На "Деловом завтраке" в "Российской газете" директор Федеральной службы судебных приставов Артур Парфенчиков заявил, что его ведомство намерено активно разоблачать фиктивные сделки, когда имущество должников переписывается на других людей. Попытки спрятать свое добро у родных и знакомых могут привести неплательщиков даже на скамью подсудимых.
Российская газета: Сегодня ваше ведомство у всех на слуху, благодаря активной работе и расширенным полномочиям. Приставы могут входить без спроса в жилье, запрещать выезд за рубеж и возбуждать уголовные дела. У простых граждан зачастую возникает вопрос: не слишком ли усилена карательная составляющая?
Артур Парфенчиков: Обеспечение принудительного исполнения судебных актов и актов иных органов невозможно без применения мер принуждения и различных ограничений. В большинстве случаев без этого не обойтись. Наша задача - обеспечить право взыскателя на судебную защиту при соблюдении прав должника. Могу сказать, что в основном служба судебных приставов выполняет функцию правозащитную.
РГ: Разве? Вряд ли такое впечатление складывается у тех, к кому приставы входят ночью без разрешения...
Парфенчиков: Большая часть судебных решений, которые нам приходится исполнять, вынесены в интересах граждан или юридических лиц. Хотя мы, конечно, занимаемся исполнением решений уполномоченных органов, включая взыскание штрафов, налоговых платежей, задолженности по пенсионным взносам. Если же говорить об исполнении судебного решения, мы включаемся на самом последнем этапе, когда уже пройдены все судебные инстанции, закончены дискуссии и решение вступило в силу.
РГ: А если решение вынесено заочно? Тогда человек может быть ни сном, ни духом, а ему уже взламывают дверь. Возможно такое?
Парфенчиков: Сначала он в любом случае будет извещен о возбуждении в отношении него исполнительного производства, и у него будет пятидневный срок для добровольного исполнения. К сожалению, бывают случаи, когда ответчик вообще в суд не ходит и не обжалует судебное решение.
И когда судебные приставы его вынужденно привлекают к процессуальной процедуре, возникают обоснованные, c его точки зрения, претензии. Но если в суд можно не прийти, то к судебным приставам уже не прийти нельзя, потому что они придут сами. На все возражения мы говорим: дискуссии и эмоции нужно оставлять в суде. Если решение принято, оно должно быть исполнено. Судебный пристав по большому счету получает только выписку из судебного решения с резолютивной частью. Мы не должны вникать в суть разбирательства. И, слава богу, что сегодня, говоря о защите интересов, вспоминают приставов. А в 90-е годы о ком говорили?
РГ: О бандитах. В те годы они были самой эффективной структурой по взысканию долгов. Правда, связываться с ними - себе дороже.
Парфенчиков: В принципе сейчас произошло то, к чему, наверное, мы все стремились. Мы вошли в правовую процедуру. Да, жесткую. Но почему она жесткая? Потому что консенсуса не состоялось. Взыскатель имеет на руках вступившее в законную силу решение, но должник продолжает уходить от каких-либо переговоров. Что остается законопослушному гражданину? Воспользоваться своим конституционным правом доступа к правосудию, которое не заканчивается провозглашением судебного акта.
Котенок под арестом
РГ: Кстати, за низкий процент исполненных судебных решений нас и Европейский суд ругает. Проблема есть, и читательская почта газеты, особенно поступившая накануне "Делового завтрака", это подтверждает. Мы передадим вам пачку совершенно однотипных писем: на руках есть решение, которое не исполняется годами.
Парфенчиков: Причины длительного неисполнения решения суда могут быть разными. Мы обязательно проведем проверку по всем обращениям, которые вы мне передали. Однако если оценивать ситуацию в целом, то положительная динамика, несомненно, есть: если в 2008-м году по различным категориям исполнительных производств мы взыскали порядка 200 миллиардов рублей, то в этом году уже почти 300 миллиардов.
РГ: Давайте уточним: речь идет о суммах, которые шли напрямую в карман граждан, выигравших судебные процессы?
