Дни рождения Юрия Мефодьевича обычно выпадают на дни театральных гастролей. Нынешний юбилей артиста совпал с юбилейным турне, посвященным 65-летию нашей великой Победы.
И то, что руководство страны помогло Малому сделать поездку по городам Поволжья благотворительной, наверное, хороший подарок и самому юбиляру. Благо, что он старше Победы на 10 лет.
Юрий Соломин: Очень горжусь тем, что я - ребенок войны, того героического времени, - признался Юрий Мефодьевич в нашей предъюбилейной беседе. - Вспоминаю, как в родной Чите забинтовывал себе руку, представляя себя раненым бойцом. И первый свой гонорар получил от раненого в госпитале, где выступал. Это был кусочек сахара.
Российская газета: Знаю, что в детстве вы особо отличились, читая стихи перед маршалом Рокоссовским.
Соломин: Это было, когда закончилась война с Германией и началась с Японией и наши войска проходили через Читу. Однажды в Доме офицеров мы, пионеры, приветствовали воинов. После нашего выступления какой-то высокий дяденька вышел на сцену: кого по щеке похлопал, кого по голове погладил. И только потом нам сказали, что это был Рокоссовский.
РГ: На юбилейной гастрольной афише - ваше фото при полных регалиях.
Соломин: В этом, наверное, видится знак непреложной преемственности поколений, наша безграничная благодарность ветеранам, которые в самый святой день в году надевают свои победные награды. А моя фотография взята с юбилейного фото театра. Когда 4 года назад мы отмечали его 250-летие, я попросил всех артистов быть при всех регалиях. Ведь к наградам, думаю, надо почтительно относиться - если ты их действительно заслужил. Так вот, когда во время торжеств занавес поднялся, а на сцене сидел весь коллектив и блестел, зал встал.
РГ: Среди ваших многочисленных наград есть японский орден "За вклад в мировую культуру". И есть медаль "Слава Читы" за номером 1. Что вам дороже?
Соломин: Дороже мое первое звание лауреата Государственной премии имени братьев Васильевых за "Адъютанта его превосходительства", который в этом году тоже отмечает юбилей - 40 лет. Это была очень почетная премия, сейчас ее уже нет. А медаль "Слава Читы" - это совершенно другое. Это - моя родина, земля, из которой я появился. Купеческая деревянная Чита с сопками вокруг, с багульником, который зацветает в конце апреля, еще в снегу. Бревенчатый дом с большими окнами, где в одной комнате, перегороженной на две, мы семьей жили... Вообще детство с огромной нежностью вспоминаю. Школу вспоминаю, хотя не был отличником: у меня и двойки были, и колы. Ведь мы с приятелями с уроков сбегали в кино, чтобы в двадцатый раз посмотреть "Кубанских казаков" или "Семеро смелых". Вместе с актерами песни пели, раньше них их реплики выкрикивали.
РГ: А однажды вы посмотрели фильм "Малый театр и его мастера" и, потрясенный, твердо решили, что станете мастером прославленной сцены. Но как в 14 лет можно сделать выбор на всю жизнь?
Соломин: Да никаких твердых решений я не принимал! Просто посмотрел на экран и всем своим нутром почувствовал: хочу туда, в этот завораживающий мир. И сразу запомнил адрес Щепкинского училища: Неглинная, 6.
РГ: Потом были восемь суток пути в поезде Чита-Москва. Какие воспоминания от этого судьбоносного путешествия остались?
Соломин: Запомнился только страх. Как это: Ильинский, Жаров, Гоголева, Яблочкина, Турчанинова, Рыжова, Светловидов, Царев... И вдруг рядом с ними я?!
РГ: Но вначале рядом с вами оказалась Вера Николаевна Пашенная.
Соломин: Веру Николаевну я каждый день вспоминаю. Во мне живет безграничная благодарность - чувство, которое должно соединять поколения.
РГ: Когда на первом туре вы, худенький, закопченный паровозным дымом, героически читали Маяковского, Твардовского, Вера Николаевна падала от хохота.
Соломин: И вся комиссия хохотала. А Вера Николаевна стала меня останавливать и давать советы. Это теперь я знаю, что то был добрый знак. Но тогда добром все не сразу закончилось. Перед третьим туром у сопровождавшего меня отца украли все деньги и документы. Когда чудом ему выписали обратный билет, он сказал: "Иди к Пашенной: если она тебя берет, пусть берет, а нет - мы уезжаем". Я пошел. После моего мычания про то, что с нами приключилось, Пашенная помолчала и сказала: "Ну, оставайся".
РГ: С тех пор в Малом вы - более полувека и 22 года им руководите.
