Главе МИД России Сергею Лаврову можно одновременно и позавидовать, и посочувствовать. Ведь только за 2009 год он побывал в трех десятках стран, но при этом на осмотр местных достопримечательностей времени не было вообще. А если и появлялись свободные минуты, то их, как правило, тут же отнимали журналисты.
В уходящем году Сергей Лавров получил новый статус. Он окончательно стал одним из старожилов среди министров иностранных дел. К примеру, за время его министерской карьеры он отстаивает интересы России на переговорах с уже третьим госсекретарем США. При этом его огромный опыт подсказывает, что СМИ обижать не стоит. И журналистам грех на Лаврова жаловаться. Тем не менее отдельные интервью он дает редко. Но корреспонденту "РГ" удалось добыть эксклюзив от главы российского МИДа. Правда, для этого пришлось подняться на высоту 10 600 метров. Дипломатические итоги 2009 года Сергей Лавров подвел на борту правительственного Ил-96 по пути из Ташкента в Москву.
Российская газета: Для финансистов и экономистов 2009 год был, без преувеличения, очень тяжелым. А каким он был для дипломатов?
Сергей Лавров: Для дипломатов 2009 год, безусловно, тоже был трудным. На первое место из тех событий, которые влияли на международную жизнь в уходящем году, я бы поставил глобальный финансовый кризис. И не столько сам кризис, как таковой: это действительная головная боль экономистов - сколько предпринято попыток всего мирового сообщества, чтобы справиться с его последствиями. Формирование "двадцатки" - это, на мой взгляд, этапный рубеж в многосторонней архитектуре, в формировании коллективного лидерства, о котором мы уже не первый год говорим.
К нам прислушивались, но мало что менялось. Хотя "восьмерка" и раньше уже обрастала "аутричем": восемь плюс пять, другими форматами, которые формировались вокруг "восьмерки". Но кризис показал, что нужна более устойчивая структура, более устойчивый формат, который был бы более представительным, чем "восьмерка".
И вот появилась "двадцатка". Это реальное проявление утверждающейся многополярности и понимания того, что в условиях глобализации любые потрясения будут затрагивать всех, что все мы в одной лодке и действовать нужно сообща. Поэтому дипломатическое сопровождение, оформление "двадцатки" в постоянно действующий механизм занимало в 2009 году значительное место в работе российского МИДа. Ведь по своим последствиям для глобальной архитектуры, не только экономической, но и политической, появление подобной структуры имеет весьма существенное значение.
Занимали нас, безусловно, и проблемы, касающиеся военно-политической безопасности. И здесь основное внимание уделялось продвижению инициативы президента России Дмитрия Медведева о разработке договора о европейской безопасности. Итогом работы за истекающий год стал проект договора, который президент разослал со своими посланиями всем главам государств и главам международных организаций на пространстве Евроатлантики.
Мы в принципе удовлетворены тем, как развивается дискуссия на эту тему. Реакция наших партнеров показывает, что проблемы в архитектуре безопасности в Евроатлантике признаются всеми.
Но большинство членов НАТО пока все еще продолжают настаивать на совершенствовании того, что уже есть. То есть нам заявляют: НАТО меняется и давайте делать что-то вокруг альянса, а остальные - те, кто не собирается в НАТО вступать, ну чего вам бояться. НАТО уже другое, нет "холодной войны", мы не противники и так далее. Но это не ответ.
Потому что при всех обстоятельствах никуда не исчезает потребность в равном для всех пространстве безопасности в границах Евроатлантики. Наш проект договора призван достичь именно этой цели. Чтобы обеспечение неделимости безопасности было закреплено в международно-правовом плане, а не только в виде политических деклараций, которые делались на сей счет в 1990-е годы. И, кстати, реакция партнеров на предложение о том, чтобы эти декларации превратить в международно-правовой документ, покажет нам, насколько они были искренни, когда в 90-е годы обещали, что безопасность будет неделима и что никто не будет обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других.
И третий момент, который я бы выделил в качестве этапного в истекающем году, - это осмысление последствий кавказского кризиса. Первая реакция была рефлекторной, инстинктивной, в духе логики "холодной войны": есть Саакашвили, который целиком, сердцем и душой открыт на Запад, и есть те, кто его обидел. Но эта реакция не выдержала испытаний временем.
Начну с того, что многие члены НАТО в своих доверительных контактах с нами говорили: мы прекрасно понимаем, что вы сделали и что у вас другого выхода не было. Но, руководствуясь логикой натовской солидарности, евросоюзовской солидарности, они вынуждены были публично озвучивать иную позиции: Грузию обидели, нарушили ее территориальную целостность. Сейчас все это ушло.
А продолжающие по инерции звучать на сей счет заявления уже даже вызывают чувство неловкости и у членов НАТО, и у членов Евросоюза. Мы это знаем. Приходит понимание того, что случившееся целиком лежит на совести Саакашвили. Если кто-то нуждался в каком-то "независимом" подтверждении того, что именно он все это затеял, то заказанный Евросоюзом доклад Тальявини дал исчерпывающий ответ на этот вопрос.
