Когда-то имя Шалвы Амонашвили знала вся страна, его методы "гуманной педагогики" были очень популярны. Своим примером он убеждал, что учитель должен даже в слабом троечнике искать искорку таланта, не бояться в преподавании отходить от официальной программы и не роптать на тяжкий хлеб. Остались ли в России новаторы-педагоги? Об этом "РГ" беседует с академиком РАО, доктором психологии Шалвой Амонашвили.
Российская газета: Шалва Александрович, каким вам представляется настоящий учитель?
Шалва Амонашвили: Ответ, думаю, совершенно очевиден: гуманным, творческим, устремленным. Об этом говорили все классики педагогики - от Квинтилияна до Сухомлинского, Ушинского, Макаренко, которые считали, что прежде всего в ученике надо воспитать духовность. Это намного сложней, чем научить физике и математике.
РГ: А как же быть с письмами Макаренко к брату, где он сожалел, что все делал неправильно?
Амонашвили: Неправильно - это очень условно. Сейчас, когда в нашей стране два миллиона беспризорных детей, нужны такие, как Макаренко, чтобы этих детей собрать и спасти.
РГ: Но ведь он порой применял явно негуманные методы: лишал ужина, наказывал...
Амонашвили: Если учитель настоящий, то он всегда будет действовать во благо детей. Хотя кому-то его методы и не понравятся, скажут, он все делает не по утвержденной программе. Вот, например, Михаил Петрович Щетинин, который работает в школе-интернате поселка Текос возле Геленджика. Сколько на него было нападок! Одну школу закрыли, из другой выгнали. А он отдал свою жизнь педагогике. Сегодня не выезжает из Текоса, ибо не видит поддержки во внешнем мире. Я был у него в прошлом году, дети там - изумительные. Их около 600 человек, классов нет, учатся все вместе, строят свои теремцы - так они называют корпуса, в которых живут. Сами готовят, стирают, прибираются, выращивают овощи и фрукты. У них прекрасное производство, ремонтные мастерские. Там сама жизнь - воспитательный процесс. Поезжайте туда на недельку, может, поймете, как может быть такое, что семиклассник становится студентом. При мне Щетинин получил письмо от мальчика: "Дядя Миша, возьмите меня! Бабушка меня не любит, родителей у меня нет. Обещаю, что буду вести себя хорошо". А обратного адреса нет. Михаил Петрович по-обещал, что обязательно найдет этого ребенка.
РГ: Местная администрация его поддерживает?
Амонашвили: Нет. Смотрит косо, потому что он не подчиняется обычным планам, структуре, управлению. Возможность существовать ему дают некоторые регалии и авторитет. Такого человека просто так не тронешь.
РГ: В России 13 миллионов школьников. Где найти для всех учителей-творцов?
Амонашвили: И не надо. Невозможно найти миллион учителей и всех сделать новаторами. Я измеряю жизнь школы и учительства таким способом: если у человека есть хоть один учитель, который оставил след в его жизни, то школа оправдывает себя. Помните слова Дмитрия Сергеевича Лихачева: "Я начну жить в моральном климате памяти"? Вот ученик должен жить в моральном климате памяти о своем учителе.
Мне повезло, в моей жизни был такой учитель - Варвара Вардиашвили, преподававшая литературу и грузинский язык. Анализируя ее опыт, я пришел к выводу: те 3 тысячи уроков языка и литературы, которые получает ученик с первого до последнего класса, надо рассматривать, как один-единственный урок жизни. И она давала именно такие уроки.
В назидание тем учителям, которые жалуются, что им не дают работать завуч, директор, начальство из РОНО, хочу рассказать одну историю. 1947-й год. Я в восьмом классе. Учительница говорит: "Принесите 1 сентября "Витязя в тигровой шкуре". Тогда трудно было найти книги, они не издавались, но мы разыскали, принесли. Начали читать, перечитывать, размышлять - сентябрь, октябрь, ноябрь... апрель, май. В стране культ личности, диктатура, мы должны изучать не "Витязя", а стихи о партии, Сталине, Берии - и такие в программе были, литературу социалистического реализма. А она отложила все это. Почему? Потому что знала: это произведение - нравственный кодекс для грузина. Грузин, который будет пропитан этой поэмой, никогда не сделает ничего злого. В том, что она сделала, - геройство.
РГ: Сегодня место для творчества у педагогов осталось?