РГ: Михаил Иванович Царев, при котором вы пришли в Малый и кто передал вам "жезл" (благо, что Малый театр по рождению - императорский) худрука, говорил: "Малый театр - это большой корабль. Пока повернет направо, все изменится. Пока налево - тоже. Поэтому ему всегда надо идти только прямо". Что значит сегодня для Малого "идти прямо"?
Соломин: Прямо - значит, сохраняя то, что оставлено нам предыдущими поколениями. Речь идет о традициях реалистического, психологического театра. Со временем они могут видоизменяться. Но ни в коем случае их нельзя "законодательно" отменять.
РГ: В чем конкретно эти традиции проявляются?
Соломин: О них Александр Николаевич Островский очень хорошо сказал: "Без театра нет нации". Без театра - значит, без языка в первую очередь, без литературы. Язык - это основа существования нации. Меня потрясает, что Елизавета Петровна, основав университет и императорские театры в Москве и Петербурге, издала указ о том, чтобы на их сценах шли русские пьесы - до этого ставились французские и немецкие. Вот как императрица, не очень-то русская, стала заботиться о русском языке! На базе великой русской литературы и возникла русская театральная школа. Так что традиции Малого театра проявляются сегодня в том, что наши артисты говорят (и тем самым учат говорить зрителей) на правильном русском языке. В том, что мы играем произведения великих русских и зарубежных авторов по оригинальным текстам, а не представляем "мотивы", которые на поверку оказываются маловразумительным передергиванием.
РГ: Но ведь жизнь беспрестанно идет вперед. У новых людей появляется новое мировосприятие. А новые режиссеры неисчерпаемость классики сегодня видят в том, чтобы поставить ее задом наперед, вверх ногами...
Соломин: Да пусть себе ставят! Все это уже было в 20-30-е годы прошлого века. И у многих старых актеров нашего театра это на памяти. Тем не менее выкрутасам они предпочли реалистический театр. Я за то, чтобы расцветали все цветы. Красиво, когда на хорошей лужайке цветут и розы, и одуванчики. Но ухоженный газон, где нет цветов, тоже радует. В нем - сила, чистота природы. И классики на то и классики, чтобы всегда быть современными. Именно в этом их неисчерпаемость.
РГ: Но не боитесь ли вы, строго почитая традиции, в музей превратиться?
Cоломин: А наш театр и называют музеем, с оскорбительным подтекстом. На что я отвечаю: "Спасибо большое: хоть один живой театральный музей должен же быть".
РГ: Ваш зритель - тоже традиционен? В смысле передающий традиции от бабушек к внукам?
Соломин: Да. К нам многие приходят с детьми. Поэтому мы первыми выдвинули инициативу "Всей семьей в театр". И проводим акцию: если папа с мамой идут в театр, то ребенка, хоть двухмесячного, могут взять бесплатно. Все чаще в зрительном зале я вижу много современной молодежи. И классический вариант они воспринимают с удовольствием. Правда, иногда такое удовольствие выражается дикими криками и свистом. Однажды такая реакция заставила меня во время спектакля выйти на сцену и прочитать маленькую лекцию о том, как надобно вести себя в театре, тем более историческом. Не знаю, почему, но это безобразие прекратилось.
РГ: Наверное, благодаря тому, что в вас заговорил педагог. А каково вам было неоперившимся артистом, в 26 лет, пойти преподавать в выпустившую вас "Щепку"?
Cоломин: Боязно. Представляете, один мой студент был на год старше меня! Преподавать же меня пригласили, наверное, потому, что заприметили в училище: когда мы репетировали, я всегда что-то объяснял. Педагогика меня спасла в тяжелое время, когда у меня семь лет не было ролей.
РГ: Каков ваш нынешний студент? Внушает ли доверие на достойное будущее театра?
Соломин: Внушает. Но при условии, если его образовывать, закрывая школьные пробелы. Вот пришел ко мне курс, 40 человек. И на первом занятии я спросил: "Кто знает, кто такой Игорь Ильинский?" Догадайтесь, сколько человек подняли руки.
РГ: 30.
Соломин: Ну, вы - оптимистка! Три. Но остальные 37 без вины виноватые: коли по телевизору показывают "Рембо", а не "Волга-Волга", откуда же им знать, что Ильинский круче Шварценеггера? И учителя их не виноваты. Причина в тех, кто над ними стоит. Но как можно проводить школьную реформу, не уделяя первостепенного значения преподаванию русского языка и литературы?
РГ: А теперь в вас заговорил бывший и первый в нынешней России министр культуры. Что-то министерское в вас осталось?
Соломин: А ничего и не появлялось. Тогда, в 90-х, я просто больше освоил техники - в смысле указов, приказов, постановлений. А так, продолжая играть в театре, и жил не как министр, а как обличенный особыми полномочиями артист. У меня, как и сейчас, никаких приемных часов не было.
