08.09.2010 00:10
Культура

Владимир Дашкевич: Минорный блатняк превращает Россию в зону

Композиторов, осененных кинославой, в мире немного. Владимир Дашкевич - один из них
Текст:  Валерий Выжутович
Российская газета - Федеральный выпуск: №201 (5280)
Читать на сайте RG.RU

Узнав, что я еду на интервью к Дашкевичу, мой коллега понимающе оживился: "Дашкевич? Это который тарам-пам-пам, тарам-пам-пам?" Я подумал: музыка к сериалу "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона" тяготеет над Дашкевичем, как проклятие над родом Баскервилей.

Он написал два десятка симфонических и более десяти камерных произведений, сочинил несколько вокальных циклов, пять мюзиклов, две оперы, а спроси кого-нибудь, кто такой Дашкевич, - и тебе сразу "тарам-пам-пам, тарам-пам-пам". Даже песни из "Бумбараша" не так въелись в уши, как музыкальные темы "Шерлока Холмса".

Минорный блатняк превращает страну в зону

- У Александра Кушнера я спрашивал, не обидно ли ему, что из обширного собрания его поэтических текстов только две строчки - "Времена не выбирают, / в них живут и умирают" - непрестанно цитируются, а других будто и нет? Вот и вас хочу спросить: не обидно ли, что широкая публика знает вас преимущественно по "Шерлоку Холмсу"?

- А что вам ответил Кушнер?

- Сказал, что ничуть не обидно, что по-настоящему любят стихи приблизительно полтора процента населения, эта доля не меняется и раздувать ее не надо: наша страна так велика, что и полтора процента - это огромное количество читателей.

- Тут я с Кушнером солидарен. Классическую музыку у нас любят те же полтора процента населения, и это весьма солидное число меломанов. Что же касается "Шерлока Холмса", то даже по чисто коммерческим признакам я вижу интерес не только к нему. Рекламщики покупают у меня лицензии на музыкальные темы и "Бумбараша", и "Собачьего сердца", и "Зимней вишни"... У меня 10-12 таких хитов.

- Но это, за исключением "Бумбараша", не песенные хиты - вот в чем штука.

- Да, хитом обычно становится песня. И у многих кинокомпозиторов - например у Пахмутовой - есть замечательные песни. Но две вещи несколько снижают мое отношение к такой киномузыке. Во-первых, она написана в миноре, и во-вторых, это песенный жанр. А "Шерлок Холмс" - симфоническое произведение, и притом мажорное. Русский человек любит пить горе стаканами, и все блатные песни написаны в миноре. Но минорный блатняк превращает страну в зону. Для здоровья общества это небезопасно. Каждая такая песенка - крошечный шажок вниз по лестнице. Поэтому меня обнадеживает, что мажорные темы "Шерлока Холмса" запомнились, стали популярны. Значит, общество интуитивно чувствует потребность в позитиве.

- Кино - искусство массовое. В таком случае можно ли сказать, что киномузыка - это классическая музыка, адаптированная к массовой аудитории?

- Я думаю, что вся классическая музыка адаптирована к массовой аудитории. Длинное музыкальное высказывание привлекательно только тогда, когда вы его запоминаете. Чем Моцарт поразил Сальери? Тем, что придумал совершенно идеальную формулу запоминающегося длинного высказывания. Оно длинное, но оно несет много эмоций, много мыслей и поэтому запоминается простыми людьми. Веками композиторы создавали обратную связь с огромной культурной аудиторией. В ХХ веке авангард эту связь разрушил. Кинематограф же ее восстановил. Киномузыка в ХХ веке являлась мировым фольклором, лучшие музыкальные произведения были написаны для кино. А русская киномузыка стала мировым лидером - достаточно назвать имена Шостаковича, Таривердиева, Свиридова, Гаврилина... Кстати, Шостакович был и первым кинокомпозитором, поскольку в юности работал тапером в немом кино. В ХХ веке вообще происходили интересные вещи - например, киномузыка становилась материалом для новых симфонических форм. Вот и я из музыки к "Шерлоку Холмсу" сделал киносимфонию. У меня, слава богу, хорошая память, я помню не только то, что вошло в фильм, но и то, что режиссеры отклонили. И это все становится материалом для новых музыкальных форм.

