Оператор фильма "Овсянки" лауреат премии "Озелла" Венецианского фестиваля Михаил Кричман наделен редкой способностью делать кадр одухотворенным, а природу - еще одним героем фильма.
В восторженной рецензии, появившейся после венецианской премьеры в журнале Screen International, работу Кричмана сравнили с полотнами Караваджо, а прозу Дениса Осокина, по которой снят фильм, - со "странными фантазиями Борхеса". Сам же фильм журнал называет "прекрасным примером способности кино переносить зрителя в другие миры". Мы говорим с оператором после триумфа в Венеции, в разговоре принимает участие креативный продюсер "Овсянок" Мэри Назари.
Российская газета: "Овсянки" начали свой победный круг по странам мира - они сейчас в Торонто, на крупнейшем фестивале Америки.
Мэри Назари: Да, и у нас уже попросили разрешения сделать не четыре, а пять показов фильма. То есть интерес значительный. Приятно, что там представлены три русских фильма: "Край" Алексея Учителя, "Как я провел этим летом" Алексея Попогребского и "Овсянки" Алексея Федорченко.
РГ: Вы - креативный продюсер, то есть должны бурлить идеями. Это вам пришла идея познакомить оператора Кричмана с режиссером Федорченко?
Назари: Когда я прочитала сценарий казанского писателя Дениса Осокина, мне показалось, что есть только один оператор, который мог бы сохранить дух этой удивительной прозы. Алексей Федорченко очень вдохновился этой идеей. Обратились к Михаилу, он попросил прислать сценарий. И когда его прочел...
Михаил Кричман: ...то сразу примчался на зов.
РГ: А что вас заинтересовало?
Кричман: Грешен, я полагаюсь на хорошую литературу. Хотя ясно, что снимать ее сложно, а иногда и не нужно. Повесть увлекла сразу. Она кажется простой по развитию событий. Но предлагала необычную форму, которая и становилась содержанием.
РГ: Там есть еще одна родственная вам черта - умение включить человека в природу, а природу сделать действующим лицом.
Кричман: Северный пейзаж монохромен, он какой-то отдельный, не засоренный. В "Овсянках" есть некая, пусть придуманная Осокиным, привязка к русскому Северу. К краю, где жил народ меря. Прочитав книгу, я в это все поверил. В каком-то маленьком городке - прекрасном, двухэтажном - мы зашли в магазин букиниста. И я увидел книжку конца XIX века. Там были карты, одна относилась к XV веку, и в районе нашего Севера было написано: меря. Так я увидел документальное подтверждение: народ этот - был. Мы выбирали натуру в местах, куда нет дорог - только поезд. Туда привез Осокин, который, как и Федорченко, хорошо знает эти места. Продюсер Игорь Мишин, вложивший в фильм собственные деньги, даже сначала не хотел нас туда везти - дорого!
Назари: Но мы поехали, и было ради чего. Восхищает натура уже в первых кадрах фильма: понтонный мост и жилище Аиста (так зовут одного из героев). Такого нигде не найти.
РГ: Фильм хорошо передает эту влюбленность в материал и в эти места. Мэри, а вас чем привлек сценарий?
Назари: Такое трудно объяснить: увлек - и все. Но фильм живой, и в течение двух лет, пока мы его делали, ощущение и понимание материала менялось. Для меня мир меря - идеальный. Я бы хотела с ними жить. Они освобождены от наших предрассудков, от надуманных правил, которые навязывает жесткое общество. Они свободней и естественней.
РГ: Но свидетельств почти не осталось, все обычаи и ритуалы нужно было фантазировать.
Назари: Да, этот волшебный мир придумал очень талантливый Денис Осокин. Но и чудь, и меря, финно-угорское племя, существовали в реальности. И считается, что в русском человеке на Севере много мерянской крови - больше, чем славянской.