РГ: За что вас помнят как министра?
Соломин: За то, что сразу уничтожил безумное количество спектаклей - 500, которые театры должны были за 365 дней в году "вырабатывать".
РГ: Юрий Мефодьевич, а как случилось, что вы стали первым в истории театра избранным, а не назначенным худруком? Неужто все, кто "за" голосовали, за исключением троих противников, так вас любили?
Cоломин: Нет.
РГ: За что же избрали?
Соломин: Наверное, верили, что я, хороший ученик великих мастеров школы Малого театра, эту школу не закрою.
РГ: Так давайте к ней вернемся. Когда более полувека назад вы в Малом оказались, каково было пробираться сквозь великий "старческий" строй? Ваши коллеги-одногодки признавались, что, когда шли "старики", вы все по стеночке стояли. Боялись - не признают?
Cоломин: Нет. Это было исключительно уважение. Они ведь, великие, молодых никогда не унижали, хотя соревнование было исключено. Нам помогали, с нами на "вы" разговаривали. В спектакле "Ярмарка тщеславия" я, второкурсник, вывозил Яблочкину в кресле. Ей было 92 года. Перед спектаклем у помощника режиссера она непременно спрашивала: "С кем я сегодня играю?" Заметьте: не "кто меня сегодня вывозит?". Ей отвечали: "Студент такой-то". Я подходил: "Здрасьте, Александра Александровна!" Она обязательно спрашивала, как у меня дела, над какими ролями тружусь. Потом подходило время, актриса подносила палец к губам: "Тсс...", и помощник режиссера командовал: "Поехали!" А Татьяна Александровна Еремеева, жена Игоря Владимировича Ильинского, перед моим "Дядей Ваней" подарила мне васильковый галстук Игоря Владимировича. В свои 96 лет Татьяна Александровна по-прежнему в театре.
РГ: Все, о чем вы мне рассказали, живет и сейчас? Молодые так же по стеночке стоят?
Соломин: Нет. Но с пивными бутылками по театру не ходят, в шортах, даже если очень жарко, тоже. К тому же если молодые в театре будут стараться по стеночке стоять, а выходя на улицу кому-то пинком под зад давать, то у театральной стеночки долго не продержатся. Творческие традиции должны непременно подкрепляться человеческими.
РГ: Само понятие "старики" в театре сохранилось? Вы ведь, наверное, тоже "старик"?
Соломин: Нет, я - младший старый. А главные у нас - Татьяна Александровна Еремеева, Татьяна Петровна Панкова, Елизавета Михайловна Солодова, Юрий Иванович Каюров, Ирина Анатольевна Ликсо...
РГ: Юрий Мефодьевич, не опасаетесь ли, что современный стремительный технологический прорыв, в том числе в искусстве, сметет традиционный театр? Что в театре, как и в нынешних 3D кинозалах, нам вместо биноклей будут выдавать стереоочки?
Соломин: Технологии к настоящему искусству не имеют никакого отношения. Красивее того, что есть сама жизнь, не сделаешь. А если попытаешься, получишь безжизненную картинку. И ведь стереокинотеатры мы уже проходили. Туда шли смотреть на чудо. А надо-то - на жизнь. В фильме для меня важен не долби-звук - то, как пронзительно смотрит на тебя актер, когда за душу берет. Актер, как собака, должен быть натаскан не на технический - эмоциональный, психологический эффект.
РГ: Свою книгу вы назвали "От адъютанта до его Превосходительства". Положа руку на сердце, вы действительно себя "его Превосходительством" ощущаете?
Соломин: Нет, конечно. Ощущаю возраст, должность, звания, награды и, безусловно, работы. А на названии книги настояла редакция, которая думала о рыночном эффекте.
РГ: Нет ли у вас ощущения, что у большинства зрителей Юрий Соломин ассоциируется в основном с легендарным Павлом Кольцовым из знаменитого "Адъютанта"?
Соломин: Нет. Ведь у меня больше 50 ролей в театре и больше 50 в кино. В кино это и "Красная палатка", и "Хождение по мукам", и "Летучая мышь", и "Обыкновенное чудо", и "Дерсу Узала".
РГ: Правда, что создателя "Дерсу" - знаменитого японца Акиру Куросаву вы считаете своим учителем в режиссуре?
Соломин: Да. Первый раз заняться режиссурой мне предложили болгарские коллеги с подачи Куросавы. В театре города Толбухина я поставил "Лес" Островского.
РГ: С Куросавой вы дружили. Ваш учитель что-нибудь оставил вам на память о себе?
