9 декабря завершилось первое заседание российско-американской группы по обменам в области культуры, образования, спорта в рамках совместной Президентской комиссии Медведев - Обама, решение о создании которой приняли во время июльской встречи на высшем уровне. Можно было ожидать, что она пройдет на достойном профессиональном уровне - и с российской, и с американской стороны были представлены, что называется, "первые сюжеты" - от директора Большого театра из Москвы до директора Смитсониевского музея из Вашингтона. Можно было ожидать, что в результате совместной работы более чем восьмидесяти человек мы сумеем не только провести инвентаризацию уже подготовленных на 2010 год проектов, но и сочинить нечто новое, то, чем будем удивлять друг друга в грядущий и последующие годы. Но, честно говоря, я и представить себе не мог, что вся эта работа будет проходить на удивительном эмоциональном подъеме, который был связан и с прежними дружбами, и с новыми ожиданиями. Именно поэтому идея провести Год России в США и Год США в России никому не показалась чем-то из ряда вон выходящим, хотя вряд ли все мы - и русские, и американцы - могли представить себе такой проект всего восемнадцать месяцев тому назад. Не хочу впадать в прекраснодушный восторг - нам не всегда легко понимать друг друга. Но желание понять на этот раз оказалось, безусловно, сильнее непонимания. И потому мы были вполне откровенны друг с другом. Как выяснилось, откровенность не враждебна дружелюбию.
Когда во время заключительной пресс-конференции милая молодая журналистка задала вопрос о том, как же мы собираемся дружить, если более пятидесяти процентов граждан России почти враждебно относятся к иностранцам (она сослалась на последний опрос "Левада-центра"), я почувствовал, что моя американская коллега, старший заместитель госсекретаря США Джудит Макхейл напряглась, видимо, понимая, что меня поставили в не слишком приятное положение. И эта реакция, которую я, безусловно, оценил, что называется, дорого стоила.
Впрочем, мы уже в первый вечер нашего общения обсуждали именно этот вопрос с одним из ее коллег, афроамериканцем, который интересовался тем, насколько опасно ходить по московским улицам недостаточно белокожим людям. И, увы, я не смог ему ответить, как в старые советские времена: "А у вас там, дома, негров линчуют!" Как раз это у нас дома оказалось не все ладно с отношением к родственникам и потомкам героев замечательного повествования "Хижина дяди Тома", как, впрочем, и некоторых других, любимых советской детворой книг.
Вопрос, заданный мне американским коллегой, предки которого родились явно не во Владимирской области, я слышал не в первый раз. Его задавали мне и во время подготовки Года Китая в России, Года Индии, да, впрочем, и других годов, которые мы проводили со странами далекого и ближнего зарубежья. Правда, эти вопросы никогда не звучали прилюдно, да и ответы носили не вербальный характер. Наши китайские коллеги, к примеру, просили обеспечить усиленную охрану артистов не только во время переездов по городу, но и в гостиницах, где они жили; с подобными просьбами обращались и устроители годов и дней и из других стран. И как бы я и мои коллеги ни объясняли, что все страхи преувеличены, что в Москве и в других городах России вовсе не так страшно гостить, как часто пишут в зарубежных газетах и пугают по телевизору, они продолжали верить своим средствам массовой информации. "Хай клевещут!" - вертелся у меня на языке ответ из старого советского анекдота, но в нынешней реальности и старые анекдоты, видимо, перестали действовать. Ведь действительно, если нашему заокеанскому гостю прежде чем взглянуть на его паспорт уже намнут бока (в лучшем, то есть прямом смысле этого словосочетания), то его будет довольно трудно пробудить к доброжелательной творческой работе и он навсегда может разувериться в том, что русская литература обладает мировой отзывчивостью.
Ни капельки не ерничаю и уж совсем, как это теперь принято говорить, не стебаюсь. Просто отдаю себе отчет в том, что предстоит очень тяжелая работа, в процессе которой надо убедить не только зарубежных партнеров, но и собственных сограждан в том, что любовь, которую Иван Ильин почитал высшим достоинством русских, лучше и привлекательнее ненависти, что открытость миру вовсе не означает унижения собственного достоинства и достоинства своего Отечества.
Так уж совпало, что именно в этот день президент России Дмитрий Медведев, выступая на Евразийском медиафоруме, говорил, в частности, и о том, что его беспокоит растущая волна ксенофобии в нашей стране. Это действительно не может не беспокоить каждого мало-мальски ответственного человека, который живет в России - будь он хоть трижды почвенником и славянофилом. Ведь если победит и воплотится в жизнь лозунг "Россия для русских", в России станет невыносимо жить не только инородцам, но прежде всего самим русским людям, думающим о будущем своих детей и своей страны.
Так уж совпало, что именно в этот день, 9 декабря, в Библиотеке иностранной литературы состоялась презентация двух замечательных книг, написанных выдающимися (и, к сожалению, ушедшими из жизни в восьмидесятые годы прошлого века) итальянскими писателями Эудженио Монтале, нобелевским лауреатом по литературе 1975 года, и Примо Леви. Обе эти книги - "Динарская бабочка" Монтале (перевод Евгения Солоновича) и "Канувшие и спасенные" Леви (перевод Елены Дмитриевой) - о фашизме. О его крайнем выражении - Освенциме, куда Леви попал в 1944 году, и об обыкновенном, даже обыденном фашизме, который пропитывал все поры итальянской жизни после прихода Муссолини к власти. Монтале пишет именно об этом повседневном процессе расчеловечивания, незаметном - по капле - рождении духовного и социального рабства, поглощающего вполне симпатичных и неглупых людей. Это выдавливать из себя раба трудно - становиться рабом, тем более когда это делают все окружающие, куда как легче. Монтале пишет об обольстительности коллективного психоза, который разрушает индивидуальное бытие, но помогает выжить физически. Кажется, что между жизнью, описанной Монтале в своих рассказах-эссе, и анализом лагерной жизни, что мучила Примо Леви до самой смерти (он покончил с собой в 1987 году), - непреодолимая бездна. Но это лишь на первый взгляд. Понятно, что между итальянским фашизмом и немецким национал-социализмом немало различий. Но и общего тоже немало. И прежде всего то, что фашистское государство лишает человека не только социального, но и морального выбора, что оно лезет к нему не только в карман, но и в постель, и в душу. И для того чтобы соскользнуть в бездну, достаточно сделать первый шаг - от страха, усталости или безразличия.
Как бы мне хотелось, чтобы эти книги не были актуальны в России.
Пишу обо всем этом с горечью, ведь именно моя страна, Советский Союз, спасла мир от "коричневой чумы", именно Советская Армия освободила 27 января 1945 года Освенцим, а поздней весной 1945-го, в последние дни войны, именно советские солдаты спасли чудом оставшихся в живых узников Терезина. И память о десятках миллионов моих соотечественников, погибших в битве с фашизмом, требует не смирения, но борьбы.