отношении к своей культуре характерен для диаспоры любого народа, которая стремится сохранить свою идентичность на чужбине. Но этого явно не будет достаточно для естественного и творческого развития тех мальчишек и девчонок, что пели русские песни в центре Вильнюса. Они входят в современный мир и хотят, чтобы представление о России и русских было связано не только с самоварами, балалайками и смазными сапогами. Они хотят быть русскими в Европе, зная, что Россия и Европа не враждебны друг другу, что русская культура хранит в себе все те высшие принципы гуманизма, которые позволили Томасу Манну назвать ее святой. И что нам нет нужды бояться друг друга, когда хочется увидеть балет Большого или концерт Виргилиуса Норейки.