Амонашвили: Знаю нескольких учителей, которые, видя, что программа по предмету никуда не годится, учат детей по своим программам и методикам. Один из таких новаторов - Евгений Николаевич Ильин из Санкт-Петербурга. Ему как-то сделали замечание: "Как вы смеете менять программу?" Он ответил: "А почему нет?! Я сам по себе тоже интересный!" Ильин, действительно, интересный человек, автор методических пособий для учителей литературы. Он предлагает изучать этот предмет через детали произведения, так сказать, дедуктивным методом, и это очень нравится ученикам.
РГ: А тесты ЕГЭ при такой методике ученик сдаст успешно?
Амонашвили: Не сомневаюсь. Но уверен и в том, что ЕГЭ будет смягчаться, появится какая-то альтернатива. Сколько реформ было затеяно в годы СССР! Где они? Где соросовские программы и учебники, которые тогда рекламировали? Их выбросили. Но учителя же мучились с ними, как сейчас, например, с учебниками истории. Самое печальное, что никто и никогда перед учителями не извиняется.
РГ: А как быть, когда педагога оскорбляют ученики?
Амонашвили: Часто в таких случаях причина не только в распущенном ученике, но и в учителе, который не понимает детей, не готов прощать и не умеет гасить конфликт. После развала СССР ничего в педагогической подготовке не изменилось - в вузах те же учебники. Преподаватели не рассказывают своим студентам, что учитель - это образ жизни. Давно пора готовить учителей по Ушинскому, Сухомлинскому, Пирогову, Макаренко. Их теориями пользуются на Западе, а в России вы не найдете ни одной школы, построенной на их принципах.
РГ: Вы много ездите по стране, встречаетесь с учителями. Кто вас приглашает?
Амонашвили: Не только по России. Бываю в Украине, Казахстане, Литве, Латвии. Приглашают министры, общественные организации, университеты. Центр гуманной педагогики выпустил книги "Математика языком сердца", "Физика языком сердца". Вот, возьмите, к примеру, теплоту. Она расширяет вещество, холод - сужает. А теплота сердца ведь тоже может расширить его, сделать человека великодушным, и, наоборот, холодное сердце никому не может ничего подарить. Есть магнит и обаяние человека. От учителей, которые разговаривают с учениками на таком языке, дети в восторге.
Иногда слышу такой упрек: мол, легко рассуждать о духовности, сидя в Москве. А вы встаньте на место учителя из провинции: зарплата семь тысяч, а вкалывать надо с утра до вечера.
Но кто тебя тянул стать учителем? Уходи. Придет тот, кому надо здесь быть. Кто обещал учителю, что на этой работе можно разбогатеть? Если учитель осознает предназначение своей профессии, он - как миссионер жертвует собой. Другого выхода нет. И таких учителей в России много. Вспоминаю один случай: проводил семинар для сельских учителей. В зале собралось 700 человек. Слушали меня с утра до вечера. На второй день я спохватился, говорю им: "Вы утром занятия проведите, а вечером приходите на семинар!" "А мы сейчас бастуем!" - отвечают. Им зарплату полгода не платят, надо бы у губернаторского дворца стоять, а они на семинар по гуманной педагогике пришли. Если бы я проводил семинар, допустим, в Германии, пришли бы учителя? Нет. Нашему правительству надо беречь эту целеустремленность российских учителей. Ведь сила страны прежде всего в людях - преданных Родине, верующих, возвышенных.
Сегодня ученики задают такие вопросы, которые и в голову не приходили детям 70-х, 80-х годов. Конечно, есть влияние окружающей среды. Но что сказать, когда дети, которых медики признали необучаемыми, почти что умственно отсталые, демонстрируют знания? Я и сам видел необыкновенных детей. Но вначале - экскурс в историю. Идет урок математики, учитель дает задание: чему равняется сумма чисел от 1 до 100? Все думают, а один встал и говорит: "5050!" Учитель пожал ему руку: "Карл Фридрих Гаусс, вы будете великим математиком!" Как-то раз на уроке в Сургуте я задал эту задачку. Класс решить не смог. На переменке меня догоняет самый маленький мальчик: "Можно мне назвать эту цифру?" - "А ну-ка, шепни!" - "5050!" - "А откуда ты взял эту цифру, как ты это высчитал?" - "Не знаю!" Есть такие дети. Их, может, не так уж и мало, но мы ведь не наблюдаем за ними. Таким детям нужны особые учителя. И если в классе нет ни одного одаренного, то педагогу лучше верить, что все дети такие. Эта вера приподнимет учителя и сделает выше детей. И даже если я ошибаюсь в этой вере, то это будет лучшей ошибкой в педагогике, чем голая истина.