Страсть... С одной стороны, это греховная расположенность человека, влекущая его к нарушению заповедей, с другой - страдание, и это единство двух смыслов не случайно...
"Здравствуйте, Мария! Моя младшая сестра Наташа, вся в слезах, сидела передо мной и, как заведенная, повторяла: "Он смотрел на меня так, как смотрят на шелудивых бродячих собак! Ни любви, ни жалости! Только брезгливость и любопытство!" Наташу бил озноб, она была похожа на раненое животное - то в голос выла, то потихоньку поскуливала, то рвалась куда-то бежать. Мне было страшно за нее, и язык не поворачивался сказать: "Сколько раз я тебя предупреждала!"
Нейминг, брендинг...
Все началось полгода назад, хотя приход в экономический отдел краевой администрации, который возглавляла моя умница-сестра, молодого сотрудника, казалось, ничего тревожного не сулил. Мальчишка приехал из Москвы, где закончил Финансовую академию и даже успел поработать в одной из западных фирм. Почему он там не прижился, каким макаром пролез в администрацию - загадка. Помню, на совещании, где его представляли, он начал заносчиво жонглировать перед нами, провинциалами, словами: "брендинг, нейминг, ребрендинг...", и наш аналитик Григорий Михалыч, не выдержав, мягко тормознул выскочку: "Ре-чего, чего?" "Ре-брендинг", - горделиво произнес новичок под дружный хохот собрания. Я однажды увидела, как ироничный красавец Григорий Михайлович остановил несущегося прямо на него новичка, взял его под локоток и, внимательно глядя в глаза, серьезно спросил: "Так чем вы там, Олег Викторович, в Москве занимались? "Ре...", как там дальше, извините, запамятовал!" Мальчишка покраснел, в глазах зажглись недобрые огоньки, и он отчеканил: "Ре-брендингом".
Вообще-то коллектив в Наташином отделе подобрался хороший - ни интриг, ни подсиживаний, все профессионалы, вот только молодой специалист специалистом оказался слабоватым, поэтому место ему выделили в общей комнате, у ксерокса и стали без зазрения совести наваливать на него самую муторную рутину. Моя Наташа, у которой врожденное чувство справедливости, заметив это "пфе" коллектива, решила ситуацию выправить. Помню, как-то я зашла за сестрой, чтобы вместе ехать по домам, смотрю, а она терпеливо объясняет Олегу, где он что навалял, а тот будто и не слышит - только по-собачьи преданно смотрит Наташе в глаза. Я еще потом, дура, пошутила - влюбился, мол, но Наташка только отмахнулась: "Да что вы к нему привязались! Он хваткий, пооботрется, глядишь, так вверх пойдет - не удержишь..." А потом рассмеялась: "На днях в благодарность принес шоколад и бутылку мандаринового ликера. Это мне-то!.." Идея и вправду была нелепой - у Наташиного Юры строительная фирма, и ни Наташа, ни их дети в шоколадках давно уже не нуждались.
Никто, кроме Олега
А потом был Новый год и эти длинные-длинные праздники, после которых выход на работу как освобождение. В один из таких первых рабочих дней, когда все только втягиваются в привычный ритм, у одного из сотрудников случился юбилей, поздравляли его в конференц-зале, где еще стояла неубранная елка, и сам праздник после рабочего дня казался продолжением бесконечной новогодней ночи. За огромными окнами шел снег, молодежь приглушила свет, из динамиков лился голос Адамо, и танцевали все - и мы, старички, и зеленые секретарши, папы и мамы которых еще вряд ли были даже знакомы, когда Адамо уже пел и про падающий снег, и про ту, что на свидание не придет... Потом кто-то поставил "Натали" Хулио Иглесиаса, и я помню - кадр в голове остался, - как ловко скользя и по-змеиному извиваясь, пробирается сквозь толпу к Наташе Олег, и она, чуть рассеянно кивнув, идет с ним танцевать. Потом сестра рассказывала, что "Натали" принес и поставил он, потому что в тот январский день - он узнал! - у нее были именины.
Мария, есть старая истина: чем меньше мужчина любит женщину, тем легче ему даются решительные действия, но почему-то именно эту решительность женщины и принимают за доказательство силы любви.
