Накануне празднования своего дня рождения хореограф Борис Эйфман рассказал корреспонденту "РГ" о новых постановках, которые оказались фантазиями на тему прежних спектаклей, и планах по воспитанию нового поколения танцоров.
Российская газета: Борис Яковлевич, кажется, в мире уже нет таких мест, где Театр Эйфмана не побывал с гастролями?
Эйфман: Невозможно объять весь мир, еще очень много белых пятен на карте (улыбается). В этом году, например, впервые были в Хельсинки. 4 спектакля - 4 аншлага и восторженный прием зрителей. Не зря ждали так много лет этих гастролей.
РГ: Иностранные ценители балета видят вас чаще, чем петербуржцы...
Эйфман: И это нас очень печалит, но на то есть объективные причины. В Петербурге всего несколько сцен, которые подходят нам по техническим параметрам. Но это сцены репертуарных театров, мы далеко не всегда можем их арендовать. К тому же это очень дорого. Для того чтобы показывать наши спектакли дома, мы зарабатываем деньги за границей.
РГ: Как продвигается строительство Театра Эйфмана на набережной Европы?
Эйфман: Проекту уже 12 лет. За эти годы я видел много разного - и хорошего, и плохого. Но сегодня уже можно сказать, что все должно получиться в срок, хотя это будет еще не скоро. По плану проект завершится к 2015-2016 году, и эти пять-шесть лет тоже надо прожить достойно.
РГ: А что будет с вашим старым зданием?
Эйфман: На этом месте появится Академия танца. В ней будут жить и учиться талантливые дети со всей России, в том числе сироты. От старого здания останется только фасад.
РГ: Вы собираетесь конкурировать с Вагановским училищем?
Эйфман: Это не конкуренция, это альтернатива. Вагановское училише выпускает специалистов классического танца, а мы хотим учить детей разным видам танцевального искусства, реализовать идеи, заложенные в современной хореографии, в спорте. При этом образование будет более универсальным, более перспективным в плане личностного развития. Люди балета в 38 лет заканчивают танцевать. В массе своей это люди печальной судьбы, и мы хотим исправить эту ситуацию.
РГ: То есть вы собираетесь давать им вторую профессию?
Эйфман: Нет. Но сегодня два ведущих театра страны - Мариинский и Большой - без художественных руководителей балетной труппы. Это же немыслимая вещь! Однако не каждый, к примеру, ведущий солист может быть руководителем театра, а отсутствие творческого потенциала - это издержки образования в широком смысле этого слова. И мы хотим создавать новых деятелей балета. На полном пансионе государства талантливые дети будут не только учиться балету, но и развивать интеллект. Задача стоит непростая, так как и контингент непростой. Но это дети, и потому еще не все потеряно. Можно многое сделать, чтобы изменить их жизнь и судьбу.
РГ: А какой вы видите миссию своего театра?
Эйфман: Считается, что русский балет - это классический балет, а классический балет - это XIX век. Российский балет живет достижениями наших великих предков. Наш театр как раз и занимается тем, что меняет эту точку зрения. Мы показываем, что русский балет - это не только классика, известная во всем мире, не только шедевры советской эпохи, но и успешное и востребованное во всем мире искусство новой России. Мы ломаем стереотипы.
РГ: Что увидят петербуржцы на этот раз?
Эйфман: "Красную Жизель", которая уже стала нашей классикой, и еще три спектакля - триптих, поставленный по мотивам великой русской литературы и великой русской музыки: "Анна Каренина", "Онегин" и "Чайка" в новой редакции. Новое видение моего старого спектакля. Это будет своеобразная премьера.
РГ: Из названия "Онегина" в этот раз исчезло слово онлайн. А для чего оно понадобилось вначале?
Эйфман: Сначала мне казалось, что необходимо как-то подготовить зрителя к тому, что они увидят не иллюстрацию пушкинского романа, а новое, современное его прочтение языком хореографии. Действие перенесено в наши дни. Со временем я понял, что онлайн - это немного нарочито. Театр имеет право предлагать свои условия игры, тем более что в "Онегине" есть идеи прошлого, настоящего и будущего.
РГ: Чем вызван ваш интерес именно к столпам русской литературы - Пушкин, Толстой, Чехов?
