Волшебный город Одесса не только рождает невиданное количество талантов. Он генерирует атмосферу.
Там воздух вибрирует обаятельным юмором, тайным лукавством, врожденным искусством иронии и сарказма, он полон колоритного гвалта и упоительной абсурдятины. А главное - Одесса озонирует мир нежностью, чуть наивной и беззащитной. Иначе у нас не мог бы явиться феномен Петра Тодоровского. Отнюдь не уроженец Одессы, он впитал в себя ее уникальный мир - и сделал своим.
Даже бюрократия в Одессе неповторима. Вот указание, которое дает местной интеллигенции первый секретарь обкома Синица:
- Мне доложили, что на Одесской киностудии появилась якая Окуджава - антисоветчица. Так я хочу предупредить руководство киностудии, чтобы я не только не бачил ту Окуджаву, но и не чул ее!
Это уже в пересказе Тодоровского. Готовый персонаж его пока не снятого фильма. И одновременно - совершенный слепок эпохи советских держиморд. Это режиссер, который ваяет свои образы только с натуры. Но что удивительно: там, где я почувствую неприязнь, он увидит пусть зловещую, но смешную абсурдятину.
Незлобивая нежность отличает Тодоровского от многих славных мастеров военного поколения.
Жанр трагедии - не в его натуре. Только трагикомедия, от которой и весело, и горько.
Он и вошел в мир, радостно всему удивляясь, - примерно как иностранец приезжает в страну Пушкина, ожидая только добра, поэзии и счастья. Но мир принял его сурово: юноша сразу попал в сердцевину войны. Командиром стрелкового взвода дошел до Эльбы. Получил множество боевых наград. Но о войне говорит без пафоса - пафос ему кажется тупым и неискренним: "Смельчаки, которые в нашем кино в полный рост гуляют над траншеей, когда кругом - вжик-вжик! - летают пули, - в этом есть что-то фальшивое. Правда в том, что когда свистит снаряд, ты зубами зарываешься в ямку, в лунку, под пень куда-нибудь, в первую очередь пытаешься спрятать голову. Вы будете смеяться, но человек так устроен, что он очень хочет жить".
Это ощущение войны - беспощадно трезвое, прежде всего по отношению к самому себе, - он передал в своих фильмах: солдат не сверхчеловек, ничто человеческое ему не чуждо, и поэтому жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Война Тодоровского и война не нюхавшего пороха Чиаурели (пропагандистское "Падение Берлина") - две разные войны. Эти две концепции - трусливая торжественная ложь и требующая мужества правда. Победила правда. Она оказалась ближе каждому: Тодоровский рассказывал о войне такой, какой он ее пережил. Из жизни на экран пришли истории о поколении сломанных судеб ("Верность"), о фронтовой горькой любви ("Военно-полевой роман"), о том, как люди и на войне остаются людьми ("В созвездии Быка"). Самую страшную правду о войне мастер копил в себе очень долго, но все же рискнул поделиться и ею в фильме "Риорита", где главный герой - провокатор-вертухай, а освобождение Германии от фашистов выглядит без парадного лоска.
В этой картине 2008 года перед нами совсем другой Тодоровский. Его отдающая наивностью нежность оказалась лишь внешним слоем этой открытой людям и, в общем, позитивной натуры. Она оказалась тем самым одесским лукавством, которое уберегает человека от преждевременных откровений. Таких жестких фильмов Тодоровский еще не делал. Романтический флер беспощадно сдернут - и открылась та правда, о которой молчат военные историки: мы пришли в Европу не только как освободители. Мы принесли ей все наши генетически усвоенные язвы, с особой тщательностью выпестованные сталинизмом и не залеченные до сих пор. В "Риорите", уже независимо от намерений автора, есть ответ на вопрос, отчего построенный нами на развалинах Восточной Европы мир так легко рухнул.
Этот фильм, как и все другие, вырос из реальных наблюдений. Тодоровский с его цепкой памятью может точно назвать географический пункт, где случился любой из эпизодов картины: "Такой расстрел я видел. Это было на восточном берегу Вислы, двое наших ребят накупили водки и неделю занимались в подвале с полячками любовью. Их расстреляли в развалинах. 26 го года ребята - им двадцати еще не исполнилось..."
