18.03.2010 00:24
Общество

Дочь Георгия Жукова об отце: Он старался внушить нам оптимизм, вселить в нас уверенность в будущей победе

О легендарном маршале "РГ" рассказала его дочь
Текст:  Ариадна Рокоссовская
Российская газета - Неделя - Федеральный выпуск: №56 (5135)
Читать на сайте RG.RU

Эра Георгиевна Жукова вспоминает о своем отце - легендарном маршале Жукове.

- Эра Георгиевна, к началу войны вы были вполне взрослой девочкой - вам было двенадцать лет. Как в июне 1941 года жила семья начальника генштаба Красной Армии, заместителя Наркома обороны СССР Жукова? Знал ли Георгий Константинович, что будет война?

- Думаю, что он это предвидел. Новое назначение отец получил незадолго до начала войны, в то время он осваивался в должности начальника генштаба. Обстановка была напряженная. Он потом не раз к этому возвращался. Да и мы это чувствовали. Папа довольно редко приезжал домой (были каникулы, мы жили на даче в Архангельском), а за несколько дней до начала войны он вообще перестал появляться - только звонил. Накануне - 21 июня - отец не приехал, хотя должен был. Мама волновалась, ждала, не ложилась спать, и на рассвете, примерно часов в пять утра, отец позвонил ей и сказал, что началась война... Элла была тогда совсем маленькой, да и я не очень отдавала себе отчет в том, что произошло. Но вскоре мы почувствовали, как меняется жизнь. Конечно, для нас - для семьи - это ведь совсем иначе, чем для самих военных. Мы были совершенно не готовы к такой войне, но пришлось мобилизоваться. Это было ужасное время. Когда папа наконец смог заскочить домой, мы увидели, как изменилось его лицо - осунулось, потемнело, черты лица стали резче. У него всегда было такое моложавое лицо, замечательная улыбка, и вдруг все ушло куда-то - вовнутрь, наверное. С началом войны все стало иначе.

- В начале войны вы поехали в эвакуацию?

- Ох, с этой эвакуацией была отдельная история. Мы привыкли всегда быть рядом с отцом, и когда он нам сказал, что надо собираться в эвакуацию, мы так уговаривали его разрешить нам остаться в Москве! Мы заверяли его, что будем в безопасности, и даже пообещали, что сделаем из дачного погреба бомбоубежище. Но папа был непреклонен. Ему нужно было отправить нас в безопасное место, чтобы у него об этом голова не болела. Он всегда о семье беспокоился, говорил: "Мне главное - чтобы тылы были в порядке". Конечно, для него работа была на первом месте, но и семья не могла пожаловаться на отсутствие заботы и внимания. В одном из писем уже в конце войны папа писал: "Фронт справляется со своими задачами, дела сейчас за тылом. Тыл должен очень много работать, чтобы обеспечить потребности фронта, тыл должен хорошо учиться, морально быть крепким, тогда победа будет за русскими..." (Хорошо учиться - это относилось ко мне, и я этот наказ выполнила, хотя мне пришлось нелегко, ведь из-за нашей кочевой жизни мне пришлось сменить 11 школ.) Так что в июле 41-го года мы поехали в Куйбышев. Поехали не одни - был сформирован целый вагон таких же эвакуированных. С нами ехала семья Николая Алексеевича Вознесенского, Буденные и другие семьи военнослужащих с довольно известными фамилиями. И поселились мы, как я понимаю, в дом, который специально для нас освободили.

- Тогда вы и познакомились с Майей Вознесенской, с которой потом собирались сбежать на фронт...

- Да, даже сухари сушили в дорогу.

- Во время войны вы ездили к отцу на фронт?

- Когда обстановка стабилизировалась, он перед новым годом устроил нам приезд на три дня в Перхушково, где был его штаб. Добирались мы из Куйбышева ночью на военном самолете. Почему-то я запомнила, что в самолете было ужасно холодно. Он нас встретить не смог: был очень занят. Но для нас была наряжена маленькая елочка, приготовлено угощение, конфеты. Элла с конфетами так переусердствовала, что ночью ей стало плохо. Что понятно: конфет у нас во время войны не было. Эта поездка - одно из самых светлых моих воспоминаний. Зима была холодная, но солнечная. Папа был в приподнятом настроении. Жили мы в том же доме, где у него был штаб. Он забегал к нам в течение дня, мы ходили гулять всей семьей. Ну а в следующий раз мы были у него в Германии - это уже после войны.