Сейчас фильмы скучно слушать

- Вы теперь часто отказываетесь участвовать в том или ином кинопроекте?

- Бывает.

- В каких случаях?

- Ну, например, если создается сериал, в котором много бессмысленных смертей, или производится экшен, где убийство - просто сюжетная встряска, чтобы зритель не заскучал. Не возьмусь за картину и в том случае, если сценарий мне неинтересен. Кино сползает с тех высот, на которых оно было в XX веке. И сползает в том числе потому, что режиссер не ставит высоких художественных задач перед композитором. Трудно представить себе, что сегодня кто-нибудь решится снять картину типа "Шербурские зонтики". Ведь успех таких фильмов зависит от композитора, от того, найдет ли он супертему, на которой, собственно, все здесь и держится. Те же "Шербурские зонтики" - фактически опера, которую можно петь вне картины. Кино рождено быть немым. Оно немым и родилось. А нынешнее говорящее кино - это, по сути, радиопьесы, подчас скучно снятые, или, наоборот, снятые с большим количеством видеоэффектов. Но эти видеоэффекты можно спокойно вынуть и показывать отдельно, потому что в создании цельного художественного образа они не участвуют, да и не получается никакого цельного образа.

- Хороший саундтрек тоже можно вынуть из картины и слушать отдельно, от него не убудет.

- От него не убудет, а вот от картины, если изъять из нее музыку, боюсь, ничего не останется. Музыка - тот цемент, который в кино скрепляет и драматургию, и актерскую игру, и весь режиссерский замысел. Например, я писал музыку к фильму Абдрашитова "Слуга". Это фильм о том, как шофер стал дирижером. Если не придумать музыкальный ход и не оснастить его высококлассной музыкой, то снимать просто нечего будет.

- Режиссер в этой работе очень зависел от композитора?

- Думаю, да, и при том еще он очень рисковал. Потом пришли новые времена, и режиссеры, заказывая музыку, рисковать перестали. И это сразу сказалось. Интонация фильмов закисла. Сейчас фильмы скучно слушать. Я проверяю все через ухо. Я начинаю слушать кино, и мне сразу становится скучно. Ведь музыка в кино имеет существенное свойство: она либо помогает, либо мешает. Она никогда не бывает нейтральной. Иной раз продюсер получает от композитора двухкопеечную музыку и радуется. А она душит всю картину. Потому что это бессмысленная музыка. Она на подсознание угнетающе действует, и ты в конце концов просто заболеваешь.

- Что делать, на смену режиссерскому кино пришло продюсерское. Композиторы это на себе ощущают?

- Знаете, чем режиссер отличается от продюсера? Режиссер делает картину для одного человека - для себя самого. А продюсер хочет сделать картину для всех. Но в Америке продюсер становится фактически соавтором режиссера. С соответствующими амбициями вместе создать что-то такое, чего до них не создавали. Творческое соавторство режиссера с продюсером сделало американский кинематограф одним из мировых лидеров. У нас - иначе. У нас продюсер - добытчик и распорядитель денег, больше никто. Образное содержание картины его совершенно не интересует. Он давит на режиссера, заставляет его работать на успех, сообразуясь при этом с собственным пониманием успеха. То есть, чтобы картина понравилась всем, в ней должно быть столько-то мелодрамы, столько-то детектива, столько-то комедии, столько-то узнаваемых актеров. И мы получаем дикий результат. Я очень часто отказываюсь подписывать договор, где сказано, что музыку принимает продюсер. Я сразу говорю: если вы доверяете режиссеру, если он у вас доверенное лицо по творческим вопросам, то я сдаю музыку ему, работаю с ним. Продюсер сегодня один, завтра другой, я не могу писать музыку, которая нравится всем, кто у вас там командует или будет командовать. Но даже если продюсер в процессе съемок не меняется, композитору от этого не легче. Режиссер говорит композитору, что ему нужно то-то и то-то, потом приходит продюсер и говорит: а мне это не нужно. Ну, найдите себе другого режиссера либо снимайте другую картину. Но у них штаб по конструированию успеха. Причем этот штаб везде работает одинаково. На всех телеканалах сегодня могут запуститься мелодрамы с похожим финалом, завтра - однотипные детективы, послезавтра - какие-то дикие комедии, которые страшно смотреть. И везде одна и та же рука, как будто это делает один человек.

