Чем больше проходит времени, тем острее чувствуешь, какого калибра личности творили в нашем старом кино. И в каком они контрасте с нынешней обезличенностью. Ролан Быков сегодня, когда ему исполнилось бы 80 лет, видится одним из титанов Возрождения.
Он и был натурой ренессансной. С неутолимым творческим потенциалом. Реализованным едва наполовину.
Внешне этот тюзовский актер никак не соответствовал образу советского чудо-героя с богатырской статью и незамутненно ясным взором. Рост - небольшой, темперамент - взрывной, взгляд - ироничный, играючи проникающий в ту суть системы и времени, куда официально утвержденному чудо-герою вход был заказан. Уже с первой киноролью возникли неприятности: Савве Кулишу, снимавшему "Мертвый сезон", пришлось ломать глухое сопротивление чиновников. Кулиш их уломал, и Быков там сыграл практически себя - тюзовского актера, зажатого в тиски детского репертуара и крайне не любящего отвлекаться на посторонние глупости типа особых государственных миссий.
Как началось - так и пошло. Он был уже известнейшим актером и первоклассным режиссером, но все его новые замыслы проходили с невероятным скрипом. Или не проходили вовсе. Ему зарубили проект "Ревизора" - мол, не ко времени. И отдали опасного Гоголя более безобидному Гайдаю. Ему не дали снять "Риголетто": то, как забавляются короли, было государственной тайной. Его картины, которые все-таки состоялись, считались "порочными" и не получали большого экрана. Сегодня "Внимание, черепаха!", "Телеграмма" или "Автомобиль, скрипка и собака Клякса" смотрятся шедеврами детского кино, но пришла другая напасть, которую Быков предвидел: во главе киносетей и телеканалов встали коммерсанты, и они все доброе и умное отстреливают с еще большим рвением.
Между тем он создал свой стиль в детском кино. Считал, что нет зрителя благодарнее тюзовского и придумал для этого зрителя не то фильм, не то театр на экране - искусство, предельно удаленное от фотореализма и рассчитанное на бурное воображение публики. Там по яркому картонному миру шествовали настоящие музыканты, там юные рыцари слагали поэмы своим принцессам, там пели песенку "Нормальные герои всегда идут в обход", у которой смыслов хватало на публику любого возраста и любых убеждений.
Сняв "Чучело", Быков позвал некоторых журналистов на "Мосфильм" - на просмотр для высокого начальства. Он сидел за пультом, нервно регулируя звук и доставая все новые таблетки валидола. Ему нужна была публика для эмоциональной подпитки, потому что начальство на сдаче его фильмов всегда хранило мрачное молчание. Оно боялось ошибиться и на всякий случай перестраховывалось: перебрать в разносе всегда безопаснее, чем в похвалах. В эти бесчисленные коллегии и худсоветы входили и коллеги Быкова по режиссуре, его товарищи. "Вокруг друзья с большой дороги, как в страшном сне, и редко кто не вытрет ноги о душу мне", - писал Быков в отчаянных стихах.
"Чучело", естественно, тоже было признано "порочным".
В добрейшем фильме "Телеграмма" простые советские ребятишки, начитавшись про Тимура, упорно искали адресата посланной с фронтов Великой Отечественной, но не доставленной телеграммы. Перед нами проходила галерея человеческих судеб, показанных с редкими, свойственными только Ролану Быкову проникновенностью и любовью. Фильм был бурно талантлив - но угрюмое начальство и тут на всякий случай углядело издевку над движением "красных следопытов". "Издевкой" для них, по-видимому, было абсолютное неумение Быкова к чему бы то ни было относиться формально. Он во всем видел теплое, человеческое - и такое делал кино. Поэтому на экране были не вымученные каким-то комсомольским деятелем "красные следопыты", а просто ребятишки - любопытные и готовые броситься на помощь не для рапорта, а по естественному порыву души.
