Эпоха уходит так стремительно, что делается страшно: словно в морской дали тонут последние маяки и лодка окончательно остается без руля и ориентиров.
Есть в мире фундаментальные ценности. Честь, порядочность, благородство. Талант слушать, талант понимать и давать этим пониманием счастье другим. Вне человека эти ценности абстрактны: им нужна олицетворенность. Тихонов, Ульянов, Янковский, Мордюкова - из тех немногих, кто воплощал эти ценности. Их герои от этой концентрации всего лучшего, что может быть в человеке, казались нам идеальными. Воплощать "положительного героя" так, что он не выглядит ходульным и придуманным, так, что ему верят сразу и навсегда, - редчайший талант.
Поэтому и возникает теперь ощущение еще одного утонувшего в пучине маяка. Он нам нужен, чтобы выплывать из всех жизненных коллизий. И чем меньше остается в виду маяков, тем драматичнее становятся коллизии, тем растеряннее, тем беспомощнее люди.
Что делало Тихонова Тихоновым? У нас очень много было прекрасных актеров - значительно больше, чем в нынешнем кино. Но даже среди них Тихонов стоял наособицу. Конечно, редкая внешность: женщины сходили с ума. Конечно, замечательная способность быть значительным - без многозначительности, быть достоверным - без суетливой бытовухи, быть своим - без па ни брат ства, быть патриотом - без пафоса.
Он чурался тусовок, рекламы, сенсаций, он крайне мало давал интервью, не разменивался на мелкие роли, на популизм, на соблазн угождать сильным мира сего. И именно поэтому ощущался всеми как личность. Личность - и только потом актер. Он был само воплощение такого, тоже вполне абстрактного и для многих размытого понятия, как достоинство.
Он был экзотически красив. Его поэтому не взяли во ВГИК. Но даже в такой отчаянной ситуации, случись это сегодня, он не пошел бы в манекенщики. Хотя в такой ситуации сегодня это сделает любой сколько-нибудь смазливый абитуриент ВГИКа. Он интуитивно выбирал в жизни только настоящее дело. Настоящие роли. Настоящие темы. Он был настоящим.
Его неразговорчивость вошла в легенды. Он был молчун. Он молчанием мог выразить больше, чем словами. Вспомним, как он молчит в "Семнадцати мгновениях..." - из всего сериала именно эта сцена встречи законспирированного Штирлица с женой прежде всего врезалась в память и в душу. И в фильме "Доживем до понедельника" вспоминается прежде всего умение учителя Мельникова молчать, слушать, понимать. И в "Белом Биме..." прежде всего - безмолвный диалог человека и собаки, оба готовы отдать друг за друга жизнь.
Мало можно назвать актеров, так это умевших.
Я говорю о маяках, все более ощутимо тонущих вдали, потому что в киноискусстве вместе с ними уходит актер-личность. Актер-художник. Актер-гражданин. Взамен же приходит актер-манекен, актер с грудой мускулов, пустыми глазами и думой о гонораре, а вскоре и его уже грозит заменить компьютерный болванчик - причем без заметных потерь. С ними уходит фильм-поступок, фильм-исповедь и фильм-проповедь, фильм, который реально может менять людей и мир к лучшему.
Тихонов очень остро ощущал утрату кинематографом гуманизма и с брезгливостью говорил о кино, сделавшем жестокость аттракционом. И опять же, если вспомнить его лучшие роли, они наследовали именно гуманистическим традициям русского искусства. Любить человека, болеть за человека, сострадать человеку - в этом многие великие видели предназначение художественного творчества хоть в литературе, хоть в живописи, хоть в театре, хоть в кино. Любой иной подход опасен для человека и общества - Тихонов это очень хорошо понимал и часто вспоминал по этому поводу Толстого. Он ненавидел искусство деструктивное, с омерзением говорил о "Ментах" и "Бригадах", он понимал, что такое смотриво разрушает самое уязвимое в человеке - то неосязаемое, что и верующие, и атеисты одинаково зовут душой.
И никогда в этом смотриве не снимался.
В одном из интервью он рассказывал, как к нему в больничную палату, несмотря на врачебные заслоны, прорвался Жириновский и стал уговаривать быть депутатом от ЛДПР. "У меня все-таки инфаркт, а не сотрясение мозга", - комментировал свой отказ актер, который мог бы из своей популярности вытрясти много дивидендов, и политических, и материальных, но никогда до этого не опускался.