Парфенчиков: Из 300 миллиардов около двух третей ушло не в доход государства, а физическим и юридическим лицам, в пользу которых были вынесены судебные решения.
РГ: Безусловно, долги надо отдавать. А тех, кто не хочет этого делать, надо заставлять. Но где грань между разумной жесткостью и абсурдной жестокостью? В одном из регионов, например, ваши люди даже арестовали котенка...
Парфенчиков: По-моему, его звали Лексус... Этот случай у всех на слуху. Но, с другой стороны, это был котенок дорогой породы и стоил 15 тысяч рублей. Как бы мы ни относились к братьям нашим меньшим, но в соответствии с гражданским законодательством они - объект гражданских прав, попросту говоря, имущество.
РГ: А с рыбками как?
Парфенчиков: Вы знаете, есть рыбки, которые стоят тысячу долларов и выше. Может быть, на сегодняшний день закон подробно не регулирует порядок обращения взыскания на домашних животных. Кстати, это проблема не только нашего законодательства.
РГ: Значит, закон не позволяет арестовывать котят?
Парфенчиков: Позволяет, но не учитывает особенности. Мы сейчас работаем над этим, думаем о том, чтобы подготовить методические указания по этому вопросу, чтобы судебные приставы руководствовались общими правилами.
РГ: Интересно, а за рубежом тоже арестовывают рыбок и котят?
Парфенчиков: Если взять, к примеру, германское законодательство, там очень подробно прописаны вопросы, связанные с процедурой наложения взыскания на животных. При этом Гражданское процессуальное уложение Германии разграничивает виды животных. Объектом взыскания прежде всего являются животные, которые приносят доход.
РГ: Здесь все понятно: коровы дают молоко, овцы - шерсть.
Парфенчиков: Это может быть корова, а может и собака элитной породы, которая приносит приплод, и каждый щенок стоит больших денег. А есть животные для души. Они содержатся в пределах жилища и не служат получению дохода. Вспомним опять германское законодательство, там четко сказано, что по общему правилу аресту подлежат животные, которые приносят доход. Это однозначно.
РГ: Значит, там домашним питомцам ничего не грозит? И немецкий Лексус остался бы дома?
Парфенчиков: Не совсем так. По ходатайству кредитора в Германии суд может разрешить обращение взыскания на животное по причине его высокой стоимости, если невозможность обращения на него взыскания означала бы для кредитора затруднение, которое нельзя оправдать даже исходя из требований защиты животных и правомерных интересов должника. В принципе у нас на практике происходит то же самое.
РГ: Но с таким "имуществом" хлопот не оберешься. Кот гадит, рыбки могут подохнуть. Не окажется ли, что содержание таких "арестантов" выйдет дороже самого долга?
Парфенчиков: На практике мы никогда не изымаем таких животных. Арест в данном случае предусматривает, что животные остаются на ответственном хранении у должника. Того же котенка арестовали, но не забрали. Приставы-исполнители оформили документы и оставили питомца хозяину. А там пусть он дальше думает, что делать. Если не заплатит долг, котенка могут забрать по-настоящему и продать. Но, как правило, до этого не доходит: люди идут и платят.
РГ: Значит, вы планируете расширять практику "звериных" арестов?
Парфенчиков: Не думаю, что эта практика примет массовый характер. Животные являются только одним из многих видов имущества, за счет которого может быть обеспечено исполнение требований исполнительного документа. Принимать решение будет судебный пристав-исполнитель с учетом специфики каждой конкретной ситуации.
Банковские тайны раскрываются
РГ: Если брать в целом иностранный опыт, приставы везде имеют такие широкие полномочия, как у нас?
Парфенчиков: Мне близки системы исполнения в североевропейских странах. Мы очень много контактируем с нашими коллегами из Финляндии, где с 1 января этого года образована самостоятельная служба принудительного исполнения, с центром в городе Турку. Финны очень серьезно продумали широкий перечень полномочий приставов и различные возможности использования информационных технологий. Например, если заходишь в офис финской службы принудительного исполнения, там совершенно нормальной является картина, когда пристав сидит за компьютером и в режиме онлайн контролирует все сделки, которые совершает должник по банковским картам.
