Председатель Совета министров СССР в 1985-1991 годах, ныне член Совета Федерации накануне юбилея дал интервью газете "СОЮЗ".
- Николай Иванович, вы были председателем Совмина СССР в перестроечные годы. Как вы оцениваете свою деятельность и перестройку в целом?
- Слово "перестройка" появилось в 1985 году. До этого такого слова не существовало. Поэтому, когда мы говорим о перестройке, то ставим вопрос о том, нужны ли были какие-то изменения в первую очередь в экономике. Да, на мой взгляд, они были нужны. Я об этом еще говорил, работая на "Уралмашзаводе" главным инженером и генеральным директором. Мы все прекрасно понимали, что та экономическая система, которая была создана и действовала начиная с 1930-х годов, сделала свое большое дело. Она нужна была как модель мобилизационного периода, когда необходимо было мобилизовать все финансовые и трудовые ресурсы. Это нужно было для того, чтобы провести индустриализацию страны в кратчайшие сроки. И после войны нам пророчили как минимум 50 лет, чтобы восстановиться. Некоторые давали сто лет. А Советский Союз за 5 - 7 лет восстановил народное хозяйство. Это тоже стало возможно при мобилизации всех ресурсов, при плановой системе.
Но уже в 60-70-х годах мы почувствовали, что эта экономическая система в новых условиях не позволяла решать многие проблемы. Поэтому директорский корпус страны, я в том числе, были за изменения. Они заключались в том, чтобы дать больше прав предприятиям. Первый шаг в этом отношении сделал А.Н.Косыгин в середине 1960-х годов. Но реформу тогда, к сожалению, быстро начали сворачивать. Попытки в 1970-х годах как-то ее реанимировать ни к чему не привели. Когда во главе партии и государства стал Юрий Андропов, он пригласил меня, как секретаря ЦК по экономике, члена Политбюро Горбачева, кандидата в члены Политбюро Долгих, который вел тяжелую промышленность. Горбачев вел легкую промышленность и сельское хозяйство. "Все говорят, что надо реформировать. Что реформировать? Как реформировать? В каком направлении?" Эта задача была поставлена перед нами. А дальше началась кропотливая работа. И когда Горбачев стал Генеральным секретарем, то он выступил на апрельском пленуме 1985 года, где провозгласил реформирование, которое потом и получило название "перестройка". Перестройка родилась не на пустом месте, были использованы материалы, которые мы делали по заданию Андропова в течение трех лет.
Поэтому я и сейчас считаю, что перестройка в экономике была крайне необходима. Я думаю, что она бы прошла как нужно, если бы не те допущенные ошибки, которые в дальнейшем произошли. Правительство, которое я тогда возглавлял, предлагало осуществлять переход на рыночные отношения с необходимым государственным регулированием и социальной направленностью.
Наши противники говорили: государство должно стоять в стороне от рынка, нечего ему там делать. Рынок все отрегулирует сам. Ну а социальные дела - пусть каждый зарабатывает деньги, пусть сам решает свою судьбу. Я и правительство категорически были не согласны с этим. Это было принципиальным противоречием. Но самое главное было в том, что, развернув работы по реформированию экономики, мы - это страна, руководство, в первую очередь Михаил Горбачев - стали считать необходимым реформирование политической государственной системы. Я считаю, что это огромнейшая ошибка. Нельзя было проводить реформирование экономики при ослабленном государстве. Опыт показывает, что реформы успешно проходили только там, где была твердая власть, которая могла осуществлять такие реформирования и преобразования. Посмотрите на Китай, да и Япония, и Корея, и другие страны проводили реформы, не ломая государственный строй. Везде была сильная власть. Поэтому я считаю, что при соблюдении этих условий можно было бы довести до ума перестройку.
- Вашим первым испытанием на посту премьер-министра была чернобыльская катастрофа. Как вы с высоты прожитых лет оцениваете эти события?
- Если говорить о моем отношении к атомной энергетике, даже не связанной с Чернобылем, я всегда был за то, чтобы атомная энергетика развивалась. Я не вижу других реальных альтернативных видов энергии на ближайшие несколько десятилетий. Да, используется ветровая и солнечная энергия, приливно-отливная и так далее. Но это маленькие проценты удельного веса в балансе электроэнергии. Учитывая, что все равно рано или поздно тот же газ и нефть пойдут на убыль. Перенять эстафету в дальнейшем, по крайней мере в этом столетии, сможет только атомная энергетика. Другой альтернативы я не вижу. В этом отношении я никогда не менял свою точку зрения, даже когда произошла авария на Чернобыле.
Считаю, что сегодняшний закон по развитию атомной энергетики позволяет собирать камни, которые были разбросаны. Без-условно, эти годы после Чернобыля отразились на стране, в первую очередь на психологии людей. В лихие 90-е атомная отрасль постепенно стала распадаться на куски. И сейчас, когда принят закон, мы убедились, что там очень много работы. К примеру, нам надо минимум четыре энергоблока в год выпускать. Наши мощности позволяют только 2 блока и еще 2 блока надо где-то брать. В то же время такие заводы, как "Атоммаш" в Ростовской области, уникальнейший завод, красавец, лучшего завода в атомном машиностроении не было в мире - растасканы. Часть станков продали. Даже сварщиков сегодня не хватает для того, чтобы варить ответственные узлы. Сейчас, когда создали государственную корпорацию, там идет процесс восстановления.
Чернобыль - это роковое совпадение, которое бывает один раз на миллион. В тот период мы не только гасили беду. Мы все станции абсолютно пересмотрели, это была колоссальнейшая программа действий. Считаю, что мы сделали очень большие выводы из чернобыльской трагедии. Поэтому я повторяю опять, что будущее за атомной энергетикой.
- Николай Иванович, нам интересно ваше отношение к Беларуси, к тем перспективам, которые стоят перед Союзным государством. Что бы вы могли по этому поводу рассказать? Как вы видите дальнейшее сотрудничество между Беларусью и Россией в свете последних событий?
- Я всегда относился очень хорошо к белорусскому народу и к Беларуси. Кстати, это одна из немногих республик Советского Союза, которая самообеспечивала себя. По крайней мере, из бюджета государства они не получали дотаций никаких. Народ Беларуси геройски проявил себя в годы Великой Отечественной войны. И несмотря на то что погиб каждый четвертый житель республики, в послевоенные годы им удалось в кратчайшее время поднять республику.
В отношении нашего Союзного государства мы можем только вздыхать, честное слово. Конечно, годы идут. Уже больше десяти лет назад подписаны документы. Я очень хорошо помню, как в Кремле их подписывали Лукашенко и Ельцин. Слишком медленно решаются вопросы относительно совместной валюты или объединенного парламента.
Мне трудно делать выводы, кто в этом виноват, но то, что мы очень медленно движемся к созданию единого государства, этим наносим существенный ущерб не только себе, но и Беларуси. Остальные бывшие наши республики тоже смотрят на то, как у нас складываются отношения с Беларусью. Если бы получилось, может, и с ними отношения стали бы ближе. Но, к сожалению, они видят все эти затяжки. Поэтому это отрицательный пример и для других республик. Так что мне думается, что, в конце концов, надо руководству и Беларуси, и России все-таки определиться, как ускорить процесс сближения.