Одновременно приходит понимание того, что в этом очень важном в стратегическом плане регионе должна быть стабильность. Наши партнеры, прежде всего из Евросоюза, через свою миссию в регионе, мы об этом знаем, стремятся удержать Саакашвили от рецидивов силовых рефлексов. Они мониторят то, чем занимаются грузинские силовые структуры. Мы тоже этим мониторингом занимаемся. При этом отмечаем достаточно тревожные факты.
Но, повторю, в Европе и в Вашингтоне есть понимание того, что нельзя допустить повторения авантюры, которую Саакашвили устроил в августе 2008 года. Наши партнеры могут об этом публично не говорить. Видимо, они пока еще стесняются это сделать, потому что это означало бы во многом расписаться в собственной ошибке, когда ставка была сделана на этого человека. Но мы знаем наверняка, что в своих контактах с Тбилиси они эту мысль доводят очень четко.
Приходит понимание и другого очень важного факта. А именно того, что геополитическая картина мира меняется. Теперь любой, кто попытается делать свою карьеру за счет того, чтобы примазываться к "стану победителей" в "холодной войне", будет думать и два, и три, и четыре раза, прежде чем решиться на подобное.
РГ: Все чаще, как только возникает сложная ситуация, политики не стремятся как можно оперативнее решить проблему, а откладывают переговоры до лучших времен. Это касается и климатического саммита в Копенгагене, и переговоров в рамках "двадцатки", и обсуждения иранской ядерной программы, и ситуации на Ближнем Востоке. С одной стороны, подобное поведение политиков - способ избежать новых конфликтов. С другой стороны, если рану долго не лечить, в итоге придется ампутировать ногу.
Лавров: Я не думаю, что по перечисленным вами темам есть общее желание отложить решение той или иной проблемы на потом: авось, само рассосется. Возьмем, к примеру, конференцию в Копенгагене. Да, она не оправдала ожиданий. Но она не оправдала ожиданий в первую очередь тех, кто рассчитывал на некий прорыв, на формирование некоего глобального консенсуса уже в Копенгагене.
Я же рассматриваю итоги Копенгагена прежде всего с точки зрения того, что теперь тема изменения климата окончательно и бесповоротно заняла одно из самых приоритетных мест в международном диалоге. За Копенгагеном последуют другие конференции. В том числе на высшем уровне. Которым будет предшествовать очень серьезная экспертная работа. Политики и эксперты продолжат спорить о том, насколько научно обоснованны прогнозы, которыми всех пугают. Но то, что мы однозначно видим для себя выгоду при всех вариантах, и об этом говорил президент Д.А. Медведев, это уже сформировавшаяся позиция.
Мы все равно будем повышать энергоэффективность своей экономики, будем осваивать современные энергосберегающие технологии, альтернативные источники энергии. Мы хотим, чтобы в России было чище. При всем том, что наши леса позволяют нам находиться в более комфортной ситуации, чем многим другим странам.
Другой приведенный вами пример - ближневосточное урегулирование. Решение этой проблемы, на мой взгляд, тоже никто не откладывает на потом. Американцы активно весь этот год пытались - и мы их поддерживали, как и все остальные, - договориться с палестинцами и израильтянами об условиях возобновления прямых переговоров. То, что им удалось выжать из наших израильских партнеров, это правильный шаг, но явно недостаточный. Все с этим согласны.
Думаю, что сейчас нужно включаться другим механизмам: и "квартету", и Лиге арабских государств. Надо наращивать достигнутое. Все, что мы совместно "напринимали" в Совете Безопасности ООН начиная с 1970-х годов, нельзя как бы оставить за скобками и говорить на какой-то новой, абсолютно не опирающейся на международно-правовую базу основе. Так не получится. Хотя бы потому, что буквально в мае этого года, когда Россия была председателем в Совете Безопасности, мы приняли резолюцию, где вся международно-правовая основа, на которой нужно искать ближневосточное урегулирование, была подтверждена. Так что никто не выжидает и не надеется на то, что все само самой образуется.
Или возьмем, к примеру, "двадцатку". Я не вижу какой-то пассивности. Да, когда самая острая фаза кризиса, казалось, была преодолена, у государств, которые занимают ведущие позиции в бреттон-вудской системе, было искушение спустить всё на тормозах и ограничиться косметическими уточнениями в ныне действующих механизмах. Но процесс реформы уже не остановить. Первым шагом стала договоренность, которая этой осенью была достигнута, об увеличении доли развивающихся стран в уставном капитале МВФ и МБРР. И я уверен, что этот шаг не будет последним.
У "двадцатки" есть программа работы. Летом она встречается в Канаде. Осенью, скорее всего, в Республике Корея. И подготовка к этим мероприятиям не будет проформой. Это будет процесс, который нацелен на достижение реальных реформ, призванных придать устойчивость международной валютно-финансовой системе.
РГ: Но вот что касается иранской ядерной проблемы. Многие эксперты ведь советуют представителям "шестерки" международных посредников полное бездействие на определенное время.