РГ: Он получает всю эту информацию, не вставая со стула?
Парфенчиков: Финляндия - страна с развитой системой интернет-технологий. У каждого гражданина есть номер, занесенный в специальный регистр. Поэтому в Финляндии достаточно легко ориентироваться в информационном пространстве. В силу этого финские приставы очень редко занимаются, например, такой процедурой, как проникновение в жилище и опись имущества. Они говорят: нам этого не нужно, потому что должник и без того практически на виду.
РГ: А что им разрешено из того, что пока не разрешено российским приставам?
Парфенчиков: В Финляндии у приставов прямой доступ во все государственные и банковские ресурсы. Мы, конечно, тоже имеем право запрашивать банки, накладывать аресты и так далее. Но прямого доступа у нас нет.
РГ: Для финских приставов не существует банковской тайны?
Парфенчиков: Нет. Они просто заходят в систему, это фиксируется, и все. У немцев другая ситуация. Они сегодня ограничены в информационном доступе. Немецкое законодательство требует того, чтобы каждая исполнительная процедура начиналась с ревизии имущества непосредственно по месту жительства должника. Все начинается с того, что пристав Германии идет и описывает имущество. Сегодня германская система как раз работает над тем, чтобы идти по пути развития более серьезных полномочий приставов в информационной сфере. Я думаю, что это и наш путь. Мы тоже должны идти к системе абсолютного доступа, и никуда от этого не денешься.
РГ: Кроме банковских тайн, какие еще доступы вам были бы нужны?
Парфенчиков: С точки зрения закона у нас нет ограничений по получению информации о должниках в рамках исполнительного производства. Возьмем, например, нашу дискуссию с сотовыми операторами. Мы считаем, что, безусловно, имеем право получать номер мобильного телефона. Это совершенно необходимая нам информация. И законодательство об исполнительном производстве наделяет нас таким правом.
Долги по мобильнику
РГ: Однако сотовые операторы, похоже, так не считают.
Парфенчиков: Непонятна позиция сотовых операторов, которые объясняют отказы предоставлять такую информацию защитой прав должника. Мне кажется, что главное право должника заключается в информировании его о существующем исполнительном производстве.
РГ: Еще сотовые операторы пытаются защитить свои деньги, находящиеся на счетах должников.
Парфенчиков: С точки зрения закона деньги, внесенные на счет должника, - это его имущество. У нас есть серьезная поддержка этой позиции и в научном сообществе. С учетом общей характеристики счета мобильного телефона и тех прав, которые имеют операторы в отношении него, можно сказать, что деньги являются собственностью клиента. Гражданин положил деньги на счет, но завтра он может пойти, расторгнуть договор и забрать средства. Они принадлежат ему до тех пор, пока их не спишут со счета в оплату разговоров. Тем не менее даже если мы считаем, что это деньги должника, в каждой конкретной ситуации мы должны получить санкцию суда, чтобы взыскать их.
РГ: Значит, в чем-то сотовые операторы правы: вы не можете прийти и просто так забрать деньги со счетов должников?
Парфенчиков: Счет в сотовой компании, конечно, не является банковским счетом. Поэтому мы не можем напрямую взыскивать эти деньги с телефонных счетов должника. Процедура очень сложная, и не думаю, что она получит широкое распространение. Будут какие-то единичные случаи. Арестовав средства, которые лежат на счете должника, мы обращаемся в суд, и тот дает согласие. Так что спорить здесь не о чем: если суд дал санкцию, идите, обжалуйте это решение.
РГ: Обычно люди кладут на мобильный счет небольшие деньги.
Парфенчиков: Да, в большинстве случаев речь идет о маленьких суммах, скажем, пятьсот рублей. Или тысяча. Но часто и долги вполне соразмерны этим суммам. В этой связи я не понимаю такого серьезного беспокойства отдельных операторов.