Соломин: Потрясающий портрет тигра, который во время съемок "Дерсу" он сам написал ко дню моего рождения. Два дня не выходил на съемочную площадку. Подарок сопроводил подписью: "Соломин-сан - Куросава-сан", тем самым как бы нас уравняв.
РГ: "Дерсу Узала" получил "Оскара". Но наше тогдашнее киноруководство не только не отправило вас на церемонию в Лос-Анджелес, а и вообще не сочло нужным сообщить вам о награде. Обиду держите?
Соломин: Уже успокоился. Но тогда было обидно до слез. Знакомый критик, присутствовавший на награждении, рассказал мне, как весь зал встал, когда назвали наши имена. А позже в зале "Россия" устроили прямую трансляцию очередной церемонии вручения киноприза, собрав всех наших "оскароносцев". От обиды я не смог ее досмотреть и вышел на Красную площадь с таким гадким ощущением, будто...
РГ: ...кошки в душу нагадили?
Соломин: Нет, не кошки, кошек - у меня их, кстати, шесть, да еще три собаки - я люблю. Когда человек гадит, это гораздо хуже.
РГ: Откуда такая любовь к живности, Юрий Мефодьевич? Вот ведь и в вашем кабинете, среди старинной мебели и портретов великих "стариков" устроился верещащий попугайчик.
Соломин: Это Федя, названный в честь моего знаменитого сценического героя Царя Федора Иоанновича. А любовь к живности с детства. Когда мама, музыкальный педагог читинского Дома пионеров, в нотах принесла щенка. Тогда вышел фильм "Джульбарс" о замечательной пограничной овчарке. Вот я и назвал мамин подарок Джульбарсом. Вскоре он оказался девочкой и был переименован в Джульбу. А на мой 60-летний юбилей прямо в театр принесли щенка немецкой овчарки. Назвали Маклаем - в честь моего любимого героя Миклухо-Маклая, о котором в свое время снял фильм. Увы, Маклай в прошлом году умер. А был тоже известным артистом - снялся вместе со мной в телесериале "Московская сага".
РГ: Юрий Мефодьевич, и еще раз о судьбе. У Александра Твардовского, стихи которого вы читали на вступительных экзаменах, есть такие про нее строчки: "А что такое жить с умом? Понять свою планиду. Найти себя в себе самом. И не терять из виду". Вы свою планиду поняли?
Соломин: Даже никогда не думал об этом. Попав, например, в этот кабинет, я прежде всего думал о том, чем могу помочь людям театра. А проблем много: у кого-то ролей нет, кто-то заболел. (В этом убедилась сама, когда, прервав нашу беседу, Юрий Мефодьевич стал по телефону договариваться с главным врачом одной из больниц о лечении ветерана театра. - Е.К.). Даже если 10 человек из ста, которым я помог, потом об этом вспомнят и тоже станут помогать, уже хорошо. Как и мне когда-то помогли. Помогать, кстати, - тоже традиции Малого театра.
РГ: Вы помогаете не только людям театра. Вот уже 10 лет являетесь председателем Совета попечителей Международной премии "Филантроп" за выдающиеся достижения инвалидов в области культуры и искусства. А в вашем театре традиционно проходят гала-концерты ее лауреатов.
Соломин: Я преклоняюсь перед силой духа этих людей. Преодоление - это их жизнь. И я уверен: больше, чем лекарства, продлить эту жизнь им помогает творчество. Примечательно, что 5 лет назад "Филантроп" вошел в перечень общих международных и российских премий. Тем самым государство официально признало, что эти люди могут принести много пользы обществу, только нужно их поддержать. А это и есть возрождение подлинно гуманного отношения друг к другу.
РГ: Юрий Мефодьевич, вас в театре любят?
Соломин: Я не особо верю в такого рода любовь. Скорее хочу, чтобы мне доверяли. Преданно. Самое главное - знать, что люди вокруг тебя не предадут.
РГ: Кем себя ощущаете в Доме Островского, как называют Малый театр? Хозяином?
Соломин: Я даже со своими собаками не чувствую себя хозяином - веду себя на равных и даже пытаюсь их в чем-то убеждать. Иногда, правда, кричу. А потом вижу, как песик, забившись куда-нибудь, снисходительно так на меня смотрит: "Ну, что, отошел?"
РГ: Так кто вы в театре?
Соломин: Никогда не думал, не знаю. Наверное, рачительный папа.
Путевку в режиссуру Юрию Соломину дал великий японский кинорежиссер Акира Куросава, в фильме которого "Дерсу Узала" он снялся.
Ю.М. Соломин - народный артист СССР, лауреат Государственной премии России, лауреат премии за выдающийся вклад в развитие отечественного кино, президент Ассоциации русских драматических театров, кавалер многих орденов. "10054 Соломин" - такое имя в честь народного артиста получил астероид.