Мысль, как птица, бьющаяся над загадками жизни. "Муза с конопушками", столь не похожая на образ привычного мыслителя... - в стихах этого автора очень много образного, яркого и необычного.
Книги тоже получились очень разные. Одна - сборник стихов "Потаенного смысла поимка". Другая - сборник эссе "Упоение заразительно". Но их объединяет - мысль. Ясная, бесстрашная, светлая. В эссе происходит работа аналитическая. "Я не могу не поддаться чисто детскому желанию разобрать стихотворения, как часы, чтобы посмотреть, что за пружинки и винтики спрятаны внутри", - признается автор в эссе "Памяти Бориса Чичибабина". В стихах же важнее другая ипостась детства - способность воспринимать мир как целое, гармоничное единство.
Неужто это и есть поэтический рецепт счастья: беспечность, легкомыслие - против "рыка" жизни, грубости и трагичности? Разве не похож он на рецепт неблагоразумной Стрекозы из басни Крылова, которая "все пела, это дело, так поди же, попляши"? Но, во-первых, басня не единственный жанр поэзии, во-вторых, нравоучения ее не единственная цель. А, в-третьих, у Стрекозы перед Муравьем есть одно неочевидное преимущество: она успевает ощутить волшебную красоту мира, говоря высоким штилем, оценить по достоинству замысел Творца. Этот редкий мотив благодарности жизни, миру очень важен в стихах Ларисы Миллер. Для ее поэзии никакое явление не является слишком малым: "И пестрой бабочки пыльца - // Дыханье легкое Творца, // И куст сирени в разных видах - // Творца легчайший вдох и выдох".
Не менее существенно, что "дыханье легкое Творца" не уловить сачком для бабочки. Его вообще нельзя "поймать". Но можно - войти в поток, слиться с ним в движении воздуха. Отсюда - тема полета, растворения, которая в стихах Ларисы Миллер оказывается одной из любимейших: "Стать бы воздухом, травами пахнущим, // И лучом, потихонечку гаснущим...".
Гаснущий луч, сладкие сны, запах трав - обычный поэтический набор разом и неощутимо для читателя переводится в философскую по сути категорию "бестелесного". Это мгновенный скачок на другой уровень как резкий взмах. И как шанс ощутить ритмический рисунок "вдоха и выдоха" окружающей нас жизни. Именно поэтому в стихах Миллер интонация, ритм, мелодия звучания строки держат произведение. Она признается однажды: "А пауза прекрасней всех словес.// Она как меж ветвями синь небес.// Я в паузу - мала она, длинна - // Как в тайну безоглядно влюблена". Если вдуматься, удивительное признание. Не слово, а пауза, пробел, не звук - а тишина, молчание.
Впрочем, растворение в потоке бытия, "бестелесность" не отменяют личной индивидуальности поэтического голоса. "Я хочу в этом мире присутствовать лично", - заметит поэт. Личное присутствие - это условие восприятия. В противном случае кто же будет свидетельствовать о гармонии? "Все чисто, тихо, гармонично.// Я убедилась в этом лично.// Тихи снега и облака.// Не поднимается рука // Писать об этом мире плохо. // Какая б ни была эпоха, // Но плакаться в такие дни // И ночи - боже сохрани".
Ее поэзия сопрягает несопрягаемое: нашу малость, несовершенство и "дыханье легкое Творца". И беззастенчиво радуясь, делится, но застенчиво делится драгоценными сокровищами: "Вот этим деревцем невзрачным, // Тропой, что под ногой вилась, // Строкой, что только родилась".