В хх веке было две гениальные балерины: Анна Павлова и Галина Уланова. Анну Павлову никто из наших современников не видел, но ее легенда велика по сей день. Павлова умерла в 1931 году на 51-м году жизни, и те пленки, которые после нее остались, несмотря на свое несовершенство, позволяют представить себе, в чем был гениальный дар этой талантливейшей балерины ХХ века.
Уланова, как и Анна Павлова, не хотела учиться танцевать. Она никогда не любила балет. Она родилась в 1910 году, 8 января, в семье, где все занимались балетом - и мать, и отец. Мать ее Мария Федоровна Романова была балериной Мариинского театра, потом - замечательным педагогом хореографического училища, работала в Кировском театре педагогом-репетитором. Отец Сергей Николаевич Уланов был режиссером балета. Уланова очень похожа на него. Он был немногословный молчаливый человек. С какой-то тайной, загадкой. Такая же загадка всю жизнь сопровождала Галину Сергеевну. Она училась сначала у своей мамы в хореографическом училище, а потом у знаменитой Агриппины Яковлевны Вагановой. У Вагановой были выдающиеся ученицы: великая балерина Марина Семенова, Наталия Дудинская, Ирина Колпакова, Алла Осипенко. Уланову Ваганова любила меньше других. Она признавалась, что не разгадала тайну этой девочки.
Лебединая душа
Окончив хореографическое училище, Уланова пришла в Кировский театр. Только один человек тогда сразу догадался, что ей предстоит занять очень высокое место в истории русского балета. Это был балетмейстер Федор Лопухов. По его настоянию она начала разучивать партию Одетты-Одиллии в "Лебедином озере". К тому времени она ушла из класса Вагановой и занималась у Елизаветы Павловны Гердт. Гердт вместе с Еленой Люком и прославленной Ольгой Спесивцевой была примой Мариинского балета в начале
1920-х годов. Гердт сделала с Улановой партию Лебедя. Когда сегодня смотришь старые пленки, то видишь, в чем отличие ее Лебедя от всех, кто танцевал после нее. Она была лаконична, ее движения были содержательны. Это был не танец - это был рассказ о душевном состоянии. Она была Одеттой, в глазах которой таилось что-то возвышенное, неземное. Ее коварная Одиллия была наглухо закрыта.
Руки Марии
Слава пришла к Улановой в 1934 году, когда Ростислав Захаров поставил в Петербурге балет "Бахчисарайский фонтан". Мне посчастливилось: я видел ее в партии Марии, когда она уже работала в Большом театре в Москве, в конце 1940-х - начале 1950-х годов. Заремой была молодая, уже очень громкая и звонкая Майя Плисецкая, а Уланова была Марией. Ей не нужен текст. Ее движения погружали зрителя в какой-то глубокий психологический мир. В знаменитой сцене у колонны, после того как Зарема ударяла ее ножом, она медленно опускалась вниз. И запоминалось скольжение ее руки до самого последнего момента. У нее были особая пластика, особые руки. Мне было 17 лет, я учился на первом курсе, и ее спектакль был ошеломлением, потрясением для меня.
Хрупкость фарфора
В начале 1950-х годов я смотрел с Улановой балет "Красный мак", в котором она танцевала китаянку Тао Хоа. Недавно в своей передаче, посвященной Галине Сергеевне, я использовал запись большого куска из этого балета. Вы и сегодня можете увидеть абсолютно воздушное создание, хрупкое, как фарфор. Она была невесома на сцене. Без громких, прославляющих других балерин фуэте, с огромным скрытым темпераментом - в ней были загадка и тайна.
Под музыку Прокофьева
Она станцевала "Ромео и Джульетту" в постановке Леонида Лавровского. Это было в 1940 году в Мариинском театре. Уланова сама признавалась, что сначала не поняла музыку Сергея Прокофьева. На театральном худсовете она говорила, что не знает, как это танцевать, и даже произнесла на банкете после премьеры балета шутливые строчки: "Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете". Прокофьев не обиделся. Как великий музыкант и великий человек он понимал, что Уланова еще не осознает своего гениального дара. И после премьеры "Ромео" спросил ее: "А что вы хотите станцевать? Я бы хотел написать для вас музыку". Она ответила, что думает о Снегурочке, на что Прокофьев сказал: "Нет-нет, это невозможно - есть музыка Римского-Корсакова. Я напишу для вас "Золушку".