- По вашим наблюдениям режиссеры сопротивляются продюсерскому диктату, проявляют творческую волю?

- Произошла печальная вещь: режиссеры стали внутренне превращаться в продюсеров. То есть начали становиться на их позицию. Я помню, Куросава в работе над картиной "Идиот" три месяца ждал, когда пойдет густой снег. А снег не шел и не шел. Явился продюсер и сказал: господин Куросава, я требую, чтобы вы продолжали съемки, иначе я разорюсь. На что Куросава ответил: хорошо, я сниму картину в обозначенный вами срок, но я сделаю себе харакири. И продюсер от него отстал, потому что альтернатива была такая: он разорится либо в ожидании снега, либо от того, что на него все станут показывать пальцем - глядите, это человек, из-за которого Куросава покончил с собой.

Все режиссеры отличаются звериным чутьем на музыку

- В вашей киносимфонии по "Шерлоку Холмсу" - сорок две темы. В "Собаке Баскервилей", например, они обозначены так: "Легенда Баскервилей", "Холмс и Ватсон", "Лора Лайнс", "Пьяный сэр Генри", "Приезд в Девоншир"... Как это делается? Режиссер говорит вам: мне нужна музыка под такой-то сюжетный поворот, или вы сами решаете, где, когда и что должно звучать?

- На самом деле это тоннель, который с двух концов роют и композитор, и режиссер. Конечно, композитор, не умеющий слушать режиссера, в кино работать не может. Но и режиссер далеко не всегда способен объяснить, чего он хочет, особенно в таком тонком деле, как музыка.

- Вам приходилось работать с очень хорошими режиссерами - Масленниковым, Бортко, Абдрашитовым... Их подходы к киномузыке сильно разнятся?

- Практически все режиссеры отличаются звериным чутьем на музыку для своей картины. Ты играешь, и по тому, как режиссер тебя слушает, понимаешь, что это не совсем то. Но как только он слышит то, что ему нужно, он, как охотничья собака, моментально делает стойку.

- А бывает, что композитор своей музыкой помогает режиссеру найти решение какого-то эпизода?

- Бывает.

- А так, чтобы музыка опрокинула режиссерский замысел, заставила радикально изменить его?

- В "Бумбараше" как раз так и произошло. Работая над этим фильмом, режиссер Николай Рашеев взял мою музыку из спектакля Таганки "Господин Мокинпотт". И мне потом пришлось ее оттуда изъять, всю - от первой до последней ноты. Потому что Мокинпотт был немец, а Бумбараш - чистокровный русак. При всех темповых и эмоциональных совпадениях это совершенно не совпадало по национальному колориту. Но все было снято акцент в акцент. Поэтому требовалось написать музыку, которая точно попадала бы в эти акценты. Что я и сделал.

- Это изменило фильм?

- Это изменило фильм, особенно - его финал. Ведь песня "Ходят кони" вообще не была запланирована. Это было пожелание Юры Смирнова, который играл Гаврилу. Он сказал: ребята, я там злодей, но мне нужна какая-нибудь душевная песня. Мы ему и написали. Потом пришел Валера Золотухин и забрал эту песню себе. Правда, в финале они ее пели вместе. Но финал-то возник как раз потому, что появилась песня.

Маленький формат рождает маленького человека

- Почти все, что написано вами не для кино, ждет своего часа. Музыку крупных форм пишете "в стол"?