РГ: По-хорошему, сотовые компании могли бы стать вашими лучшими друзьями, помогая развивать платежные системы. Ведь удобно было бы оплачивать долги, используя счет мобильного телефона?
Парфенчиков: Счет мобильного телефона может использоваться как средство платежа, и нужно к этому идти. Думаю, мобильные операторы должны быть тоже в этом заинтересованы, чтобы человек мог со своего счета за мобильный телефон совершать различные платежи, в том числе и оплачивать долги по исполнительным производствам. Вообще мы все более широко используем современные технологии для облегчения оплаты должниками своих задолженностей, в целом ряде регионов уже действуют платежные терминалы, которые предоставляют такую возможность.
Невыездной по требованию
РГ: Скажите, а кто будет платить за ошибки самих судебных приставов? Вот пример из читательской почты "РГ". Житель Екатеринбурга Александр Пальчиков накануне свадебного путешествия пошел в местный отдел службы судебных приставов, заплатил долг и поинтересовался, есть ли он в списке невыездных. Его заверили, что выезд за границу ему не запрещен, и выдали соответствующую справку. Документ есть в редакции. Однако в аэропорту Кольцово нашего читателя остановили пограничники: оказалось, что приставы все-таки включили ему красный свет на границе и забыли выключить. Прямой прокол ваших подчиненных: если они хотя бы предупредили его, он мог бы перенести свадебное путешествие, не потерял бы денег, а главное - не испортил бы медовый месяц. Понятно, что и люди ошибаются, и техника порой дает сбой. Вы ведете какой-то учет этих ошибок?
Парфенчиков: Конечно, мы не только ведем учет, но и предметно разбираемся с каждой проблемной ситуацией, в первую очередь если это касается ограничения права на выезд гражданина за пределы страны. Все ограничения, как и их отмена, проходят через центральный аппарат службы судебных приставов и Пограничной службы ФСБ России. Эта процедура по объективным причинам занимает определенный промежуток времени (в среднем порядка двух недель). Но случаи действительно бывают разные. Иногда приходится решать вопрос экстренного снятия ограничения максимально быстро. И не потому, что запрет наложен незаконно. Но жизненная ситуация такова, что человеку нужно срочно выехать. Скажем, ребенка везут на операцию за рубеж. Во всех ситуациях мы тесно в оперативном режиме взаимодействуем с пограничниками.
РГ: Наш читатель для того и обращался к приставам, чтобы все выяснить. А получилось, они сами ничего не знают.
Парфенчиков: Давайте в каждом конкретном случае разбираться. У нас есть телефон доверия (495) 620-65-97. Я, конечно, сторонник того, чтобы разрешение жалоб начинать с территориального органа службы. Но, что касается тех фактов, о которых вы говорите, я готов сам принимать эти жалобы и разбираться. И если в случившемся действительно есть вина судебного пристава-исполнителя, все произошло по его халатности, мы будем жестко разбираться. Вплоть до инициирования возбуждения уголовного дела за халатность. Потому что в подобной ситуации халатность может повлечь нарушение конституционного права гражданина - незаконное ограничение свободы его передвижения.
РГ: Были прецеденты возбуждения подобных уголовных дел?
Парфенчиков: Пока таких прецедентов нет. В любом случае такие ошибки - это исключительные случаи.
РГ: Вы полагаете, что никакой системы в таких ошибках нет?
Парфенчиков: Судебными приставами-исполнителями в прошлом году было вынесено 177 тысяч ограничений на выезд должников за границу. А поступило по ним только 303 жалобы. Из них 259 были поданы в суд, 44 - вышестоящим должностным лицам службы судебных приставов. Сегодня граждане редко используют право на обжалование вышестоящему должностному лиц.
РГ: Человек, которому должны, может прийти к приставам и попросить включить должника в списки невыездных?
Парфенчиков: Да, закон предоставляет взыскателю право ходатайствовать об этом.
РГ: А водители-нарушители, оштрафованные автоинспекцией, часто становятся невыездными?
