Владимирский областной театр драмы им А.В. Луначарского открыл сезон 2009/10, не имея главного режиссера. Его не было и в предыдущем сезоне. Если не случится ничего экстраординарного, никакого главрежа не будет и в сезоне 2010/11.
Генеральный директор театра Борис Гунин искренне убежден в том, что главрежи и худруки - это, что называется, "уходящая натура". Ну, может быть, не везде, не для всех, но его театру никакой главный режиссер не нужен. И таких театров все больше.
Новый сезон Гунин решил начать с шекспировской трагедии. Он пригласил Линаса Зайкаускаса, уже довольно известного в России (сейчас Зайкаускас возглавляет новосибирский "Старый дом"), поставить "Короля Лира" и, что называется, дал ему карт-бланш. В разумных пределах.
Зайкаускас, в общем, тоже прагматик - до известной степени. В труппе есть двое народных артистов: стало быть, один из них, более темпераментный, сыграет Лира (Николай Горохов), а второй, более респектабельный, Глостера (Михаил Асафов). В труппе нет молодого артиста на роль Шута (Зайкаускас почему-то уверен, что Шут - мальчишка): стало быть, роль будет отдана дебютантке Наталье Демидовой, которая уже получила роль Корделии. Все помнят, что в театре ХХ века эти роли гениально сдваивал Джорджо Стрелер ("Пикколо-театро", 1972); всякий вправе упрекнуть Зайкаускаса в режиссерском заимствовании - что ж, кто не понимает, пусть упрекает.
Во владимирском "Короле Лире" отчетливо слышатся отзвуки великих шекспировских спектаклей прошлого. Огромные листы ржавого железа, их гулы и грохоты отсылают к декорациям "Короля Лира", поставленного Питером Бруком (1962). Женские фигуры в черном (то ли плакальщицы, то ли эринии) и черные зонты в руках персонажей памятны как эмблемы шекспировского театра Роберта Стуруа. Само то, что владимирский "Король Лир" не оставляет надежды на торжество справедливости в финале - общее место "шекспировской революции" 60-х годов.
Зайкаускас в последних сценах, наперекор тексту, выводит герцога Альбанского (Игорь Клочков) сущим негодяем: мол, человек дорвался до власти и перестал стесняться своей натуры. Это не прихоть и не новация. Режиссер идет по следам Питера Холла, Роберта Стуруа и всех, кому шекспировские "преемники власти" - Фортинбрас, Ричмонд и т.д. - казались лишь новыми тиранами. Все очень знакомо.
И все же, и все же: это не цитаты, а именно отзвуки: тот гул, которым наполнен "воздушно-каменный театр времен растущих" в известных стихах Осипа Мандельштама. Чего в спектакле Зайкаускаса нет начисто, так это постылой постмодернистской иронии, готовой принять к сведению любую правду, если только та не будет слишком настаивать, что она - правда. Зайкаускас поставил спектакль, перенасыщенный режиссерским остроумием, но совершенно серьезный по общему тону. И отнюдь не мрачный, но, если угодно, ослепительно безжалостный.
Лира играет Николай Горохов. Его роль сложно выстроена и, судя по премьере, еще не очень обжита актером. Лир первых сцен - не величественный старец и тем более не деспот, а мужиковатый, самовлюбленный самодур. Он беспечно отказывается от номинальной власти, будучи уверен, что власть как таковая останется за ним навсегда: как скажу, так и будет. Страдание учит его королевскому величию (сцена бури); безумие (сцена в степи) наделяет достоинством человека. Тем самым, которое ставит человека "выше звезд и ангелов", как писал гуманист Пико делла Мирандола, но не мешает человеку оставаться "квинтэссенцией праха", как говорил принц Гамлет.