ВГИК той поры, когда учился Тихонов, тоже был другим. В нем преподавали мастера уровня Ромма, Герасимова, Бибикова и Пыжовой, в класс которых попал Вячеслав Тихонов. Они учили, конечно, технике актерского мастерства, но прежде всего учили главным человеческим ценностям. Пониманию искусства как жизнетворной миссии. И первым боевым крещением для молодого актера был фильм Сергея Герасимова "Молодая гвардия" - живой урок мужества и патриотизма, сделанный по неостывшим еще следам реального краснодонского подвига. И это был смелый эксперимент: все роли в картине были дипломными работами Нонны Мордюковой, Сергея Гурзо, Инны Макаровой, Сергея Бондарчука, Людмилы Шагаловой, Георгия Юматова, Вячеслава Тихонова...
Фильм стал культовым для многих поколений. Это была пора, когда кинематограф у нас еще не числили по рангу шоу-бизнеса, относились к нему как к искусству и по нему учились делать жизнь. Для художников того времени источником вдохновения были беда и подвиг народа в войне. Эта тема сформировала практически всех крупнейших мастеров нашего кино второй половины века. Война, признавал Тихонов, эхом отзывается даже в его сугубо мирных ролях в таких фильмах, как "Дело было в Пенькове" или "Доживем до понедельника". Война давала точку отсчета, ею поверялся масштаб всего, что происходило с людьми в те годы и на экранах, и в жизни.
Эту меру всех душевных событий Тихонов сохранял всю жизнь.
Эта мера определяла для него все, включая очень серьезное отношение к своему делу. Утомленные своей скорбной работой критики заклевали его за роль князя Болконского в эпопее Сергея Бондарчука "Война и мир", а результатом этого могло стать добровольное отлучение актера от кино: он решил больше не сниматься. Он к рецензиям относился серьезнее, чем рецензенты. Его вел по жизни принцип, о котором не ведают критики, - "не навреди!". Его спас Станислав Ростоцкий - прекрасный человек и умный режиссер, тоже максималист и тоже понимавший искусство как миссию. Он убедил Тихонова сыграть учителя Мельникова в фильме "Доживем до понедельника". И мы получили еще одного героя, определившего миропонимание миллионов его последователей. Многие тогда решили стать педагогами, чтобы давать детям счастье понимания.
Теперь таких бранят словом "романтики". Романтику противопоставляют суровому реализму созерцания через замочную скважину - чужой квартиры, чужого туалета, чужой жизни. Вместе с маяками наше киноискусство утрачивало что-то главное - и зрители постепенно переставали его замечать. Стали привыкать к шоу-бизнесу, где личности уровня Тихонова были уже не нужны. Его роль ветерана в фильме Сергея Урсуляка "Сочинение ко Дню Победы" известна уже узкому кругу ностальгирующих - в попкорновых мультиплексах крутили теперь совсем другие фильмы.
Если вспомнить ранние картины Тихонова, поразишься эволюции актера и человека. В "Чрезвычайном происшествии", которое принесло ему первую славу, его неунывающий моряк-одессит вместе с командой танкера "Туапсе" оказался в чанкайшистском плену. Это была эффектно, даже бравурно сыгранная роль, она уже обеспечила ему статус восходящей звезды. Задатки будущего Штирлица проклевывались в его мичмане Панине, который в условиях строжайшей конспирации переправлял политзаключенных на царском военном корабле в свободную Францию. В этих ролях было сокрушительное обаяние - на наших глазах рождался кумир толп. Но актера не интересовал легкий успех. Бравурная манера быстро сменилась сдержанностью в эмоциях, скупостью в жесте, он меньше стал упирать на характерность - и все больше углублялся в суть своих героев. И в Штирлице его интересовала уже не маска, а то, что скрыто за нею.
Мы слышали о личных драмах этого очень замкнутого по характеру человека, но мало знали о его личных переживаниях. Он не имел обыкновения ими делиться. Эта твердость принципов тоже ощущалась в его новых ролях.
С уходом таких людей, как Тихонов, не только наше искусство лишается больших мастеров. Человеческое начало в нашем обществе теряет последних своих защитников.