Дуэт Золушек
Прокофьев написал этот балет. Премьера состоялась в 1945 году. Но первый спектакль танцевала не Уланова - Сталин хотел видеть на сцене Ольгу Лепешинскую, поэтому была назначена она. Когда дирекция сообщила об этом Улановой, она очень спокойно ответила: "Ничего страшного. Премьера все равно будет тогда, когда буду танцевать я". Так оно и было. Пройдут десятилетия, и к концу жизни Уланова и Лепешинская окажутся в очень дружеских отношениях. Лепешинская была умным человеком, она понимала, что такое гений Улановой. Она говорила, что это огромное счастье - жить в эпоху Галины Сергеевны.
Лондонская высота
В 1956 году, когда Улановой было 46 лет, она поехала на гастроли в Лондон. Это была первая зарубежная поездка Большого театра на Запад после смерти Сталина - с 1924 по 1956 годы Большой театр никуда за границу не выезжал. В этой гастрольной поездке Уланова танцевала два балета: "Ромео и Джульетту" и "Жизель". И имела сверхъестественный успех. В "Жизели" Уланова была гениальна. В этой партии она соединяла вдохновение и мистику. Пожалуй, одна Наталия Бессмертнова кроме нее достигала в "Жизели" абсолютных высот. "Ромео и Джульетту" в Лондон приехали смотреть все европейские балетоманы, знаменитые балетные критики. Сохранились кадры ее сенсационного успеха. После спектакля англичанки-миллионерши бросали на сцену цветы, ожерелья, стоял такой крик, что никто даже не заметил, как королевскую ложу покинула королева, потому что овации длились бесконечно. Машину, в которую села Галина Сергеевна, выйдя из служебного входа, публика несла на руках до отеля.
Прощание Лебедя
Она вернулась в Москву с ощущением большой победы. Но танцевать Улановой оставалось недолго. Она покинула сцену в конце декабря 1960 года, выступив в балете "Шопениана". Еще раз она вышла на сцену в 1963 году. Галина Сергеевна была уже педагогом-репетитором Большого театра, когда на гастролях в Венгрии случилось так, что в концерте некому было танцевать - балерина, на которую рассчитывали, заболела. И Уланову попросили выступить. После длительного перерыва она вышла и танцевала "Умирающего лебедя". Такого Лебедя больше нет и никогда не будет. Но есть запись этого номера на пленке. Как же лаконичны ее движения! Никаких взмахов рук, никаких больших pas - ничего этого нет. Уланова танцевала драму человеческой жизни. Когда на последнем музыкальном аккорде рука склонялась и падала вниз, в зале всегда стояла вначале тишина и нужно было время, чтобы выйти из того состояния тишины и вдохновения, в которые погружала зрителя Уланова.
Бури жизни
Жизнь же ее вне сцены была довольно бурной. У нее были романы, любовь. Элегантная, изысканная, Уланова и вне сцены выделялась особой пластикой. После окончания хореографического училища молоденькой девочкой она сошлась в гражданском браке с концертмейстером хореографического училища Исааком Мельяковским. Официально же она была замужем один раз - за Юрием Александровичем Завадским, знаменитым красавцем-режиссером, художественным руководителем Театра имени Моссовета. С ним она никогда не разводилась, хотя с Завадским прожила территориально вместе всего 4 года. И очень увлеклась в конце 1940-х немолодым красавцем, знаменитым режиссером и актером Иваном Николаевичем Берсеневым, в то время главным режиссером Театра имени Ленинского комсомола. Он был женат на великолепной актрисе драматического театра Софье Владимировне Гиацинтовой, с которой прожил около тридцати пяти лет. И ушел после этого к Галине Сергеевне. Сегодня на Новодевичьем кладбище можно увидеть памятник Берсеневу и сбоку маленькую табличку: "Памятник сделан скульптором Янсон-Манизер по просьбе Галины Сергеевны Улановой". После смерти Берсенева она соединила свою жизнь с художником Вадимом Рындиным. Уланова говорила в конце жизни, что главным в ее жизни были театр, балет и это мешало ей построить семью.
На постаменте
У нее была громадная слава. Еще при ее жизни, в 1984 году, ей были поставлены памятники - в Стокгольме скульптора Янсон-Манизер и в Петербурге - Михаила Аникушина. Во дворе Академии русского балета имени А. Я. Вагановой в Петербурге установили скульптуру Улановой в образе "Танцовщицы", созданную еще в 1936 году Янсоном-Манизером и долгие годы стоявшую в парке культуры и отдыха на Елагином острове.