РГ: Фильм переносит в мир и фантастический, и очень близкий - он словно и нам дает освобождение. Михаил, до сих пор вы работали с Андреем Звягинцевым. И вот новый для вас режиссер - вы легко нашли общий язык?
Кричман: Нас объединила любовь к прозе Осокина, которого я раньше не знал. Алексей Федорченко производит впечатление человека легкого, свободного, улыбчивого. И никаких подводных камней я поначалу не чувствовал. Потом, как во всяком творческом процессе, они возникли. Режиссер всегда стремится внести нечто свое, иной раз проходит сквозь стены, не оглядываясь. Но это сотрудничество я могу назвать творчески насыщенным и приятным.
РГ: Но вот вы прочитали Осокина - какой образ возникал в вашем сознании? Как вы собирались все это переносить на пленку?
Кричман: В книге много интересных состояний - человека, природы... При чтении я отдаюсь просто хорошей литературе и не вижу перед собой никакого кино. Я же не видел этих мест, этих актеров, не знаю, как они говорят и перемещаются. Просто наслаждаюсь литературой.
РГ: В фильме все эти обряды для нашего обыденного сознания идут по лезвию бритвы: мы не привыкли такое видеть. Это могло бы показаться рискованным, но ведь когда мы смотрим в музее на Венеру Милосскую, мы не думаем о том, что она - "голая", а думаем о том, как это прекрасно. Именно такие ощущения рождает фильм. Он действительно освобождает нас от предрассудков.
Кричман: Алексей вообще легок в обращении с обнаженным телом. В сцене с проститутками он долго сидел с девочками, о чем-то говорил, одна сильно нервничала, вторая была раскованна. Но когда мы стали снимать, они уже были свободны и спокойны. В группе не было ханжества. Есть обнаженное тело - но оно не предмет для обладания.
Назари: Я бы не называла этих персонажей проститутками - это две прекрасные женщины, которые приходят на помощь нашим героям. И еще я хотела бы отметить замечательную работу художника-постановщика Андрея Панкратова. Он тщательно подбирал сочетания цветов, фактуру, и все интерьеры в фильме придуманы, сделаны, построены им.
РГ: Михаил, вы в кино возникли неожиданно. Ведь по первой профессии вы полиграфист.
Кричман: У меня и родители полиграфисты. Мне это нравится: запах краски и печатных машин - это мое. Но мой приятель учился на операторском факультете во ВГИКе и с важным видом рассказывал, как снимает рекламу. Я попросил его позвать меня, чтобы я там что-нибудь поделал. Он позвал. Пять лет работал монтажером, потом стал ездить с путешественником Леонидом Кругловым, и мы сняли документальные фильмы о Кубе, Папуа, Гвинее, Колумбии... Клипы снимал для Чайфа, БГ...
РГ: И все-таки дело новое: взять в руки камеру, еще ничего не умея!
Кричман: Это был страшный шаг: я не понимал, как это делается. Но был человек, который терпеливо мне помогал, я с ним как за каменной стеной. На фильме "Небо. Самолет. Девушка" он все вымерял, ставил диафрагму, и после этого я снимал. Только на "Возвращении" потихоньку стал что-то в этом понимать.
РГ: Михаил, вы только что сняли для Андрея Звягинцева фильм "Елена".
Кричман: Закончен монтаж, работаем над цветом. Это современная история о немолодой паре, живущей в центре Москвы, не похожая на то, что делал Звягинцев прежде.
РГ: Мэри, какие перспективы у "Овсянок" в прокате?
Назари: Думаю, хорошие. Это очень зрительское кино. Фильм полюбила французская компания Memento Films и взялась за его мировой прокат. В октябре одновременно с российским прокатом он выходит во Франции под названием "Последнее путешествие Тани". Я хочу предупредить будущих зрителей: в фильме очень важен финал. Обычно при появлении финальных титров люди уходят - и они пропустят эмоционально важное, некий выдох. Поэтому прошу досмотреть картину до конца.