Вторая главная тема Петра Тодоровского - женщины. К женщинам у него особая нежность, и он не раз признавался, что их понимает лучше. Женщина на войне, женщина в тылу, женщина в вечном ожидании своего рыцаря, женщина, которая сломалась и не ждет уже ничего... В "Любимой женщине механика Гаврилова" героиня в течение всего фильма упрямо ждет своего романтического героя, то ли придуманного, то ли реального. По поводу финала у режиссера возник спор с исполнительницей главной роли Людмилой Гурченко. По сценарию этот механик Гаврилов должен был наконец появиться, но перебинтованный и в инвалидной коляске, развенчивая придуманную героиней романтическую легенду. Гурченко настояла, чтобы он явился белозубый и победительный и тем подтвердил, что сказка все-таки может стать былью.
Думаю, режиссер не случайно уступил своей гениальной актрисе, ее безошибочному чутью. Женщина у Тодоровского всегда много лучше и выше мужчин. Она права даже в своей слабости. Не случайно и снимались у Тодоровского самые проникновенные и умные актрисы нашего кино: Гурченко, Чурикова, Яковлева, Розанова, Польских...
Фильмы Тодоровского прозрачны, от них не оторвешься, после них выходишь с грустной нежностью в душе - но это абсолютно, стопроцентно, идеально авторское кино. В самом буквальном смысле слова: картины Тодоровского рождены его наблюдениями, им придуманы, написаны, сняты и озвучены его музыкой. Он по первой профессии высококлассный оператор, ученик Бориса Волчека. Это сказалось на изобразительной культуре картин - в них внимание к детали, достоверность вещного мира, умение восстановить эпоху в ее атмосфере, влить в сегодняшнее кино воздух ушедших эпох.
В его музыке - своя уникальность: не зная нот, Тодоровский написал саундтреки не только к собственным фильмам, но и ко многим чужим, влив в них частицу своего мира. Учился на трофейном аккордеоне, и на его способности обратил внимание командир полка - дал участнику армейской самодеятельности бумажку: "Директору Московской консерватории. Прошу принять лейтенанта Тодоровского на композиторский факультет". Но и к этому зигзагу своей судьбы мастер относится с юмором: "Приехал я зимой в Москву, жлоб жлобом, сапоги с металлическими подковками. Захожу в консерваторию: вокруг девочки с флейточками, мальчики с футлярами. А я с направлением: берите сразу на композитора! Люди по двенадцать лет учатся перед консерваторией! Они бы там долго смеялись. Так что у меня хватило ума повернуться и уйти".
Этот эпизод, впрочем, тоже не пропал бесследно: воодушевил на создание одного из обаятельнейших фильмов Петра Тодоровского "По главной улице с оркестром". С его, конечно, музыкой.
Взращенный войной, Петр Тодоровский, конечно, человек мира. Не случайно и подругу жизни себе выбрал не только во всех отношениях замечательную (включая обаяние и полезные в общем деле продюсерские таланты), но и с редким прекрасным именем Мира. И первой лентой, которую снял их сын, теперь уже сам классик нашего кино Валерий Тодоровский, была "Любовь".
"Человечье общежитие" - вот главная любовь мастера. Тема дворового братства, густонаселенной шумной жизни. Это, конечно, в нем тоже говорит Одесса, где он начинал свой путь оператором таких лент, как "Весна на Заречной улице". И он эту Одессу носит с собой повсюду.
И вот пару лет назад рассказал мне замысел картины, которая пока не состоялась.
- Я всю жизнь мечтаю снять фильм про голубей, которые живут в Одесском оперном театре. А на площади идет бурная жизнь: там загс, там Морской музей, Пале-Рояль, там назначаются свидания и разворачивается множество человеческих историй. Вот такая грубая схема: несколько человеческих новелл и одна голубиная семья: голубок и горлица. Идея появилась так. На одном фильме заболел оператор, и я помогал снимать. Для съемок были куплены два вечера, и мы там снимали сцены из "Лебединого озера". Как-то раз по делу поднялся на самый верх, открыл окошко и увидел дивную картину: корабли на рейде, а передо мной на карнизе сидит голубка в гнезде, и под ней птенцы. И ходит рядом голубь: гур-гур-гур. И я подумал: вот сейчас сюда прилетит другой голубь, и между нами начнется драка. И перья летят, а на сцене идет "Лебединое озеро", и Зигфрид бьется со Злым гением Ротбартом... Представляете, какие там можно высекать замечательные контрапункты!
Я представил такую картину и понял, что без нее биографию великого черноморского города нельзя считать полной. Пожелаем мастеру здоровья, сил и воли осуществить свою мечту.