Единственное, в чем Быков ошибся как режиссер и как человек, - это в своей убежденной вере в созидательное воздействие искусства. Детишки, которые росли на его картинах, позорно быстро забыли и его уроки и его кино. Предали своего кумира, своего ходатая, своего Бармалея. Своего любимого актера и режиссера. Они и имени такого уже не помнят и детям своим не напоминают.
Это была судьба яростная, всегда на эмоциональном пределе, приносившая много счастья всем, кто Быкова знал по экранам и сцене, знал в работе и в дружбе. Но - судьба заколдованная. Его актерские работы часто постигала еще более невеселая участь. Он снялся у Алексея Германа в "Операции "С Новым годом" - один из самых честных фильмов о Великой Отечественной войне надолго лег на полку и появился только в годы перестройки, уже как "архивный" и с другим названием - "Проверка на дорогах". Он снялся в драме Александра Аскольдова "Комиссар" - фильм был запрещен, а его режиссер отлучен от кинематографа. Он сыграл Пушкина в спектакле Художественного театра "Медная бабушка" по пьесе Леонида Зорина - спектакль был закрыт, не дойдя до премьеры. Он начал сниматься в экранизации пьесы Островского "Лес" - режиссер Владимир Мотыль пригласил его на роль Счастливцева. Играл, по словам Мотыля, блистательно. Но вышел запрет на любое участие опального Быкова в фильмах, и Счастливцева сыграл другой артист. Александр Митта позвал его сыграть Искремаса в трагикомедии "Гори, гори, моя звезда". Начальству и тут не понравился предложенный Быковым рисунок роли, и революционного романтика сыграл Олег Табаков, сыграл отлично, но - иначе.
А это все оставляло незаживающие рубцы на сердце. Забирало месяцы и годы жизни, быстротечность которой Быков понимал с юности. В 19 лет он поставил перед собой четыре задачи: "не врать, не болтать, не позировать и не терять времени". Много лет спустя он доверил свои страхи стихам: "Полон смертной я тоски, / что я не доживу и не успею / всего, что разрывает грудь в куски, / всего, что должен, что могу и смею". Он очень многое придумал и собирался сделать. Хотел создать на юге страны - в краю, благодатном для киносъемок, - подобие русского Голливуда. Писал статьи для журналов и газет - блестящие, как все, что он делал. Писал сценарии, ни один из которых так и не был поставлен. Мечтал о Фонде, который помогал бы развитию кино для детей, - и сумел организовать его на одном энтузиазме. В годы, когда наше кино почти перестало существовать, Фонд Быкова снял более 70 детских картин!
В нем постоянно бурлили новые идеи, он в них уходил с головой. Большинство режиссеров его поколения и сегодня чураются компьютера как чего-то недоступного пониманию - а Быков его освоил первым, потому что увидел в нем новую опору для своей фантазии.
Он придумал целую программу под названием "Дети, экран, культура". Министерства культуры и образования в содружестве с Академией педагогических наук и Союзом кинематографистов должны были использовать спутники, чтобы принести художественные познания будущим Ломоносовым в самые отдаленные школы страны. Его энергии хватило бы и на это: Ролан Быков болел за будущее страны и словно предвидел те образовательные "фастфуды", которые придут на смену глубокому изучению человеческого наследия и разрушат нацию как культурное единство. Он понимал, какая детвора вырастет на дрожжах коммерческого кино: "Никто уже не видит ни солнца, ни луны, кино теперь снимают, как на людях штаны!"
На эту его программу в стране не нашли денег.
Он был Дон Кихотом. Но то, что он принимал за ветряные мельницы, оказалось настоящими драконами.
Ролану Быкову сегодня было бы восемьдесят. Но и в восемьдесят он придумывал бы что-то новое. Это была натура, в самой себе воплощавшая движение вперед. Остановить такое упрямое движение может только смерть - человека или целого общества. Если общество потеряло способность двигаться - оно уже мертво. Эту страшную перспективу Быков видел очень ясно и всем своим искусством, самой своей жизнью яростно ей сопротивлялся.