Известие о том, что на проект депозитария для Музеев Московского Кремля будет объявлен новый конкурс, звучит обнадеживающе.
Но обсуждение строительства депозитария - повод задуматься о том, как должны строиться музеи. И еще о том, каким должен быть конкурс на их строительство, чтобы не пришлось начинать все заново. Об этом размышляет Юрий Аввакумов, архитектор, куратор знаменитой выставки "Бумажная архитектура" (1984), автор проекта "Русская утопия. Депозитарий".
Российская газета: Можно ли строить на Боровицком холме в принципе? И почему об этой охранной зоне не вспоминали, когда строили метро "Боровицкая"?
Юрий Аввакумов: Строить в охранных зонах в особых случаях можно, "сохраняя историко-градостроительную или природную среду объекта культурного наследия", как записано в законе. Нельзя строить плохо. Боровицкий холм - место с длинной историей, последнее изменение его облика случилось перед приездом в Москву Ричарда Никсона в 1972 году, когда в одну ночь несколько старых домиков в его оконечности было снесено, а образовавшийся пустырь заложили газоном. Это чудо случилось без малого сорок лет назад, а примерно за сорок лет до чуда здесь строили впечатляющее и сегодня здание государственной библиотеки и прокладывали метро. Вестибюль станции "Боровицкая" - всего лишь перестроенный павильон станции "Библиотека им. Ленина", построенной в 1935 году. В то время с историей, как мы знаем, особо не церемонились.
Последний художественный музей у нас в Москве, я имею в виду инженерный корпус в Лаврушинском переулке, проектировался еще при советской власти (Царицыно, разумеется, не в счет). С тех пор ничего нового, а тем более соответствующего современным музейным технологиям, у нас в отличие от остального мира не появилось. Одно только описание, как г-н Колосницын, на совести которого еще и новая версия "Военторга", уничтожившая знаменитое произведение архитектора Залесского, разрабатывает варианты фасадов исторических одновременно с "авангардистскими", говорит о глубокой архитектурной отсталости. Большинство наших архитекторов приучены "работать в стилях", не имея собственного - как заказчик пожелает. А ведь это академическая практика XIX века, сегодня такое всеядство ни в архитектуре, ни в изобразительном искусстве немыслимо. Представить, что Кулхаас или Гери пытаются чертить, как Палладио, невозможно. Хотя есть такие туристы с разговорниками, воображающие, что говорят не хуже местных.
РГ: Каковы должны быть условия конкурса, чтобы впоследствии не возникали сомнения в удачном выборе победителя? Предыдущие конкурсы не отвечали этим условиям?
Аввакумов: Понятно, что в 1995 году еще не принято было привлекать иностранцев к работе над подобными объектами, но сейчас ведь, кажется, уже любому ясно, что "Мерседес" инженерными силами волжского автогиганта не построишь. Досталась бы эта задача Щуко и Гельфрейху, авторам Библиотеки Ленина, они бы с ней наверняка справились. Ассиметричная постановка здания библиотеки, ритм простых и вместе с тем торжественных колонн и сегодня пригодились бы в качестве учебного пособия новым проектантам. Да и вообще современная архитектура способна предложить множество вариантов решения задачи, подобной "боровицкой". Есть разнообразные материалы, кроме полированного гранита и штукатурки: хоть прозрачный бетон, хоть поляризованное стекло... Есть разные композиционные схемы, кроме симметричной имперской. Есть иные возможности работать с ландшафтом, кроме как строить усадьбы на лужайке. Я даже небольшую рощицу здесь готов увидеть, но только не тот декорированный сдвоенными колоннами сарай, виды которого сейчас украшают строительный забор. А что до второго конкурса, то, как я понимаю, речь идет о тендере, где заказ получает тот, кто меньше запросил. О качестве в таких ситуациях говорить обычно не приходится.
РГ: Есть ли удачные, на ваш взгляд, примеры архитектурного решения депозитария, реставрационных мастерских, фондохранилища музея в мире? Чей опыт интересен?
Аввакумов: Опыт Давида Чипперфильда, например. В его портфолио немало построенных музеев в Европе и Америке, из последних - музей Фолькванг в Эссене, простой, воздушный, классический по структуре, а не по форме. Той же, кстати, площади, что и здание кремлевского депозитария. Виртуальная версия этого музея только что была представлена на Арт-Москве. Необходимо помнить, что музей - это фонды и экспозиция, их пропорциональное соотношение всегда определяется индивидуально. В нашем случае фондовская часть преобладает, но и экспозиционная наличествует, а значит, и посетители там должны быть. Понять, как все они будут попадать в музей по двум подземным переходам, я пока не могу. Скорее, на мой взгляд, речь должна идти о музее александрийского типа, для ограниченного круга ученых и специалистов, работающих с фондами.
РГ: Музей - это не только здание, но и экспозиционное пространство. Есть ли шанс, что строительство здания музея не окажется для музейщиков тем "дареным конем, которому в зубы не смотрят"? Есть ли примеры участия музейщиков в проектировании здания музеев?
Аввакумов: Я не знаю случаев цивилизованного строительства музея без участия его директора. Знаменитое здание музея Гуггенхайма в Бильбао не случилось бы без его директора Тома Кренца, который не только выбрал Фрэнка Гери в качестве архитектора, но и контролировал процесс проектирования и строительства на всех стадиях. А архитектор, соответственно, планировал пространственное устройство музея, имея в виду произведения искусства, которые там предполагалось экспонировать. Наша практика, увы, обратная - после того как заказчик подписал предпроектное предложение, он попадает к архитектору и вместе с ним к строителю в заложники. А если вспомнить, что от современной культуры мы последнее десятилетие только отдалялись, то и ожидать, что на Боровицком холме мы увидим произведение архитектурного искусства, нечего.