Эльдар Рязанов:
Со Славой Тихоновым мы учились на параллельных курсах. Он поступил к замечательным театральным педагогам Борису Бибикову и Ольге Пыжовой. Были в институте параллельные курсы, где наблюдалось много красивых, но талантливых - куда меньше. А у Бибикова и Пыжовой брали исключительно за талант. И единственный, кто смущал свой красотой - был Слава Тихонов. Он был невероятно красив! Рядом училась Нонна Мордюкова, которая всех во ВГИКе потрясала исполнением роли Катюши Масловой. И потом в фильме "Молодая гвардия" она была уже признанной звездой, а Слава - где-то на втором плане. Его актерское развитие вообще было поздним. Если Нонна сразу стала крупной артисткой, то Слава шел к этому постепенно. Сначала снимался в эпизодах, потом появились второстепенные роли, и впервые он потряс меня в фильме "Мичман Панин" - там я понял, что это замечательный артист.
А дальше его карьера развивалась прекрасно. И я пригласил его в фильм "Гусарская баллада" пробоваться на роль поручика Ржевского. Он играл хорошо и благородно - но мне показалось, что он для этой роли недостаточно комедиен и сочен, получался скорее Андрей Болконский, чем Ржевский, которого в результате очень колоритно сыграл Юрий Яковлев. И я его не взял. Он мне отомстил тем, что отказался играть в моей картине "Гараж" академика Смирновского, которого в конце концов сыграл Леонид Марков. Мне как раз нужен был там образ человека благородного, интеллигентного и безупречно честного.
Ни то, ни другое не отразилось на наших очень добрых отношениях. Встречались мы редко, но эти встречи всегда были дружескими и приятными.
Прошло много лет. Я приступал к фильму "Андерсен. Жизнь без любви". И там предполагался персонаж, который в доме умалишенных вообразил себя Господом Богом. В сценарии он был обозначен как "человек с добрым лицом". При этом в картине о сказочнике мне хотелось уйти от картин безумия - тем более, что этот человек с добрым лицом тут же доказывал маленькому Андерсену, что он действительно может в любую минуту вызвать с неба гром, молнию и ливень. А в конце фильма, когда Андерсен умирает, он снова попадает в этот дом умалишенных - или, может быть, Чистилище, кто как поймет. И снова встречает там человека с добрым лицом, над головой которого вдруг начинает сиять нимб. И мы не знаем, действительно ли это Бог - кто его знает, как он выглядит! Вот такую фантазию нужно было играть артисту, и мне нужен был актер очень добрый, очень талантливый и очень натуральный. Потому что задача перед ним стояла невероятной трудности. Герой должен быть благороден, у него должно быть чувство юмора, он должен светиться добром и при этом не быть сентиментальным. И я предложил роль Славе. Он стал отбиваться: "Эльдар, я уже не играю, не снимаюсь, не читаю сценариев, я эту карьеру закончил!". Я все-таки уговорил его прочитать сценарий, который сначала прочитала его дочь Аня, тоже актриса. Она ему сказала: "Папа, ты будешь это играть!". И Слава ее послушался. Приехал к нам в Питер, где мы жили в гостинице "Андерсен". И первым делом поделился радостью: "Вчера Аня родила двойню!". Я потом видел этих двух очаровательных мордатиков - они очень скрасили Славе последние годы его жизни.
Все наше общение подтвердило, что это был поразительно благородный, невероятной порядочности человек. Он был умопомрачительно скромен. При всех своих званиях, огромном успехе и всенародной любви никогда не ощущал себя "персоной", в нем не было никакой "значительности", и он очень критично относился к своему творчеству. Никому не жаловался и никогда никого ни о чем не просил.
Нина Русланова:
- О интеллигентности, о бесподобном мастерстве Тихонова нечего и говорить, это вещи очевидные. Я же хочу сказать другое: дай Бог каждому из нас, артистов, прожить такую жизнь, какую прожил в искусстве он. Сейчас, когда его уже с нами нет, мне кажется, стало ясно, что он сделал все, что мог, полной мерой - что ему было предначертано сделать. Он прошел свой путь до конца.
Скажу, быть может, кощунственную вещь - в Юго-Восточной Азии, как вы знаете, на похоронах все смеются, веселятся и танцуют. На похоронах Тихонова, мне кажется, должно быть весело. Он заслужил, чтобы его помнили и чтобы память эта была счастливая. Никто из нас не вечен, но покуда нас помнят - мы живы. Он достоин того, чтобы его вспоминали с теплотой в сердце, чтобы он чувствовал, что сделал нас счастливыми.