Лавров: Я читал недавно мнение известного обозревателя Роджера Коэна в "Интернэшнл геральд трибюн". Уважаемое издание, уважаемый автор. Он считает, что в отношении Ирана сейчас лучше всем взять паузу и, как он выражается, ничего не делать. Знаете, честно говоря, я бы ответил так: что касается санкций, а он именно их имеет в виду, то, возможно, его логика защитима, но защитима лишь в более широком контексте. Она защитима не в контексте полного бездействия, а в контексте всеобъемлющего подхода к иранской ситуации. Даже не к иранской ядерной программе, а к Ирану и его роли в регионе в целом.
Иран действительно обладает возможностями влиять на ситуации и в Ираке, и в Афганистане, и в Палестине, и в Ливане, и на позицию целого ряда государств арабского и более широко - исламского мира. Речь идет о том, что надо делать выбор: либо твердо стоять на позиции, что мы готовы с Ираном разговаривать только про его ядерную программу и больше ни о чем, либо все-таки вернуться к изначальной концепции, которая была согласована в группе "3+3". Она предполагает вести разговор с Ираном по всем вопросам. И по его ядерной программе, и по всем проблемам, которые вокруг нее возникли. И по содействию Ирану в развитии его экономики, включая, кстати, мирную ядерную энергетику. И в отношении снятия санкций в контексте урегулирования проблем с ядерной программой. И отмечу особо: в отношении обеспечения полноценного вовлечения Ирана в региональные дискуссии.
Для России ясны преимущества второго подхода, в рамках которого, как мы в "шестерке" и договаривались, комплексно рассматривались бы все аспекты, связанные и с возможностями Ирана в регионе, и с иранской ядерной программой. Как пойдет дело, мне сказать трудно. Любая страна имеет право вносить свои инициативы, в том числе в Совет Безопасности ООН. Мы, разумеется, будем их изучать и рассматривать.
На мой взгляд, гораздо более продуктивный путь - это всеобъемлющий подход. Отрадно, что президент США Барак Обама, когда заступил на свой пост в Белом доме, среди своих новых внешнеполитических инициатив упомянул и о своем желании говорить с Ираном не только о его ядерной программе (а имеющиеся в этом отношении вопросы необходимо закрывать без затяжек), но и обо всем другом. Я рассчитываю, что это его пожелание остается в силе. По крайней мере, это бы соответствовало тем позициям, которые мы с Америкой, с Европой, с Китаем коллективно согласовали и предложили Тегерану. Ждем ответа, который уже слишком затягивается.
РГ: От 2010 года вы ждете сюрпризов?
Лавров: Уверен, что сюрпризы будут. Потому что жизнь преподносит сюрпризы каждый год и от них никуда не деться. Мировое сообщество многогранно, и что будет происходить в одном или другом регионе, никто предсказать не может. Конфликтогенность, к сожалению, никуда не исчезнет. Она не уменьшается, а нарастает. И в условиях взаимозависимости любая более или менее серьезная проблема в любой точке мира, так или иначе, потребует внимания.
С Сергеем Лавровым в командировки летать всегда очень интересно. И не только потому, что за год можно увидеть столько стран (правда, чаще всего лишь из окна микроавтобуса, переезжая с одного мероприятия на другое), сколько другим не удается посетить и за всю свою жизнь. У журналистов мидовского пула есть уникальная возможность не просто наблюдать за хитросплетениями ключевых международных переговоров, но и порой в буквальном смысле прикоснуться к истории. Так, к примеру, 10 марта 2009 года на борту правительственного самолета по пути из Женевы в Москву глава российского МИДа вместе с летевшими с ним корреспондентами, по просьбе последних, повторно "перезагрузил" российско-американские отношения. Несколькими часами ранее в женевской гостинице "Интерконтиненталь" госсекретарь США Хиллари Клинтон подарила Сергею Лаврову красную кнопку с надписью "Перегрузка". Российский министр тут же объяснил, что американская сторона допустила небольшую ошибку в правописании. Отчего эта кнопка тут же стала еще более ценным экспонатом мидовского музея. Ее-то в самолете мы повторно все вместе и нажали.
3 и 4 июля этого года в самом центре Москвы на Пушкинской площади сотни раз нажимали красную кнопку. При этом американская ПРО не приводилась в состояние повышенной боеготовности. Акция "Российской газеты" была хоть и мирной, но все же нацеленной на визит в Москву президента США Барака Обамы, который в российскую столицу прибыл 6 июля. Два дня с двенадцати до часу любой житель и гость Москвы мог не только передать личное послание главам России и США, но и перезагрузить российско-американские отношения, нажав на ту самую кпонку, которую в марте в Женеве госсекретарь Хиллари Клинтон подарила главе МИД России Сергею Лаврову. Два десятка теле- и фотокамер беспристрастно фиксировали, как и стар и млад давил на уникальный музейный экспонат. Для того чтобы акция "Перезагрузи отношения Америки и России" состоялась, "Российская газета" обратилась к Лаврову с просьбой предоставить на два дня единственную в своем роде красную кнопку. И глава внешнеполитического ведомства отдал соответствующее распоряжение.