"Казалось бы, какой пустяк - несколько хороших, пусть даже прекрасных, на редкость прекрасных стихов! А меж тем они на весь век вошли во все мое существо, стали одной из высших радостей, пережитых мной на земле".
Иван Бунин
Когда поэзия стала уходить из нашей жизни? Трудно сказать, ведь еще Пушкин сетовал: "Читатели сделались холоднее сердцем и равнодушнее к поэзии жизни". Cто лет спустя Бахтин вывел формулу, согласно которой лирика возможна лишь в теплой общественной атмосфере.
И после этого понятно, отчего мы, живущие на бегу, на сквозняке, чувствуем нехватку поэзии, как острый недостаток в организме какого-то жизненно важного витамина. И чувствуют это даже те, кто к стихам равнодушен, ведь поэзия жизни - это не поэтические сборники, не рифмованные строчки, как таковые, а мироощущение, некий возвышающий душу напев.
Сегодня учитель словесности сталкивается с необходимостью объяснять то, что раньше не нуждалось в объяснении, а передавалось с молоком матери, с колыбельными песнями, с мелодией одинокой гармони. Сейчас куда проще научить школьников отличать ямб от хорея, чем пробудить в них чувство родного - родной песни, родного пейзажа, родной поэзии.
Меня спросят: ну и что тут может сделать газета? Ведь ее даже не читают, а пробегают глазами. Разве под силу ей пробудить хоть в одном человеке любовь к поэзии? Не знаю, но хочу в это верить. Ведь моя-то любовь к поэзии началась когда-то с ... газетного киоска.
А история была такая. До десяти лет я жил в Вологде у дедушки и бабушки. После третьего класса уехал в Свердловск к родителям и сестренке. Все было хорошо, но я сильно тосковал по нашему уютному вологодскому двору, по Утиному мостику через речку Золотуху, по велосипеду, оставшемуся в сарае, по лодке, по ноздреватому после дождя речному песку...
После школы я всегда тормозил у газетного киоска на углу. Рассматривал марки за стеклом. Особенно заглядывался на марки таинственной страны Бурунди. Они ошеломляли меня своими восточными пряными красками и диковинными зверями.
И вот однажды, собираясь наконец-то купить заветный блок с марками на деньги, отложенные от завтраков, я вдруг увидел в киоске сборник Николая Рубцова "Подорожники" (а фамилию Рубцова я еще в Вологде слышал). Я тут же забыл и про Бурунди, и про жирафов с носорогами. Я купил "Подорожники" и открыл тут же, на улице:
Выпал снег - и все забылось,
Чем душа была полна!
Сердце проще вдруг забилось,
Словно выпил я вина.
И дальше:
Снег летит на храм Софии,
на детей, а их не счесть.
Снег летит по всей России,
Словно радостная весть...
Я читал эти немудрящие строчки и наполнялся счастьем, вспоминая и Софийский собор с серебристо-серыми куполами, и по-особенному белый вологодский снег, и как я летел с берега на санках, среди тех детей, которых не счесть.
Это детское переживание вывело меня потом и к Пушкину, и к Тютчеву, и к Баратынскому, и, наконец, к антологии "Календарь поэзии", которая с сегодняшнего дня станет постоянной рубрикой "РГ".
Собирая антологию несколько лет, я был счастлив в завершение этой работы увидеть: в календаре нет дня пустого для русской поэзии. Конечно, не все дни по-болдински плодоносны, но каждый стоило бы почитать как день рождения того или иного классического стихотворения. И это значит, что можно прожить круглый год вместе с русскими поэтами, в созвучии с их высокими чувствами и мыслями, с их чутким вниманием ко всему, что происходит в природе, за окном. Поэзия как воздушный корабль перенесет нас через пропасти времени, и мы воссоединимся с эпохой наших предков как с эпохой родных нам не только по крови, но и по духу людей.
Работал я над антологией не только в общедоступных библиотеках, но и в таких уникальных книжных собраниях, как библиотека русской поэзии И.Н. Розанова (Рукописный отдел Государственного музея А.С. Пушкина, Москва) и библиотека Царскосельского Александровского лицея (отдел редкой книги Уральского госуниверситета им. А.М. Горького, Екатеринбург). Низкий поклон их хранительницам Елене Арленовне Пономаревой и Ольге Михайловне Кадочиговой.
Завершу словами Василия Андреевича Жуковского, составителя одной из первых русских поэтических антологий. Вот как он писал 17 декабря 1810 года, предваряя свое "Собрание русских стихотворений": "Мы думаем, что наше Собрание, при всех могущих скрываться в нем недостатках, должно быть принято от всякого любителя поэзии с удовольствием. Наперед раскаиваясь в неосторожности своей и невежестве, просим читателя просветить нас своими советами..."
P.S.
"Календарь поэзии" мне пришлось пока ограничить рубежом 1918-1919 годов (за несколькими исключениями), поскольку на этой черте прервалось в России действие старого юлианского календаря. Мне важно было в неприкосновенности сохранить авторские даты, что возможно лишь в пространстве одного календаря. Каждый читатель при желании может к датам XVIII, XIX и начала ХХ веков прибавить соответственно 11, 12 и 13 дней.