Русская поэзия XX века свидетельствовала о том, что Христос, познавший и предательство, и одиночество, и крестные страдание, и смерть, по-прежнему с каждым из нас.
"Салют, Мария! С интересом слежу за вашими статьями, только не пойму одного: почему на все вопросы читателей надо отвечать с позиции религиозной. Нет, если люди верят, ходят в церковь, молятся себе там, я не против - как говорится, флаг им в руки. Или хоругвь?! Но зачем приплетать Бога во все остальное? Какое отношение Бог имеет к моим чувствам? Или к современной жизни? К истории, к природе, наконец? Зачем цитировать все время святых, возьмите классиков литературы, там много мудрых мыслей, и вам не придется все время некстати вспоминать бога".
Владимир.
Здравствуйте, Владимир! У гениального русского поэта XX в. Александра Солодовникова есть такие легкие, как считалочка, строчки:
"Чтоб видеть Божью красоту
Не надо улетать на "ТУ"
На сверхдалекую версту".
"Печальны были наши встречи..."
Ощущать присутствие Божье во всем, что тебя окружает, - особый дар. Конечно, в большей степени этот дар свойственен святым - они чувствуют и пронизанность нашего мира светом Божественной любви, и одновременно видят действие в нем сил противоположных по знаку, сил демонических, тех, что в Евангелии называются "духами злобы поднебесными" (Еф. 6, 12). "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель," - эти слова были запечатлены Иоанном Богословом в Апокалипсисе почти две тысячи лет назад. Это слова откровения, их дал святому апостолу Сам Бог. Но, Владимир, удивительное дело: прозревать присутствие Божье в земном, осознавать, что Господь есть "начало и конец", могут не только святые - иногда этот дар дан и поэтам. И в минуты творческого озарения они свидетельствуют нам, читателям, об этом.
Давайте вдумаемся в хрестоматийные строчки русских поэтов - чтобы увидеть присутствие Божье "в малом и в великом".
Для начала возьмем человека - космос, раздираемый двумя силами. Лучше Александра Сергеевича в стихотворении "Демон", по-моему, об этом никто не сказал. Помните строчки про то, как "какой-то злобный гений/ Стал тайно навещать" поэта, "в те дни, когда мне были новы/ Все впечатленья бытия". Думаю, этот стих роднит гения с каждым из нас. И даже те, кто ни разу в жизни не срифмовал ни строчки, могут вспомнить, что испытывали - чаще всего в молодости - нечто подобное:
"Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел -
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел".
Другой русский поэт, Аполлон Майков, сформулировал вот эту раздвоенность человека в стихо творении "Ангел и демон" так:
"Подъемлют спор за человека
Два духа мощные: один -
Эдемской двери властелин
И вечный страж ее от века;
Другой - во всем величьи зла,
Владыка сумрачного мира..."
Любовь и жертва
От космоса человека перейдем к космогонии истории. Если мы внимательно вчитаемся в русскую поэзию XIX в., христианскую по сути, то обнаружим две вещи. Первое: в ней очень силен мотив покаяния. И второе, тесно связанное с первым: эта поэзия полна предчувствий грядущих кровавых катастроф. Как будто поэты, прозревая присутствие Божье в этом мире, одновременно улавливают, пусть и на чувственном уровне, само холодное дыхание истории, ее "тяжелую поступь". Иногда среди этих неясных предчувствий и ощущений, подобно молнии, рождается предвидение этого грядущего - как, например, в стихотворении "Предсказание" шестнадцатилетнего Лермонтова. Безусловно, такие стихи - это акт пророчества. Не буду цитировать строчки юного Лермонтова. Приведу не менее глубокое стихотворение Александра Солодовникова "Сентябрь 1939-го".
"В святилище времени доступ
Открылся... Душа зажжена.
Истории тяжкая поступь
В осеннем затишье слышна.
При вещем молчанье природы,
Под грустные вскрики синиц,
Как листья, кружатся народы,
Взлетают и падают ниц.
И белые крылья молитвы
Взволнованный дух понесли,
Чтоб слышать грядущие битвы
И пенье летящей Земли".
А через семь лет, семь страшных лет, в 1946-м, Анна Ахматова напишет:
" В каждом древе распятый Господь,
В каждом колосе тело Христово,
И молитвы пречистое слово
Исцеляет болящую плоть".
Эти строгие строчки безусловно выстраданы: за ними - война, голод, боль и смерть. Но одновременно эти строчки - самое мужественное свидетельствование присутствия Бога в нашей жизни, там, где так много страданий. Причем Бога не какого-то далекого, чуждого человеку, нет. Это свидетельствование о присутствии Бога, Любящего нас любовью действенной, жертвенной. Любящего нас настолько, что Он отдает Сына Своего Единородного Иисуса Христа в этот мир - с тем, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Это свидетельствование о том, что как и две тысячи лет назад Христос, познавший и предательство, и одиночество Гефсимании, и крестные страдание, и смерть через распятие, по-прежнему с каждым из нас: "в каждом древе распятый Христос, в каждом колосе тело Христово..." И только в Нем, в Христе - жизнь... Это, Владимир, о жизни.
Ничто не потеряно
И, наконец, о природе. Знаете, Владимир, каждый год, в такие же вот зимние, снежные вечера, вне моей воли, и даже, напротив, вопреки ей, сами по себе, из глубин моей памяти выплывают строчки еще одного гения русской поэзии - Николая Рубцова. Ничего не могу с собой поделать, честно. Может быть, дело в том, что певучий ритм этого стиха вторит убаюкивающему ритму вьюги. А может, генетической памяти: у нас у всех были деревенские бабушки. Или в божественной красоте этих таких простых строчек. Или в том, что всегда хочется надеяться, что "свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Ин. 1. 5). Не знаю, Владимир, не знаю, в чем дело, просто повторяю - почти как молитву.
"В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Светятся, тихие, светятся, чудные,
Слышится шум полыньи...
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное - все забывается,
Светлые звезды горят!
Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь..."
Эти строчки написаны Николаем Рубцовым в 1964-м, и в них нет имени Бога. Но разве Ваше сердце, Владимир, не чувствует присутствия Божьего в каждом звуке этого гениального стиха?
Уважаемые читатели!
Мы ждем ваших откликов на публикации Марии Городовой. Если вы хотите, чтобы письмо было передано непосредственно Марии, мы сделаем это.
Адрес: ул. Правды, д. 24, Москва, 125993, Редакция "Российской газеты".
Адрес электронной почты Марии Городовой: pisma-maria@mail.ru