- А когда вы вернулись из эвакуации и поселились на улице Грановского, удавалось пообщаться с отцом?

- Да, его ведь часто вызывали в Москву, а дом наш был в пяти минутах ходьбы от Кремля. Он заезжал домой, рассказывал последние новости. Мы слушали, раскрыв рот. Например, о "Катюшах" мы впервые узнали от папы. Хотя, конечно, дома ему хотелось отдохнуть, отвлечься, и он не столько говорил о своих делах, сколько расспрашивал нас о наших новостях, об учебе, о друзьях. Позже мы стали ездить на военный аэродром - встречать его. Когда знали, что он может заехать, ждали, не ложились спать до глубокой ночи, хотя папа иногда ругал нас за это. Мы дорожили каждой минутой рядом с ним.

- И он, как был с фронта - в пыли, в грязи...

- Нет-нет, никакой грязи, что вы! Отец был очень аккуратным. Он говорил, что если у человека одежда не в порядке, то и в мыслях беспорядок, и воевать хорошо не сумеет. Сам он был настоящим щеголем, и сколько я себя помню, сапоги у него были начищены до блеска. Во время войны у отца в охране был бывший парикмахер по фамилии Громов. Он папу и стриг, и брил, а при необходимости и еду мог приготовить.

- А письма с фронта писал?

- Да, писал письма, просто записочки синим или красным карандашом - тем, которым на карте отмечал ход боевых действий. Он старался внушить нам оптимизм, вселить в нас уверенность в будущей победе. Вот, например, письмо маме от 5 декабря 1941 года: "Шлю тебе свой фронтовой привет! Ты, верно, сердишься на меня, как всегда, за долгое молчание, за то, что не сумел позвонить тебе за 20 дней. Ты, конечно, права. Но ты, наверно, знаешь, что мы вот уже 20 сплошных суток отбиваем яростные атаки гитлеровцев, пытающихся любой ценой прорваться в Москву... Но одно должно быть тебе ясно, что Москву мы не сдали и не сдадим, чего бы это нам ни стоило. Я себя чувствую неплохо. Но, по совести говоря, переутомился, а главное - переутомилась нервная система". В доме висела карта, на которой после сообщений Совинформбюро мы отмечали красными флажками продвижение наших войск. Оценке положения на фронте папины письма очень способствовали. Сохранилось, например, такое письмо:

"Шурик, дорогой, здравствуй!

Письмо твое и гостинцы я получил. Ты пишешь насчет приезда, я бы очень хотел повидаться с тобою и с ребятами но вот видишь, какое несчастье с Ватутиным. Ему вчера отрезали ногу (по самую ягодицу), и еще не известно, выживет ли. Операцию делал ему Бурденко. Я не знаю как, но возможно, что мне придется командовать фронтом, т.к. сейчас поставить на 1 Укр. фронт некого. Если так будет, тогда придется приехать тебе ко мне в гости.

Ну вот видишь, какие дела, приходится мириться.

Костюм портной привез, сделан сравнительно удачно. Посылаю с Семочкиным Леке (Элле Жуковой. - Прим. ред.) письменный прибор - мой подарок в день рождения.

Ну пока, будь здорова. Целую тебя крепко, крепко. Привет и крепкий поцелуй Эрочке и Эллочке. Признаться, я немного по вас соскучился. Живу с надеждой: может быть, улыбнется фортуна, и удастся увидеться. Еще раз целую. Жорж".

(29 февраля 1944 года во время выезда в войска в стычке с отрядом УПА в с. Милятын Острожского района командующий 1 Украинским фронтом Николай Федорович Ватутин был ранен в левое бедро и через полтора месяца умер от заражения крови. - Прим. ред.)

- Балерина Ольга Лепешинская вспоминала, что во время одной из поездок на фронт бригады артистов Георгий Константинович пригласил ее и Ивана Козловского к себе в штаб на ужин. И когда Козловский спел для Жукова песню "Темная ночь", тот обнял его, а в глазах у маршала были слезы.