Идеал танца
Уланова занималась репетиторской деятельностью в Большом театре. После пятнадцати лет занятий с Елизаветой Павловной Гердт к ней в класс перешла Екатерина Максимова и длительное время оставалась ее любимой ученицей. Позже Галина Сергеевна занималась с Ниной Тимофеевой, Людмилой Семеняка, Ириной Прокофьевой, Надеждой Грачевой, Ниной Семизоровой, Аллой Михальченко. Но думаю, что репетиторская деятельность не очень увлекала ее. Ее сила была в танце. Когда задают вопрос, а в чем сегодня значение Улановой, ответ очень простой: она является идеалом классического танца. Когда вы смотрите ее пленки, удачные или полуудачные, то понимаете, даже если не разбираетесь в балете: так мало кто умеет танцевать. Что-то воздушное и содержательное было в ней. Она как будто рассказывала в танце о человеческой душе. Может быть, это уже фантазии зрителей. Но можно точно сказать, что за последние 100 лет такой балерины не было и нет. И вряд ли когда-нибудь будет.
Одним из организаторов культурного марафона в честь легендарной Галины Улановой является знаменитый танцовщик Владимир Васильев, все 12 лет, прошедшие после смерти балерины, возглавляющий фонд ее имени.
При участии фонда в день рождения Галины Улановой 8 января в Мариинском театре была представлена гала-программа из балетов ее репертуара: акты из "Жизели", "Бахчисарайского фонтана" и "Ромео и Джульетты". А 16 января юбилейные торжества предстоят во втором театральном доме Улановой - Большом театре. Накануне праздничного вечера президент Фонда Улановой, народный артист СССР Владимир Васильев встретился с обозревателем "Российской газеты".
Российская газета: Эти юбилейные концерты в Большом и Мариинском театрах - ведь только вершина празднований юбилея Улановой?
Владимир Васильев: К юбилею Галины Сергеевны мы начали готовиться еще несколько лет назад. Мне виделось важным дать ощущение присутствия самой Галины Сергеевны, дать возможность людям вновь ощутить радость от воспоминаний о ее выступлениях. Поэтому мы решили показать практически полновесные спектакли, то есть калейдоскоп ярчайших ролей Улановой. В Мариинском театре в программе были первые акты балетов "Бахчисарайский фонтан", где она была совершенно удивительной Марией, "Жизель", которую танцевала дольше всех остальных балетов, и, конечно же, "Ромео и Джульетта".
В Большом театре 16 января впервые, мне кажется, вместе с нашими московскими артистами труппа Мариинского будет участвовать не просто в концерте, а именно в спектакле. Как и в Петербурге, артисты Мариинского театра исполнят первые акты из "Бахчисарайского фонтана" и "Ромео и Джульетты", а от Большого театра будет представлена "Шопениана".
РГ: Нынешний год хотели объявить Годом Улановой?
Васильев: Наш фонд обращался с предложением к ЮНЕСКО объявить год столетия балерины Годом Улановой. Но ЮНЕСКО отказалась. Мы также выступили с предложением перед правительством Москвы создать Мировой центр танца имени Улановой. Мы предлагали назвать именем Улановой улицы. К сожалению, пока ничего этого нет. Но за полгода до празднования нас очень поддержало министерство культуры, появился Газпромбанк и другие спонсоры. Недавно и правительство Москвы обещало изыскать возможности для реализации наших предложений. Все-таки Галина Сергеевна - первая женщина - почетный гражданин города Москвы. Памятник Улановой есть в Стокгольме, но нужно, чтобы и в Москве появился ее памятник. Мы обратились с предложением к СТД, чтобы в этот год каждый из театров дал один спектакль в честь Улановой и небольшой процент от сбора пошел бы на памятник Галине Сергеевне. Это было бы знаком актерского братства. По России пройдут выставки, посвященные Улановой, будут выпущены буклеты, каталоги. В июле такая выставка будет в Москве - в Малом Манеже, в Петербурге откроется 16 мая в Театральном музее на площади Островского.
РГ: 2010-й - это год 100-летия не только Улановой, но всех участников легендарной "ленинградской четверки", в которую входили Татьяна Вечеслова, Константин Сергеев и Вахтанг Чабукиани. Это были люди одного возраста, одной школы, долго работавшие в одном театре и развивавшиеся в одной среде. Но Уланова и среди них заняла особое место. Как вы считаете, нечто особое было заложено в ней самой природой?
