Хотелось бы продолжить разговор, начатый под этой рубрикой на прошлой неделе. Напомню только, что в предыдущем моем комментарии, озаглавленном "Мы?", говорилось о том, что далеко не все граждане России готовы включить себя в это безличное и безликое местоимение, когда речь заходит об оценке неоднозначных, тяжелых эпизодов отечественной истории и сегодняшнего дня.
В полном соответствии с названием рубрики в разговор вступили читатели газеты, за что им отдельная авторская благодарность. "На мой взгляд, - пишет на сайте "РГ" некто Iras, - это "мы" идет от того, что мы, "россияне", вовремя не покаялись и не отреклись от сталинского режима. Почему у немцев хватило на это сил, а у нас нет? Мало того, одним из символов нашего государства является гимн, написанный в сталинское время. Вот и получается: с одной стороны, двуглавый имперский орел, а с другой - "сталинский гимн". И что: Россия хочет быть империей любой ценой? Страшно становится от такой перспективы..."
Тут же Iras отвечает другой читатель, подписавшийся Zanin: "Что вам дался этот наш гимн? Чем он вам не по нраву? Этот гимн не сталинский. Ни слова гимна, ни музыка не принадлежат Сталину. Он имеет к гимну отношение только как руководитель государства, одобривший его, и не более этого. Но Сталин в свое время, кроме гимна, одобрил много чего полезного для страны. Так давайте общим чохом отменим тогда гимн и все другое и заживем дальше от этого в полнейшем согласии, мире и счастье. Наши настоящие проблемы все-таки не в гимне".
Вроде бы трудно не согласиться с последней фразой. Конечно же, страна сильна, как говорится, не царским гербом, а народным горбом. И замени сегодня музыку Александрова хоть на "Патриотическую песню" Глинки, хоть на "Интернационал", хоть на "Боже, Царя храни!", сама по себе наша жизнь благополучнее от этого не станет.
Но ведь - в начале было Слово. И "дался этот наш гимн" прежде всего тем, кто принимал решение о его возрождении. Что, безусловно, было отнюдь не проявлением эстетических вкусов власти, а символическим жестом, который дал старт двум вполне конкретным и взаимосвязанным политическим проектам. Во-первых, завершить "лихие 90-е", чтобы на таком фоне отчетливее были видны достижения новой власти на пути воссоздания утерянной вертикали управления. А во-вторых, утвердить в сознании людей необходимость возврата если не к сталинским, тоталитарным, то хотя бы к сильным методам управления, к "сильной руке"...
Реализацию этих двух проектов можно было бы считать вполне успешной (для их авторов), если бы не неизбежные издержки. Общество все больше непримиримо раскалывалось по мере того, как вслед за гимном в головы людей внедрялись и другие символы ушедшей эпохи, персонифицированные в фигуре Сталина. Думаю, одна из причин откровенного модернизационного отставания страны заключается именно в том, что общественное сознание, вместо того, чтобы ориентироваться на будущее, оказалось повернутым назад, в прошлое, где и пыталось то найти, то опровергнуть некие идейные подпорки - за неимением более актуальных и современных. (Нельзя же на самом деле за новую идеологию принять повальную коррупцию, которая одна только и пронизывает все общество - сверху вниз и справа налево.)
Вот почему, собственно, я и написал неделей раньше о том, что в результате подобных не очень-то умелых исторических экзерсисов, разбивших народ на "наших" и "не наших", представители отечественной элиты, по сути, лишились права выступать от его имени, употребляя слово "мы". Повторю сказанное: если кто-то хочет отождествлять себя со сталинским режимом, говоря, что, мол, "мы расстреливали поляков", то это, конечно, его дело. Но ни я, ни, уверен, миллионы моих соотечественников не готовы быть частью таких "мы".
Соглашусь с Iras: надо было вовремя покаяться и отречься от сталинизма, предложить обществу другую идейную опору, с другой иерархией ценностей, чтобы стать "мы", как это сделали те же немцы. А то ведь даже в жуткой авиакатастрофе, случившейся под Смоленском, в проклятом для поляков месте, многие видят не ошибку пилотов, а какую-то мистику, руку, протянувшуюся к нам из сталинской могилы. Когда Михаил Гефтер в конце 1980-х писал: "Сталин умер вчера", он и предположить не мог, что два десятилетия спустя впору говорить о том, что "Сталин еще жив".
Только вот ожил он не каким-то мистическим образом, а через вполне реальные технологии манипулирования массовым сознанием. А с учетом интенсивного применения этих технологий для возрождения сталинской мифологии понадобилось не так уж много времени. За несколько лет она обрела плоть в самых разных форматах - от официальных выступлений руководителей до фильмов, основанных на художественном вымысле.
События последних дней приобретают в этой связи огромное значение.
Наиболее сенсационно прозвучало заявление Владимира Путина на встрече в Катыни с Дональдом Туском. По словам российского премьера, злодеяниям тоталитарного режима "не может быть никаких оправданий", а оценка, которая дана этим преступлениям, "не подлежит никаким ревизиям".
И хотя Путин произнес имя "вождя всех народов" не в официальном выступлении, а только на пресс-конференции, его слова многие расценили как противостояние линии на реабилитацию Сталина. А затем экстремальным тестом на искренность нашего руководства стала гибель Леха Качиньского и других польских политиков. Надо признать: поведение власти и народа России в эти дни было практически безупречным. Мы (в лучшем смысле этого слова, без всяких кавычек) сумели подняться над политической повседневностью, полной мелких обид и упреков, и приблизились к единению политики и морали, что в сегодняшнем циничном мире - раритет.
И здесь возникают главные вопросы.
Можно ли надеяться, что в проекте ресталинизации поставлена точка? Готовы ли мы к покаянию, о котором пишет Iras? Хотим ли мы посвятить себя куда более перспективному проекту модернизации страны, освобожденной от груза прошлого? Или же одной рукой будем засыпать катынский ров, разделяющий нас с цивилизованной Европой, а другой - вешать плакаты с изображением Сталина, усугубляя раскол в обществе?
На мемориальных мероприятиях в Катыни Путин подчеркнул необходимость исторической правды, какой бы горькой она ни была. Почему бы тогда не завершить процесс ее восстановления открытием архивных документов, все еще носящих гриф "секретно"? Там содержатся имена тех, кто исполнял преступные приказы? А какие моральные обязательства могут быть перед людьми, которые сами себя никакой моралью не ограничивали?
Наши настоящие проблемы не в этом, скажет Zanin? И в этом тоже. Хотя бы потому, что те, кто сегодня переступает через закон, будут знать, что их имена рано или поздно станут известны, в том числе их детям и близким. А вдруг задумаются?