Парфенчиков: Нет. Такое решение принимается судебным приставом-исполнителем самостоятельно только в рамках исполнительных производств, возбужденных на основании судебных актов. Если водитель оштрафован должностным лицом ГИБДД, то судебный пристав должен обратиться в суд для ограничения его выезда за рубеж. Конечно, по общему правилу по исполнительным производствам о взыскании административных штрафов на сумму, скажем, в 100 рублей никто обращаться в суд за таким ограничением не будет. Хотя по закону сумма не является определяющим фактором, и у нас были случаи, когда суды принимали решения об ограничении права на выезд в отношении злостных неплательщиков штрафов.
Семь копеек штрафа
РГ: Не так давно ваше ведомство предлагало ввести минимальную планку для исполнительных производств, чтобы не исполнять копеечные долги. Предложение остается в силе?
Парфенчиков: Мы сейчас работаем в различных направлениях, чтобы реализовать нашу позицию. Эта проблема имеет две составляющие. Мы не говорим о тех 100-рублевых штрафах, которые выносятся в рамках административного производства. Это отдельная сфера, в которой приоритетное значение имеет обеспечение принципа неотвратимости административного наказания. Это прежде всего актуально для фискальных взысканий на копейки, когда государство тратит в разы больше на обеспечение их взыскания. В случае, скажем, когда к нам поступают решения на несколько копеек...
РГ: А было такое?
Парфенчиков: Да, таких фактов немало.
РГ: Сколько вы тратите на то, чтобы взыскать эти копейки?
Парфенчиков: Мы подсчитали на примере одного исполнительного производства, когда пришлось взыскивать 7 копеек. Причем это было судебное решение. Только это производство обошлось в 369 рублей. А государство потратило на это, с учетом работы налоговой инспекции, судебных органов, около полутора тысяч рублей. В недавнем прошлом в Совете Федерации была высказана инициатива об установлении предела для принудительного взыскания - не больше 500 рублей. Но она не была реализована. Все-таки исполнительное производство - это конечная, завершающая фаза процесса. Проблему нужно решать по-другому, чтобы эти 7 копеек задолженности вообще не появлялись у человека.
РГ: Откуда же берутся такие долги?
Парфенчиков: Представьте процедуру: человек заплатил транспортный налог на день позже, чем положено. Он даже не заметил этого дня. А машина посчитала, что он заплатил поздно, и прошел один день просрочки. Пени составили 7 копеек. И начинает работать вся система налоговой инспекции. Человеку направляют уведомление о том, что он должен 7 копеек. И письмо стоит дороже долга. А если он не платит, включаются уже суды, судебные приставы. Понимание того, что это неоправданно, есть абсолютно у всех наших коллег и у руководства налоговой службы. Проблему надо решать, но на ранней стадии, а не в службе судебных приставов. Для выработки согласованных механизмов для ее разрешения сейчас создана рабочая группа, в нее входят представители налоговой службы, Пенсионного фонда, Федеральной службы судебных приставов.
Расплата из третьих рук
РГ: Шумное обсуждение ждет вашу инициативу искать имущество у третьих лиц. В прошлом году ваше ведомство разработало какую-то особую процедуру по поиску припрятанного добра?
Парфенчиков: Федеральной службой судебных приставов разработан механизм ареста имущества должников, которое номинально оформлено на других лиц. Целая система методических рекомендаций как раз и определяет задачу нашим приставам по розыску имущества, которое находится в фактическом владении должника, но записано на третьих лиц. Указания по активному применению этой новой практики направлены в территориальные органы ФССП России.
РГ: Получается, приставы могут прийти к любому и сказать: у нас есть данные, что эта машина не твоя, а чужая. А тот человек - должник. И потому машину заберут? Нет ли здесь богатой почвы для коррупции и произвола?
Парфенчиков: Обращение взыскания на имущество должника, находящееся у третьих лиц, производится только на основании вступившего в законную силу судебного акта, подлежащего немедленному исполнению. То есть мы руководствуемся исключительно решением суда. Никакой произвол со стороны приставов невозможен в принципе.
РГ: Тем не менее речь шла о том, что имущество сначала будет арестовано, а уже потом пойдут судебные разбирательства.
