Бытует такое мнение, которое сегодня уверенно озвучивают даже многоопытные профессионалы из спецслужб. "Первый обмен произошел в 1962-м на мосту Глинике, когда полковника Абеля, он же полковник Фишер, обменяли на летчика-шпиона Пауэрса". Как историк хочу развеять этот разгулявшийся миф, ссылаясь при этом на конкретных людей и свои беседы с участниками тех необычных событий.
Первые обмены проходили еще в начале 1930-х. Тогда в разные годы выручали советских разведчиков, действовавших в Китае. Наиболее известный случай - обмен Якова Бронина. Резидент военной разведки был арестован в Шанхае. Узнав об этом, в Москве взяли под арест Цзяин Цзин-го. Фамилия вроде бы ничего не говорит, но Цзин-го был сыном самого вождя Чан Кайши и, как считалось, собирал секретные сведения о Красной Армии. Прошло немного времени, и Бронин был доставлен на Родину. А обмененный на него Цзин-го вскоре встретился с родным отцом. В те годы сталинщины меняли даже некоторых разведчиков-иностранцев, работавших по линии Коминтерна. Не все имена до сих пор рассекречены, но в принципе такие случаи были не единичны. Об этом рассказывал мне, показывая свои записи, а иногда и документы, старейший чекист России Борис Гудзь.
Практика эта была настолько налажена, что японцы в годы войны выходили, и не один раз, с предложением обменять приговоренного к смерти Рихарда Зорге. Не захотел Иосиф Виссарионович. Как объяснял мне Гудзь, одно время и направлявший деятельность советского резидента в Токио, Сталин считал Зорге двойным агентом. Во-вторых, Зорге сознался в принадлежности к советской разведке и, что еще больше разозлило вождя, к Коминтерну. В-третьих, не желал в военное время создавать прецедентов.
Об обмене полковника Абеля тоже существует немало россказней. Главные - меняли его на двух американцев. Ничего подобного: на трех. А мост Глинике через реку Шпрее переходили двое - Абель и Пауэрс. Дочь Фишера - Эвелина Вильямовна, бывшая 10 февраля 1962 года в Берлине, рассказывала мне: известие о том, что американцы требуют за ее отца еще и третьего, для наших стало неожиданным. Помимо Фредерика Прайора, арестованного в ГДР, адвокат Донован от имени США потребовал и совсем мелкую рыбешку - Марвина МакКинена. Тот отбывал четырехлетний срок заключения в Киеве. До этого все вроде было согласовано, Абель ждет обмена в крошечной тюремной клетке в Берлине Западном. Гэри Фрэнсис Пауэрс с упакованными чемоданами, полными русских сувениров, - в Восточном. Надо звонить Хрущеву, а тот - в отпуске. Никто не решается тревожить своенравного Никиту. Однако нашелся кто-то, взявший на себя смелость потревожить Хрущева. Фамилия смельчака даже семейству Фишеров так и осталась не известной и, думаю, за давностью лет не выплывет. Хрущев согласился. Пока улаживались формальности, обмен задерживался. Даже на мосту Глинике, говорил мне один из участников процедуры, Абель и Пауэрс появились с двадцатиминутным опозданием. Пауэрс, сидевший во Владимирском централе прямо рядышком с бывшим начальником Абеля-Фишера генералом Павлом Судоплатовым, прибавил в весе два с лишним кило. Одет он был в нашенское пальто с меховым воротником, на голове - меховая же шапка. Тут снова позволю себе развеять некоторые мифы. Говорят, будто Абеля вывели в разрезанном легком плаще. Эвелина Вильямовна, вскоре встретившая отца, утверждает, будто был он в синем, действительно не по сезону, тюремном пальто, которое потом даже носил на подмосковной даче. На голове - маленькая кепочка. Подкладка пальто была действительно разрезана: американцы панически боялись, что в тюрьме Абель добывал какие-то секреты. Никакими взглядами Абель с Пауэрсом, вопреки показанному в культовом фильме "Мертвый сезон", не обменивались.
