В филармоническом абонементе "Оперные шедевры" в Концертном зале имени Чайковского состоялась московская премьера моцартовской оперы "Идоменей". Раритетную партитуру под руководством Александра Рудина исполнили Московский камерный оркестр и хор Musica Viva, солисты из Дании, Великобритании, Хорватии, Латвии и России.
Нет ничего удивительного в том, что в Москве моцартовская опера прозвучала впервые. Из двадцати двух написанных композитором оперных партитур у российских музыкантов в ходу не более 5-6 названий. Изысканный же образец оперы seria, с плетеным узором виртуозных арий и оркестровых партий, с ритуальным сюжетом из мифологических времен, где царь Крита Идоменей по воле владыки морей Посейдона искупает свою кровавую победу над Троей и свое спасение в морской буре страшным жертвоприношением - закланием собственного сына, занимает нишу оперных раритетов даже в Европе. Наконец, в начале нынешнего года российская постановка "Идоменея" появилась в Мариинском театре под руководством Валерия Гергиева, а в Москве в концертном варианте партитуру "Идоменея" подготовил Александр Рудин с Камерным оркестром и хором Musica Viva, с интернациональной командой солистов.
И в первых же звуках увертюры к "Идоменею" открылся ракурс рудинской трактовки: игнорируя эффектную внешнюю линию сюжета, часто толкающего постановщиков к резким манифестациям темы войны, терроризма, убийств и, как следствие, к экстремальному вокальному тону, Рудин высветил в партитуре безграничное поле чистой моцартовской музыки. И совершенно не случайно в центре сцены Концертного зала Чайковского оказались два клавесина "визави", на которых маэстро Рудин и Марина Бутир играли речитативы: в тускловатых хрустальных звуках бегущих клавиш выступала эстетическая тень барокко, нежная краска оперной эпохи, к которой принадлежит моцартовский "Идоменей". Исполнительский же стиль Musica Viva, отточенный многолетними штудиями сочинений XVIII века, оказался корректным для воплощения самой первой редакции партитуры "Идоменея", сделанной Моцартом в Мюнхене. Прозрачная инструментовка, не перегруженная массивными составами оркестровых групп, тончайшая выделка фразировки, "светотени" в оркестре, деликатный напор в изображении морской бури и плывущие звуковыми миражами темы будущих моцартовских сочинений - от симфоний до Реквиема, - все это звучало не театрально, а феноменально - как музыкальный язык конкретной эпохи.
По сути Рудин вывел и оркестр, и хор, и солистов к тому уровню сюжета, где главным действующим лицом был сам Моцарт. Даже солисты не стали разыгрывать актерскую драму на сцене, а просто выходили из-за кулис к пюпитрам, пели арию и удалялись: ничто не должно было нарушить чистый поток музыки.
Кстати
Надо сказать, этот эстетический опыт удался - причем не только оркестру, но и певцам, которые, словно на подиуме, демонстрировали красоту, блеск и виртуозность моцартовских партий. Кастинг певцов в этом проекте можно назвать совершенным в том, что касается ведущих партий: поразительное по красоте и гибкости сопрано Генриетты Бонде-Хансен (Дания) в партии Илии, виртуозное, сверкающее колоратурами меццо Сары Кэстл (Великобритания) - Идамант, страстное, темное по краске сопрано - Инга Кална (Латвия) в партии Электры и "стихийный", широко разливающийся в пассажах тенор Крешимир Шпицер из Хорватии в главной партии Идоменея. Гармоничным партнером оказался и хор Musica Viva, чей теплый, нежный звук напоминал звучание религиозной музыки Моцарта. Может быть, именно в этом трепете перед Высшим и скрестились все смыслы представленного в Москве моцартовского "Идоменея".