Парфенчиков: Арест в данном случае - мера обеспечительная, чтобы должник не смог предпринять никаких действий по отчуждению имущества.
РГ: В принципе такой прием, как записать имущество на другого, известен давно. У нас еще встречаются бомжи, владеющие целыми автопарками элитных авто, и бабушки-пенсионерки из бараков, де-юре имеющие коттеджи. Но можно ли доказать в суде, что они не настоящие хозяева?
Парфенчиков: Доказательство факта ничтожной сделки - это, конечно, высший пилотаж.
РГ: Что же будет делать пристав на практике, чтобы найти спрятанное добро? И главное - как его изымать?
Парфенчиков: Судебный пристав-исполнитель при изучении имущественного положения должника не будет ограничиваться формальной информацией о том, какое имущество зарегистрировано или учитывается на балансе должника-организации. Предметом его интереса будет все имущество, находящееся в фактическом пользовании должника, независимо от того, кто является его формальным собственником. Права на это имущество будут подвергаться тщательной проверке, и если судебный пристав-исполнитель усмотрит в документах признаки мнимой или притворной сделки, то на имущество должника будет обращено внимание. При этом на данной стадии судебный пристав-исполнитель будет активно взаимодействовать с прокуратурой и взыскателем по исполнительному документу (банком, налоговой службой и т.д.). Потом дело перейдет в суд, и если суд подтвердит мнимость или притворность сделки, то на имущество должника будет обращено взыскание. Как показывает судебная практика, подобные действия судебного пристава-исполнителя признаются законными, и суд обращает взыскание в счет долгов на имущество, номинально оформленное на третьих лиц. В том случае, когда злостный неплательщик кредитов таким образом пытается уйти от долга, против него может быть возбуждено даже уголовное дело.
Уроки Собчака и Бастрыкина
РГ: А можно перейти с вами на личности?
Парфенчиков: Да.
РГ: Расскажите чуть-чуть о себе. Как вы дошли до судебных приставов? Говорят, у вас Бастрыкин был преподавателем в университете?
Парфенчиков: Да. У меня много было достойных преподавателей. Анатолий Александрович Собчак тоже был моим преподавателем.
РГ: Вы из Питера?
Парфенчиков: Я из Карелии. У меня биография очень простая. Как говорится, я присягу принял один раз. Все время на госслужбе. Сразу после окончания юридического факультета попал в прокуратуру Карелии. Там отработал 19 лет. Начинал службу с районного звена. Был помощником прокурора района, следователем района, причем сельским следователем. Очень хорошая школа, потому что все приходилось делать самому.
РГ: В милиции это называется "на земле".
Парфенчиков: Понимаете, что такое в сельском районе работать, еще и на таких расстояниях. Например, выезжаешь на убийство, а судебно-медицинского эксперта поблизости нет. Я помню случай, когда в районной больнице дежурила какая-то молоденькая врач-стоматолог с высшим образованием. И я взял ее с собой, чтобы соблюсти юридические формальности. Надо же в протокол записать, что был врач-эксперт, причем именно с высшим образованием. Мы поехали. А она к трупу подойти боится, говорит, я стоматолог... Не было у нас и экспертов-криминалистов. Приходилось самому делать на практике все, что мне Александр Иванович (Бастрыкин. - Прим. ред.) преподавал: изымать следы с помощью всех этих средств, самому искать отпечатки пальцев, лазить с кисточкой, йодистой трубкой. Все приходилось делать самому, смотреть реакцию зрачков, трупные пятна. А куда деваться? Самому все фотографировать. Самому проявлять потом пленку. В деревянной избушке была прокуратура, сядешь где-нибудь там, сидишь, эти фотографии делаешь. Но это на самом деле очень хорошая школа. Поэтому всем советую начинать свою профессию с глубинки.
Что касается Службы судебных приставов, то работу я начинал в должности главного судебного пристава Санкт-Петербурга. Этот опыт руководства территориальным управлением незаменим при решении задач федерального масштаба.