Мы стояли на залитой солнцем площади сразу за главным входом в Парк культуры. Отец и чуть поодаль мы с братом. Отец был облачен в парадный китель с орденами и медалями. А также в солдатскую пилотку.
Мимо нас текла праздная толпа. Изредка кто-нибудь подходил к отцу и поздравлял его с праздником. Какая-то девочка вручила ему три гвоздики.
Впрочем, по большому счету толпе было мало дела до ветерана, стоявшего посреди площади, как и до других ветеранов, притулившихся на скамьях в разных уголках парка. Этот парк в последние годы не очень-то приветлив к защитникам Отечества. Толпа гуляет как бы сама по себе, а ветераны сиротливо жмутся по углам.
Отец выглядел растерянным. Битых два часа мы ходили по парку в поисках его однополчан. Тщетно. Никого не было - ни там, где прежде собирались знакомые бойцы, ни в других местах. Нигде их не было. Мы уже хотели покинуть парк и почти дошли до выхода, но тут он снова остановился, стал с надеждой оглядываться. А вдруг? Отец попросил нас с братом еще раз обойти боковые аллеи. Вдруг...
Двадцать пять лет назад, когда мои родители обосновались в столице, я впервые 9 мая повел их в Парк культуры. Отец начинал войну на ближних подступах к Москве, именно там, где "у деревни Крюково погибает взвод". Ему, 19-летнему мальчишке, едва начавшему курс в пехотном училище, спешно присвоили звание лейтенанта, дали под командование профессоров, артистов и писателей из Народного ополчения и бросили защищать Москву. Он был ранен, а после госпиталя попал уже на Калининский фронт, там командовал пулеметной ротой и был снова ранен, на этот раз так тяжело, что затем чуть не до конца войны мыкался по госпиталям.
И вот мы пришли в парк с зыбкой надеждой отыскать тех его ополченцев из 11-й дивизии, что уцелели в мясорубке под Москвой, или тех его сослуживцев из 7-й гвардейской дивизии, с которыми он делил тяготы тяжелых боев начала 42-го. И мы нашли тех и других, хотя всем известно, что чудес не бывает. Мы ходили по заполненному счастливыми людьми парку - тогда это был совсем другой парк - и высматривали таблички с названиями частей. Нам долго не везло, и когда мы уже потеряли всякую надежду, в одном из закоулков обнаружились ополченцы, а почти на выходе отец встретил своих сильно поседевших ребят из 7-й гвардейской. Будет большим преувеличением сказать, что их было много. Ну, человек сорок в общей сложности там собралось, из двух дивизий. И это, конечно, можно было считать чудом.
У гвардейцев верховодил генерал, который, несмотря на малый рост, держал своих орлов в строгости, на самотек дело не пускал, и за столом у них был полный порядок. А тамадил известный артист театра имени Моссовета Иванов, который в фильмах обычно играл всяких жуликов и проходимцев, а на фронте был натуральным сержантом пехоты.
Сказать, насколько отец был счастлив, я не берусь - для этого требуется испить из той фронтовой чаши. И с тех пор наши походы в Парк культуры в день 9 Мая стали традиционными. Иногда он накануне созванивался с вновь обретенными фронтовыми друзьями, иногда мы приходили просто так, уже зная те беседки или скамьи, где мы обязательно обнаружим своих.
Ветеранские жены приносили с собой домашнюю снедь - огурчики, хлеб, сало, луковицы. Ветераны разливали по стаканам водку. Ветеранские дети и внуки стояли или сидели чуть поодаль, с уважением поглядывая на ордена и медали. И еще не известно, кому в этот день было лучше - им сдвигать граненые стаканы или нам просто глядеть на них. И еще не известно, кто больше ждал этого весеннего дня.
Одно каждый раз огорчало в наших ежегодных встречах: мы всегда кого-то недосчитывались. Бойцы уходили тем чаще, чем дальше отдалялся от нас День Победы.
И вот наступил тот год, когда из ополченцев в парк не пришел никто, а из 7-й гвардейской пришли шестеро. Маленький генерал, артист Иванов, Лев Говердовский, отец и еще два постаревших бойца. А жена на шестерых осталась только одна.
Говердовского я запомнил еще с той первой встречи, двадцать пять лет назад. Его отец прошел первую империалистическую, сам Лев Тимофеевич сражался в Отечественную, а сын его хлебнул войны в Афганистане. "Три поколения мужчин в нашем роду прошли через фронт, - говорил он без всякого пафоса, скорее с горечью. - Может, внуку повезет".
В позапрошлом году, так случилось, что в парк мы не попали.
В этот раз прежде чем надеть старый китель с орденами, отец позвонил Говердовскому. Тот сказал, что хворает, обезножил, прийти не сможет.
Еще прежде из газет мы узнали, что знаменитый артист Иванов умер.
Отец тоже чувствовал себя неважно, ему давали билет на Красную площадь, на самое главное торжество - отказался: два часа там не вынесу. Но в парк пришел.
Мы долго бродили по знакомым аллеям и закоулкам в надежде отыскать хоть кого-нибудь. Потом мы стояли под солнцем на площади, всматриваясь в лица людей. Вдруг?
Тщетно.
Ушли... Почти все ушли из тех, кто в 41-м принял на себя первый удар, кто отстоял Москву и дал стране надежду.
И опять приближается День Победы. Отец робко просит: "Позвони в Совет ветеранов, может быть, они там скажут, где собираются наши". Я звоню. На том конце провода мне отвечают, тяжело вздохнув: "Да нигде они не собираются. Вы же понимаете, почему".
Я понимаю. Нам всем надо понять, что уже совсем скоро в Парк культуры 9 Мая не придет ни один ветеран Великой Отечественной войны.
И это будет уже другой Парк. И другими станем мы, когда рядом не останется ни одного ветерана.
Говорят, в этом году будет грандиозный парад на Красной площади. Будут прием в Кремле и всякие торжественные собрания. Но туда попадут немногие, избранные. А все остальные, оставшиеся в живых, по привычке приползут в Парк культуры - в надежде встретить своих. Дай бог, чтобы встретили.
А у нас с вами - их детей, внуков и правнуков - будет шанс, возможно, последний или почти последний: сказать им какие-то добрые слова. Подарить три гвоздики. Пожать их сухие ладони.
Много ли им надо?