В те дни мы все ждали, что моя дочка вот-вот родит, и я уехала домой одна, без Наташи. Может быть, потому, что я никогда не сомневалась в разумности и порядочности сестры, начало этой дикой влюбленности я проморгала. Да и не только я: обычно все служебные романы едва ли не на следующее утро становятся достоянием курилок. А тут, то ли репутация сорокапятилетней Наташи была безупречна, то ли сама кандидатура двадцатисемилетнего мальчика-ксерокса - так окрестили Олега за то, как он ловко "снимал" нужную ему информацию, казалась невероятной, но слухов долгое время и не было. А тут еще дочку положили на сохранение, потом Тоша родился, потом они с дочей заболели, в общем, почти полтора месяца мы с Наташей так толком и не виделись. Когда наконец я вырвалась из своего заточения на работу, Наташу я не узнала. Дело не в том, что она помолодела-похорошела, что в ее карих глазах заплясали чертята, что она стала как-то легкомысленнее и веселее, нет. Меня смутила ее возбужденность - уже через десять минут она говорила об Олеге, только об Олеге, ни о ком, кроме Олега! Она восторженно рассказывала, какой Олежка внимательный, как, если видит, что она устала, ставит ей "их Иглесиаса", какие нежные эсэмэски ей шлет, какой он талантливый и ловит все на лету и как трогательно благодарил ее за свое повышение! А еще про то, как трогательно он сам варит для нее мандариновый ликер - получается немного приторный, сладкий вкус, но зато совсем не чувствуется водка, и такое долгое послевкусие!.. Я все это слушала, и от одной мысли, что Наташин Юрка - бывший прораб, дорожник, человек жесткий - может обо всем узнать, и тогда он точно поубивает всех, мне становилось плохо. Но говорить что-либо Наташе было бесполезно.
Больная и неопасная
Послевкусие дало о себя знать уже на следующей неделе. На совещании, где должны были заслушивать мальчика-ксерокса, произошел инцидент, который мог бы сестру отрезвить. Олег зачитывал составленный не без участия Наташи доклад об оптимизации, хвастливо вставляя в текст фразу "таким образом я заработал", и далее шла цифра сэкономленной суммы. Когда он произнес слова "я заработал" в третий раз, в гулкой тишине зала раздался явственный шепот: "Заработал под одеялом!" Сопляк, мальчишка и ухом не повел, а на Наташу смотреть было страшно.
Мария, даже писать про то, как наглел этот парнишка по мере того, как крепла его уверенность в своих силах, мне унизительно. Я часто думаю, почему женщинам приходится так дорого платить за свои ошибки? Мужчинам их увлечения достаются гораздо меньшей ценой. Чем сильнее привязывалась Наташа, тем больше негодяй втаптывал ее в грязь, но она, казалось, и не замечала этого, живя в плену какого-то придуманного образа. Когда сестра была ему нужна, он ненадолго становился внимательным, но в ту же секунду, как получал необходимое - отчет, престижную командировку, внеочередное повышение, льготный кредит - он терял к Наташе интерес и открыто хамил. Позже сестра признавалась, что готова была любой ценой покупать его внимание, понимала это, но ничего поделать с собой не могла. Развязка не заставила себя ждать - перед долгожданным повышением, повышением, которое Наташе прочили давно, кто-то стуканул Юре о романе. Последующее передавать не буду - нельзя извинить мужчину, который дает волю рукам, особенно при сыновьях. Униженная, Наташа рванулась к Олежке - он поймет, он выслушает, он защитит.
Олег неохотно, но впустил ее. Заплаканная, потерянная сестра еще что-то рассказывала ему, не замечая, насколько холоден и отстранен ее Олежка, как вдруг щелкнул замок в двери, и в коридор вошла нагруженная пакетами молоденькая дублерша... "Он был рад, Ольга, он был рад, что так случилось, - кричала мне потом Наташа. - Ты бы видела его взгляд! Так смотрят на больных, но не опасных собак!" Мария, а я вспоминаю весь этот ужас и думаю, почему так велика цена, которую заплатила моя сестра?" Ольга Николаевна.
Здравствуйте, Ольга Николаевна! В церковнославянском языке слово "страсть" имеет два смысла. С одной стороны, это греховная расположенность человека, влекущая его к нарушению заповедей, с другой - страдание, и это единство двух смыслов не случайно...
Ольга Николаевна, мы живем в мире, где законы соблазнения используют и производители одежды, и гении кинематографа. Я уж не говорю о рекламе и шоу-бизнесе. Секс хорошо продается, поэтому индустрия, положившая в свою основу влечение одного пола к другому, предупреждать нас об "опасностях на дороге" не будет. Наоборот, будет раскручивать ходовой бренд дальше. И останутся не услышанными голоса биохимиков о том, что эндорфины - гормоны радости, выделяемые в том числе и при влюбленности, вызывают не просто чувство опьянения, но и снижают в человеке критицизм. Или слова психологов о том, как легко формируется чувственная зависимость, но как болезненно трудно от нее избавиться. И предупреждения физиологов о существовании возрастных зон риска, когда гормональный фон делает человека уязвимым. А еще гинекология, сексология, эндокринология, объясняющие, насколько человек и слаб, и сложен одновременно. Церковь, устанавливая запреты, делает это, понимая природу человека. Понимая и желая человека уберечь. Уберечь от того, чтобы он перестал отдавать себя слепо стихиям страстей, подобно тому, как отдается влюбленная женщина - во власть любому ласковому мерзавцу.
Уважаемые читатели!
Мы ждем ваших откликов на публикации Марии Городовой. Если вы хотите, чтобы письмо было передано непосредственно Марии, мы сделаем это.
Адрес: 125993, Москва, ул. Правды, д. 24, редакция "Российской газеты".
Адрес электронной почты Марии Городовой:
pisma-maria@mail.ru