- Я могу перечислить, что лежит у меня в столе. Лежит II симфония (Чеховская), III симфония ("Жить не по лжи"), два альтовых концерта, фортепьянный, скрипичный и виолончельный концерты. А те сочинения, что исполнялись, всегда исполнялись с огромным успехом. "Реквием" Ахматовой для симфонического оркестра, хора и солиста в исполнении Камбуровой был встречен прекрасно. Так же, как, например, "Солдатский реквием", который прозвучал в Харькове к 65-летию Победы. А прошлым летом в Нижнем Новгороде был замечательно встречен скрипичный концерт, который сыграла Алена Баева. Могу назвать невостребованные произведения и других композиторов, входящих в "первую десятку". Это грандиозная опера Эдуарда Артемьева "Преступление и наказание", которую он писал двадцать семь лет. Это замечательный концерт Геннадия Гладкова с гениальной ораторией "Свифт". Это прекрасная Шестая симфония Алексея Рыбникова. Да что там, у нас полно достойных сочинений, которые не исполняются.

- Музыканты отдают предпочтение классике?

- Да.

- Почему?

- Тому есть ряд причин. Во-первых, играть новые сочинения всегда рискованно. На это отваживались только выдающиеся мастера, такие как Ростропович, который сыграл около 300 премьер. На это шел Борис Александрович Покровский, в свое время заказавший мне "Ревизора". На это идут Минин, Федосеев, иногда новую музыку играет Гергиев. Во-вторых, за новую музыку, а она в отличие от классики находится в зоне авторского права, надо платить, и довольно прилично. Бывает, после концерта посидели, выпили, подходит администратор и говорит: "Владимир Сергеевич, может, напишете отказ от авторских, а то нам нечем платить оркестрантам". А что делать? Приходится писать отказ. Это все результат непродуманной музыкальной политики. Чтобы современная музыка чаще звучала, музыкантов надо стимулировать. За очередное исполнение нового произведения они должны получать дополнительное вознаграждение. Иначе они будут играть его только один раз - причем себе в убыток - и больше никогда к нему не вернутся

- Может, не в музыкальной политике дело? Может, композиторы измельчали?

- Не измельчали. Я недавно на радио "Орфей" сделал годовой цикл передач, посвященный современным композиторам, в том числе и российским. И обнаружил у нас грандиозный запас музыки, который может сделать честь любой стране и даже вывести Россию на лидирующие позиции. Я не буду приводить в пример США - там хорошая музыка пишется только за очень большие деньги. Но у нас есть блистательные сочинения Свиридова, Таривердиева, Гаврилина. Есть потрясающие произведения Вайнберга, который до конца не раскрыт. И есть замечательная музыка кинокомпозиторов, прошедших серьезную школу общения с массовой аудиторией. Здесь опять же Геннадий Гладков, Артемьев, Рыбников. А еще Шварц, Петров, Дога, Канчели, Шнитке... Целое созвездие имен!

- Чего же не хватает?

- Не хватает продуманной музыкальной политики. Идет тотальное наступление маленького формата. Почему наши лучшие композиторы стали даже себе в убыток активнее работать в крупных формах? Потому что почувствовали необходимость что-то противопоставить катастрофическому сползанию в микроформат типа "М-м, Данон". Маленький формат рождает маленького человека с коротенькими мыслями, с клиппированным сознанием, который никакую модернизацию не потянет. Это я вам говорю как инженер, отдавший заводу одиннадцать лет своей жизни. Когда я был мальчишкой, мы во время войны с ребятами слушали у репродукторов Седьмую симфонию Шостаковича, а она, между прочим, идет 70 минут. Вы можете сегодня представить себе мальчика или девочку, которые будут на улице или даже у себя дома слушать музыку такого масштаба?

- В те годы не было альтернативы. Была одна на всю страну радиоточка.

- Вот именно! При диком информационном дефиците отводилось огромное время на классическую музыку. Во время войны Москва три часа транслировала оперу Чайковского "Пиковая дама". Это было в порядке вещей. Со времен Николая I считалось хорошим тоном бывать в театре, ходить в оперу, слушать концерты. Между прочим, при Сталине эта традиция сохранялась...