Единственное воспоминание о Пауэрсе - высокий и очень настороженный. Среди встречавших Абеля - Фишера на той стороне моста были хорошо знакомые ему люди, увидев которых издали он поверил, что все в порядке. Хоть и неприятно писать такое о много сделавшем для спасения Абеля адвокате Джеймсе Доноване, но приходится. Бывший, хотя бывают ли здесь бывшие, военный разведчик Донован, и запустивший с американской стороны процесс обмена, напоследок все же не удержался. В последний день перед процедурой сделал очередную, финальную попытку перевербовать Абеля. Его подопечный рассказывал потом своей дочери, что завел Донован прямой разговор о сибирских лагерях, о конце карьеры. Абель разговор этот прекратил, но Донован пошел ва-банк, суля (в какой уж раз) счастье и богатство. Еще один момент, о котором напомнил мне непосредственный начальник Фишера полковник Дмитрий Тарасов. Когда приехали в Москву, Фишеру предложили: "Ну что, проедемся по городу, Рудольф Иванович?" Шутка Вильяму Генриховичу Фишеру очень не понравилась. Он и предположить не мог, что имя Абель прилепится к нему до конца жизни.
Интересно, что его связников Крогеров, они же будущие Герои России Моррис и Леонтина Коэн, отбывавших в тюрьмах Ее Величества в Великобритании долгий срок, тоже освободили. Тут история еще более тонкая. Обмен проходил под польским флагом.
В 1982 году состоялся, наверное, самый необычный обмен в истории разведок. Два года промучился в камере смертников в ЮАР полковник Алексей Козлов. Его меняли с помощью разведки ГДР около КПП "Херлесхаузен". Сначала привезли тех, на кого его должны были менять. Одиннадцать человек! Десять немцев и один офицер армии ЮАР, в свое время попавший в плен в Анголе во время рейда туда южноафриканской армии. Все одиннадцать с чемоданами. Подогнали целый автобус. А у Козлова в руках - кулечек и кусочек зеленого мыла из тюрьмы и еще матерчатый ремень от тюремных же брюк. Да еще машинка для свертывания сигарет, которую подарили ему юаровские заключенные. Козлова доставили к какому-то ангару. И тут он узнал две маячившие в нем фигуры - своих сослуживцев. Расцеловались, сели в машину и помчались в Берлин. Молчали. И тут Козлов заговорил: "Я же вернулся на Родину". Попутчики не поняли: "Ну и что?" Козлов им: "Как, ну и что? Отметить-то это дело надо". Заехали в первый попавшийся на пути ресторан и после ста грамм и кружки пива уже не молчали. "В Берлине мне товарищи стол хороший приготовили: икорочка, семга. Но я всю отварную картошку смолотил и всю селедку. Мне потом сказали: "Ты, Лешка, сожрал у нас весь представительский запас селедки". Когда через несколько лет Козлов вернулся на место обмена, то не узнал его. Спрашивал, откуда взялись все эти сооружения? Ему объяснили, что построены они давно. Видно, волнение при обмене было такое, что Козлов их даже не заметил. Тут же скажу: Козлов подвергался во время заключения таким пыткам, что писать о них просто нет ни сил, ни желания.
Буковский, с которым я встречался уже в начале 1990-х в Москве, об обмене как-то не говорил. Может, его коробила разошедшаяся после обмена и вошедшая в поговорку прибаутка: "Обменяли хулигана на Луиса Корвалана..."
В апреле 1979-го произошел еще один, я бы сказал, не столь и афишировавшийся обмен из той же серии. В Нью-Йорке группу диссидентов, в которой был и журналист Александр Гинзбург, обменяли на двух сотрудников разведки - Рудольфа Черняева и Вальдика Энгера. Оба работали под крышей ООН и содержались мягко - под домашним арестом. Но сколько могло продолжаться это нью-йоркское сидение. Вот и состоялся обмен. Встречался я с Александром - Аликом - Гинзбургом, работавшим затем во Франции в газете "Русская мысль". Об обмене он вспоминал, кляня советскую власть, при которой был посажен. Алик, долгие годы живя в Париже, так и не выучил французский. А на вопрос почему, хитро отвечал, что в советских застенках изучал японский или китайский, чтобы скрасить существование. Скончался Алик Гинзбург ровно восемь лет назад во Франции.