Эйфман: И Булгаков, и Куприн, и Золя, и Бомарше, и еще множество авторов. Когда художник что-то делает, он прежде всего реализует себя. А моя природа такова, что я всегда тяготею к драматургии, к выражению духовной жизни человека через хореографические формы. И все, что я делаю, - это не спекуляция, не использование гениальных имен на афише - это моя натура.
К тому же мне всегда хочется открыть что-то неизвестное в известном. Например, все знают "Анну Каренину". У меня же это совсем другая история, погружение в мир страстей женщины, особый психоанализ. Это женщина с ее сексуальной зависимостью от мужчины, с ее разрывом между долгом и страстью. Я приглашаю зрителей к известным героям, но предлагаю им совершенно другой образ, который может дать только балетный театр. То есть классический герой становится героем нашего времени.
РГ: Современные авторы вам не интересны?
Эйфман: Это не так. Но я ведь тоже не совсем свободен - так же как и мои героини. Мне никто ничего не навязывает, но все равно в моей жизни есть некий круг обреченности. Например, вопрос авторских прав на произведения. Если я возьмусь ставить Набокова на музыку Шнитке, то авторские отчисления будут огромными, то есть с учетом аренды спектакль будет нерентабельным. Когда я обрету свою сцену, то в какой-то степени стану более независимым и совершенно по-другому буду выстраивать свою творческую биографию.
РГ: Почему вы вернулись к своей "Чайке" и сделали для нее новую редакцию?
Эйфман: Это мой любимый балет, потому что это балет обо мне, о моих артистах, моей труппе, о всех жрецах Терпсихоры. Пьеса Чехова - о людях искусства, и все, что там описано, мы ежедневно проживаем у себя в театре. Поставив этот спектакль три года назад, я был им очень доволен, он имел большой успех. Но родились новые идеи, и мне стало необходимо их реализовать.
В новой версии я еще больше заострил драматизм отношений между современным молодым художником и той средой, в которую он погружен. Для меня это большая трагедия маленького, не реализовавшего себя художника. Чехов создал гениальный архетип, я этих людей каждый день пропускаю через себя, я их знаю, чувствую.
Наверное, я буду возвращаться к этому спектаклю всю свою жизнь, пока мне не надоест сочинять хореографию, потому что этот спектакль очень близок мне - в нем я вернулся к своим истокам. Во мне в разные периоды жил и Треплев, и Тригорин, и это возвращение к треплевскому началу было очень для меня важным. Мучительным где-то поначалу, но приятным. Этот спектакль мне самому дал очень много, омолодил и по форме, и по духу.
РГ: Неужели в каждом спектакле вы находите такого героя, с которым отождествляете себя?
Эйфман: Все герои моих балетов - частица меня изначально. Я ставил балеты о Чайковском, о Спесивцевой, о Мольере, о царевиче Павле... Флобер говорил, что "Мадам Бовари - это я", и я могу сказать, что все женщины, которых я создал на сцене, - это тоже я. Я мужчина, хореограф - странный субъект, который не только говорит от имени женщины, но создает пластический женский образ. А для этого нужно погрузиться в мир женской психологии, ведь хореография - это ответ тела на страдания духа.
РГ: Кто станет вашим новым героем?
Эйфман: Я сейчас думаю о новом спектакле, но пока не готов сказать, что это будет. Для себя я уже все решил, я завален идеями, но пусть пока это останется за рамками нашего разговора. Скажу, когда начнется первая репетиция. Мы планируем начать уже этой осенью, а премьера может состояться... возможно, к моему следующему дню рождения.
Эдвальд Смирнов, хореограф:
- Борис Эйфман - я не буду называть его по отчеству, потому что мне кажется, что он всегда молод и полон энергии - это замечательный организатор, прекраснейший сочинитель, хореограф. К сожалению, это так редко встречается в балетном мире сегодня. То, что он создал труппу, которая, как мне кажется, на сегодняшний день является сильнейшей в России - с точки зрения подачи энергетики, отрепетированности, умения, мастерства, понимания задач хореографа - это уникум в наше время.
Хочется, чтобы Борис Эйфман сделал еще множество хороших работ и чтобы он радовал зрителя, потому что зрителей, которые преклоняются перед ним, несчетное множество в нашей великой и бедной балетом России. "Лебединого озера", "Раймонды" и "Щелкунчика" слишком мало для такой огромной страны. Чем больше разного, хорошего и конкурирующего, тем лучше.