- ... вкупе с традицией руководить музыкальной культурой в духе зубодробительного постановления ЦК ВКП(б) "Об опере Мурадели "Великая дружба" или правдинской статьи с вошедшим в фольклор названием "Сумбур вместо музыки", где подвергалась разгрому "Леди Макбет" Шостаковича.

- Ну проявите хоть такое внимание! Выпустите постановление, где вы кого-то поругаете, покажите, что вы знаете такие слова, как "опера", "контрабас", "дирижер". И тогда возвратится мода на слушание музыки крупного формата. Только крупный формат рождает личность. Личности возникают, когда для чтения есть романы Льва Толстого, Достоевского, Тургенева. Когда для слушания имеются симфонические произведения Шостаковича, Скрябина, Рахманинова. Для России это чрезвычайно важно. Россия в 50 раз больше Бельгии, в 20 раз больше Индии и в 10 раз больше Китая. У нас огромная территория, которую надо заполнять каким-то силовым полем, чтобы граждане чувствовали себя единой нацией. Раньше эта территория заполнялась русским фольклором, русской симфонической музыкой, операми. Но если для стран Евросоюза малый формат дает возможность накрошить "лапшу" и создать из нее некий музыкальный Евросоюз, где нет никакой национальной идентификации, то для России это будет просто распад. Ее же надо чем-то соединять, потому что рыночная экономика наших людей пока только разъединяет.

Попса - идеальный способ снижения самооценки

- Мне что-то не очень верится, что оперы и симфонии цементируют нацию. Судя по рейтингам некоторых телепрограмм, ничто так не объединяет народ, как попса.

- Попса объединяет толпу, а не народ. И я склонен думать, что потакание дурным вкусам, бесконечная трансляция музыкального хлама - все это делается осознанно.

- Неужто сейчас вы скажете, что существует заговор против русской национальной культуры?

- Нет, я этого не скажу. Но есть такое малоизученное понятие, как социальная интуиция. Она-то и заменяет то, что принято называть заговором масонов, олигархов или кого там еще. Они никаких заговоров не устраивают. Те же олигархи, будь они в Москве или в Нью-Йорке, прекрасно понимают, что средний класс с его высокой социальной активностью он прежде всего дорого стоит. Чтобы сделать его более дешевым и более управляемым, надо снизить его самооценку. Так вот, попса - идеальный способ снижения самооценки. И это практиковали не только американские миллиардеры, это делало и послесталинское правительство, и все советские властители вплоть до распада СССР. Потому что им не нужен был активный средний класс, который себя проявил в 60-е годы. И с этой точки зрения "бониэмизация" всей страны, она, конечно, была своего рода соцзаказом, который создал моду на коротенький жанр. И если теперь на какой-нибудь радиостанции вы спросите: "Почему не передаете классическую музыку?" - вам сразу ответят: "Неформат".

- Сегодняшнее опопсение всего и вся вы считаете результатом целенаправленной политики?

- Да, мне так кажется. Попса - это игра на понижение. В том числе и на понижение самооценки. Когда молодой Шуман услышал молодого Шопена, он не сказал: "Ах, как прелестно играют его пальцы!" Он сказал: "Это пушки, прикрытые цветами". Что такое "Марсельеза"? Это фактически пересочиненная Руже де Лилем ария Фигаро из оперы Моцарта. Под эту арию средний класс Франции штурмовал Бастилию. И социальная интуиция стала подсказывать правителям: на кой черт нам эти пушки, прикрытые цветами, давайте гнать попсу. Ибо попса - лучшая профилактика социального протеста. Правда, профилактика недолговечная. Понижение самооценки чем-то должно быть компенсировано. Иначе происходит накопление внутренней отрицательной энергии, и в какой-то момент возможен выплеск агрессии.

- Мир спасет музыкальная классика?

- Уж во всяком случае не попса. Если у нас будет проводиться разумная, грамотная музыкальная политика, это поможет изменить нравственную ситуацию в стране. Музыка - социальный инструмент колоссальной силы.

Музыка