"Горе от ума" в Ярославском театре драмы имени Федора Волкова - зрелище несовершенное настолько же, насколько и впечатляющее. Сочинил его молодой режиссер Игорь Селин вместе с известным художником Александром Орловым.
Для матерого и опытного директора Бориса Мездрича и его команды (главный режиссер Сергей Пускепалис и помощник директора Ольга Никифорова) этот спектакль - этапный во многих отношениях. Поначалу он вызвал яростную атаку со стороны большей части труппы. Еще чуть-чуть, и обновление Ярославского театра могло оказаться под угрозой. Но то ли опытность Мездрича сработала, то ли упрямство режиссера, но спектакль дожил до премьеры. А уж там шквал аплодисментов, скупленные билеты и восторженные отклики горожан убедили и самых скептичных - в городе появился спектакль, который будут вспоминать еще долго.
Весь разбег сцены заполнен огромными стеклянными буквами. Одни стоят на планшете, другие парят, образуя ряды слов. Первый ряд светящихся красным неоновым светом букв ясно говорит "УМУ". За ним маячит буква "А", затем читаются и другие - Г-О-Р-Е-О-Т. Так что в итоге возникают оба варианта названия - каноническое и то, которое использовал Мейерхольд в своем легендарном спектакле конца 20-х годов "Горе уму". Там, в этих стеклянных внутренностях букв, похожих на футуристические лифты, глянцевые юноши и девушки обнимают друг друга, пока на сцене у рояля Лиза (Наталья Мацюк) в черном фраке и котелке поет какой-то французский шансон. Собственно, почти ничего другого поначалу услышать и невозможно. Плохо отрегулированный звук, несовершенная сценическая речь, французский язык, а главное - зубодробильный саунд все время заставляют вас сомневаться, не оказались ли вы по ошибке на отечественной версии мюзикла "Собор Парижской Богоматери". Светящиеся, как на московских улицах, неоновые буквы, металл, стекло и общее ощущение шика, создаваемое гламурными костюмами Ирины Чередниченко (особенно запоминаются огромные кокошники или боярские шапки, в которых шествуют точно по подиуму московские княжны в сцене бала), окончательно довершают образ глянцевой Москвы, живущей в угаре, "под собою не чуя страны".
Так, постепенно, через раздраженное недоумение (мол, при чем здесь грибоедовская пьеса), в спектакль входит тема пылающего в диком угаре города.
Потому когда среди целующихся в лифтах парочек появятся Софья (Ольга Старк) с шикарным лощеным Молчалиным (Семен Иванов), сразу станет ясно, отчего она предпочла этого человека. Он плоть от плоти этого мирка, в котором гламур давно сросся с властью, нефтью и заказными убийствами. Они - свои в самом полном и непереносном значении этого слова. Элегантные, в черно-белой гамме и котелках, они старательно разучивают балетные па, распевают прелестные французские песенки 60-80-х годов, обнаруживая хороший вкус и манеры. И потому когда из глубины сцены появится Чацкий (Алексей Кузьмин) в своем петушином обличии (фриковский пиджак и канареечные штаны), он покажется клоуном, маленьким смешным Чарли, у которого отобрали даже его черный фрак и котелок.
И поначалу станет досадно и смешно, что в дивной красоты стих Грибоедова незаконно врезаются лермонтовские отчаянные интонации, а потом и вовсе - знаменитый 66-й сонет Шекспира "Зову я смерть, мне видеть невтерпеж/ Достоинство, что просит подаянья...".
Но ко второму акту становится не до смеха. Бал у Фамусова (Сергей Куценко) решен, как булгаковский бал у сатаны. Музыка набирает ход, в сцене безумия шикарные княжны и прочие гости, сгрудившись на огромной светящейся красным букве "О", нависают над бедным Чацким. И ясно, что ему остается одно - бежать. Ни о какой любви больше нет и речи, гламурно-кровавый мир вырвал у него любимую, а вместе с ней - и родину. Он тихо уходит, смятый огромным снежным комом, выкатившимся из-за букв, и на экране - за пеленой забвения и снега - возникает его отчаянное и состарившееся лицо в очках и слезах. И звучит стихотворение Бродского, давшее этому спектаклю такую обостренно-трагическую интонацию: "Вези меня по родине, такси./ Как будто бы я адрес забываю./ В умолкшие поля меня неси./ Я, знаешь ли, с отчизны выбываю".
А впереди - быстро, точно воришки, Молчалин с такими же лощеными приятелями запихивают в услужливо выкатившийся воронок папашу Фамусова - слишком старомоден для новой гламурной власти.