Васильев: Мне кажется, здесь несколько факторов. Галина Сергеевна была знаменем нашего искусства - советского искусства. Но знаменем она стала не случайно. Сейчас я смотрю сохранившиеся балетные записи. И многие современницы Улановой не вызывают у меня того восторга, который - я помню! - получал от их выступлений. А она продолжает волновать, как и прежде. Бог распорядился так, что, не дав ей лучших ног, лучшей фигуры, лучшего вращения, шага, прыжка - все это было рассыпано у других балерин в гораздо большей степени, дал ей главное - осмысление мелодики, музыки танца.
Уланову всегда окружали люди, сами прожившие огромную творческую жизнь, но даже на них она производила невероятное впечатление. И именно они говорили о величии Галины Сергеевны. Она даже восклицательному знаку умудрялась придать капельку вопросительности. Уланова владела огромным количеством интонаций, оттенков, полутонов. В ней было что-то такое, что удивительно отличало ее от остальных: все, что она переживала, она хранила внутри себя. В ней всегда оставалась недосказанность. И правда чувств. Поэтому когда смотришь на нее, ощущаешь ореол загадочности, непостижимости. Поэтому и концерты ее памяти мы назвали "Мона Лиза русского балета".
РГ: Вы наблюдали Уланову еще учеником балетной школы. А дети всегда стараются образец соотнести со своим эталоном, с тем, чему их учат.
Васильев: Это огромная разница - мой детский взгляд и потом уже взрослый. В детстве, как многим, мне она казалась слишком сухой, отрешенной, закрытой - в ней не было той жизни, сочности, которая ужасно нравилась в Ольге Лепешинской. Наверное, поэтому у Лепешинской было гораздо больше поклонников, они обожали танец, обожали Большой театр. Может, в этом сказывалось еще и то, что она - дитя Большого, а Уланова - пришедший к нам из северного города академический образец.
РГ: Ее ленинградский академизм выделял ее среди московских балерин?
Васильев: А как же! Но когда учились мы, нашими учителями были в большей степени ленин-градцы, чем москвичи. Елизавета Павловна Гердт, у которой училась в Ленинграде сама Галина Сергеевна, в Москве преподавала Максимовой, Стручковой, Плисецкой. И все же нам, москвичам, и мне в том числе, не нравилась превалировавшая у ленинградцев точная обозначенность позиций. А вот у Галины Сергеевны она не была заметна, Уланова была естественной и не зацикленной на ней. Я понял, что в Улановой был второй, третий и четвертый планы - то, чего мне подчас не хватало даже в драматических спектаклях! В ней не было этой академической безапелляционности: вот первый арабеск, как в учебнике, вот вращение - непременно с четвертой позиции. В ее танце всегда было нечто, что было скрыто за этой "дикцией".
РГ: Вы знали Уланову в разных ипостасях, успев даже стать ее партнером.
Васильев: Когда я танцевал с ней, то не отдавал себе отчета в ее величии!
РГ: А как она сама отнеслась к тому, что ей приходится танцевать с начинающим, неопытным артистом?
Васильев: Она сама меня выбрала. Почему? И это в то время, когда я не танцевал из классического репертуара ничего, кроме Принца-Щелкунчика в школе. У меня тогда была масса недостатков как у классического танцовщика. Каким образом она меня высмотрела, разглядела? Я не знаю! Может, мой педагог Михаил Маркович Габович, партнер Галины Сергеевны, ей подсказал, тем более что она приходила к нам на экзамены еще в предвыпускном классе, а в выпускном была председателем Государственной комиссии.
РГ: Судя по записям репетиций Улановой с ученицами, видно, что ее не увлекало копаться в технике танца?
Васильев: Нет, Улановой очень важна была четкая форма. Но она не для этого приходила в зал - считала, что этим мы должны заниматься каждый день в классе. А вот во имя чего? - чтобы каждый жест работал. Почему этот пальчик так, почему не наоборот? Вот эти "почемучки" важны для понятия "русский классический балет", потому что люди, выходя на сцену, понимали или хотели понять, что стоит за каждым движением. Галину Сергеевну отличала глубина проникновения в роль. Глубина проникновения в себя. Этого нам сейчас не хватает: "Души исполненного полета".
Беседовала Анна Галайда