- Папа очень любил эту песню. Он вообще любил музыку. В одном из сохранившихся у нас писем из Монголии писал маме, что ему удалось раздобыть патефон, и просил ее привезти пластинки. Вообще, отец любил все русское, ему нравились русские песни, военные ансамбли, уже после войны мы всегда ходили на их выступления. Да он и сам немного играл на баяне. Вскоре после разгрома немцев под Москвой к нему на командный пункт в Перхушково приехала делегация из Тулы. Они привезли отцу в подарок тульский баян. До этого папа играть на музыкальном инструменте не умел, но за год, хоть и урывками, немного научился. Нот он не знал, под руководством своего фронтового учителя - красноармейца Ивана Усанова - подбирал мелодии на слух и вскоре уже смог играть свои любимые распевные русские песни, например: "Степь да степь кругом", "По диким степям Забайкалья". Песню "Темная ночь" мы иногда исполняли вместе - он на баяне, я - на аккордеоне, который отец подарил мне в конце войны. И даже маленькая Элла тренькала в такт на своей детской гармошке. Я, признаюсь честно, аккордеон не очень любила, хотя после войны увлечение этим инструментом было прямо-таки повальным, но огорчать отца не хотелось. Кстати, во время войны папа подружился с прекрасной певицей Лидией Руслановой, которая не раз приезжала к ним в составе фронтовых бригад. Там Русланова познакомилась с генералом Владимиром Крюковым, за которого вышла замуж. После войны они часто бывали у нас в доме. Мы ее обожали.

- Русланова и Крюков после войны были арестованы вместе с другими соратниками Жукова...

- Да. После Парада Победы отец собрал всех боевых друзей на даче. Габариты дачи это позволяли, народу было много, в том числе и Крюков с Руслановой. Гости произносили тосты за Победу и ее творцов. Наконец очередь дошла до Руслановой. Она встала и торжественно произнесла примерно такой тост: "Правительство наградило многих из вас орденами, по заслугам оценив ваш вклад в Победу, но вот для ваших жен не учредили ордена за то, что они вас любили, ждали, поддерживали, а в свое время и портянки стирали. Я хочу наградить жену маршала Жукова Александру Диевну за терпение, за верность, за преданность..." И вынула из сумочки брошь в форме звезды, очень красивую, с бриллиантами. Мне запомнилось, что она была слегка желтого оттенка, старинной работы. Брошь эта принадлежала когда-то Наталье Николаевне Гончаровой. Руслановой эту реликвию продали только после того, как она сказала, что хочет подарить ее жене маршала Жукова. За этот жест Лидия Андреевна жестоко поплатилась. А брошь была у мамы недолго. Во время обысков, когда на отца собирали компромат, ее забрали. Отец рассказывал, что, будучи министром обороны, он получил возможность ознакомиться с материалами своего "дела". Он читал опись того, что изъяли, и эта брошь там не фигурировала. То есть кто-то положил ее себе в карман. Хотелось бы узнать судьбу этой реликвии - достойному ли человеку она в итоге досталась...

- А подготовку к Параду Победы вы помните?

- Разумеется! В первых числах мая папа позвонил нам и каждого по очереди поздравил с Победой. А домой он приехал за несколько дней до Парада. Уже было известно, что он будет принимать Парад. Особенно тренироваться ему было не нужно - он ведь был кавалеристом, в юности принимал участие в конно-спортивных состязаниях. Переезжая с места на место, мы перевозили его призы - кубки, изваяния лошадей, которых было очень много. Навыков папа не потерял, но пару раз все-таки ездил в манеж. Это было большое событие - и в его жизни, и в жизни нашей семьи. К папиному приезду уже был готов парадный мундир. Он висел на спинке стула, отутюженный, начищенный. Ордена сияли, но мы с сестрой все равно ходили вокруг и то и дело протирали их мягкой тряпочкой - очень уж хотелось поучаствовать в подготовке. Папа несколько раз репетировал свою речь: сначала вполголоса, как бы про себя, потом посадил всех нас, и мы слушали. Спрашивал: "Ну как?" Мы аплодировали. Ну а в день Парада мы заранее пришли на трибуну. Настроение было приподнятое, и мы не замечали того, что идет дождь. И вот из Спасской башни Кремля 24 июня 1945 года на Красную площадь выехал на прекрасном белом коне по кличке Кумир наш папа. Выглядел он, по-моему, великолепно и очень торжественно. Это был его звездный час. Было ему тогда 48 лет.

Из досье "РГ"

Эра Георгиевна Жукова - старшая дочь Георгия Константиновича и его первой жены Александры Диевны. Она выпускница юридического факультета МГИМО, кандидат юридических наук. Больше сорока лет проработала в Институте государства и права РАН. Сейчас Эра Георгиевна на пенсии.

Младшая дочь маршала Жукова и его первой жены - Элла - также окончила МГИМО, свою жизнь она посвятила журналистике. К сожалению, недавно Эллы Георгиевны не стало.

История